Но об этом пусть тебе расскажет Елена – я ей во всем доверилась и надеюсь, что не ошиблась в выборе.
У меня уже нет ни сил, ни времени, ни желания писать дальше. Я сказала тебе все, что хотела сказать. Прости за сбивчивый слог. И прощай, милый.
Не пишу, что твоя, ибо это уже не так, но просто –
Изабелла».
Филипп тяжело вздохнул и, ни мгновения не колеблясь, передал письмо Бланке.
– Да, скандал будет отменный, – согласился он. – Шикарный скандал намечается. Надеюсь... То бишь боюсь, что это окончательно добьет Филиппа-Августа Третьего.
Елена посмотрела на него долгим взглядом. Между тем Бланка углубилась в чтение письма, и по мере того, как она пробегала глазами все новые и новые строки, выражение ее лица менялось. Первоначальная ревность уступила место недоверчивому удивлению, которое вскоре переросло в глубочайшее изумление, затем она прошептала: «Матерь Божья!» – и в голосе ее явственно слышалось искреннее сочувствие и даже одобрение.
– Так вы боитесь, кузен? – наконец произнесла Елена, не отводя от него пристального взгляда. – Или все-таки надеетесь?
Филипп опять вздохнул:
– Не буду лукавить, кузина, я на это надеюсь. Филипп-Август Третий, хоть авантюрист и до крайности безалаберен, все же порядочный человек и любим подданными. Он всю свою жизнь не покладая рук трудился во благо Франции – и не его вина, но беда его, что результаты оказались прямо противоположными.
– Вы его расхваливаете, – сказала Елена, – и тем не менее...
– И тем не менее для меня более предпочтителен король Филипп Шестой, который самое большее за десять лет разбазарит всю страну, доведет ее до нищеты и разорения, и каждая собака в крестьянском дворе, не говоря о людях, люто возненавидит его.
– И тогда Франция сама попросится под руку галльского короля, – подытожила княжна. – Я вас правильно поняла?
– Совершенно верно, кузина.
– Однако вы честолюбец!
– Не возражаю, я честолюбив. Но вместе с тем замечу, что воссоединение Франции с Галлией не просто мой каприз, это неизбежный процесс. Рано или поздно все галльские государства объединятся в одно – Великую Галлию. В конце концов, французы – те же галлы, разве что нахватались сверх меры германских слов и взяли себе дурную привычку «съедать» конечные гласные...
– Какой же ты бессердечный! – вдруг выкрикнула Бланка, сжимая в руке письмо Изабеллы; на длинных ее ресницах блестели слезы. – Во всем ищешь для себя выгоду. И как только я могла полюбить такого... такое чудище!
– Ну вот, – с грустной улыбкой констатировала Елена. – Первая семейная ссора. А сейчас последует сцена ревности.
– Вовсе нет, – чуть успокоившись, ответила Бланка. – Никакой ревности. Ведь это было вчера, и это.. Это так трогательно, так прекрасно!
– Прекрасно?
– Да, Елена, прекрасно. Кузина Изабелла поступила правильно, она мужественная женщина. Когда я впервые увидела графа де Пуатье, то поняла, как мне повезло, что я не родилась лет на пять раньше – глядишь, меня бы выдали за эту мерзкую скотину. А потом... Вчера, когда он затянул эту гнусную песню, я посмотрела на Изабеллу – у нее был такой взгляд, там было столько боли, отчаяния и безысходности, что я.... Право, будь моя воля, я бы тотчас прикончила его, – последние слова она произнесла с тем жутким умиротворением, с той неестественной кротостью, с какими ее отец выносил смертные приговоры. – Но тебе этого не понять, кузина. Пока не понять – потому что ты еще... это...
– Потому что я еще девственница, – помогла ей Елена. – Нет, это потрясающе, Бланка! Недавно ты рассказывала о таких пикантных вещах, а теперь, в присутствии кузена Филиппа, стесняешься произнести это совершенно невинное слово... Но именно такую я тебя и люблю. – Она обняла Бланку и расцеловала ее в обе щеки. – Вы, случаем, не ревнуете, кузен?
– Ни капельки, – заверил ее Филипп. – Друзья Бланки – мои друзья.
– А значит, мы с вами друзья. Вот и хорошо! Может, тогда выпьем, как говаривают немцы, на брудершафт?
– То есть на ты? Великолепная идея! Ведь мы не такие уж дальние родственники – король Галлии Людовик Пятый был нашим общим прапрадедом. К тому же у меня с трудом поворачивается язык говорить «вы» хорошеньким девушкам, в особенности таким красавицам, как... как ты, Елена.
Они выпили на брудершафт.
– Итак, – произнесла затем княжна, – мне рассказывать про Изабеллу и Эрика сейчас, или отложим до утра?
– Сейчас, но только в общих чертах, – ответила Бланка. – Куда они направились? Что это за намек на возможное отречение от Господа Иисуса?
– И тебя это больше всего смущает, – улыбнулась Елена. – Не беспокойся, Изабелла не собирается отрекаться от христианства. Речь идет лишь о переходе в греческую веру.
– Ага! – сообразил Филипп. – Кузен Эрик возвращается на Балканы.
– Да. К весне в Далмации и Герцеговине снова намечается восстание против византийского господства, и на этот раз большинство тамошних вельмож склонны признать Эрика своим вождем, правда, с условием, что он примет православие.
– И Изабелла вместе с ним?
– Да. Чтобы выйти за него замуж. После обращения в греческую веру ее брак с кузеном Пуатье будет считаться недействительным, вернее, сомнительным по православным канонам, и любой греческий епископ может освободить ее от всех обязательств.
Филипп понимающе кивнул:
– Итак, наши беглецы вскоре поженятся и, если их предприятие увенчается успехом, через год станут правителями Далмации и Герцеговины. Что ж, недурно. В плане своего общественного положения кузина Изабелла теряет немного... кроме истинной веры, конечно, – добавил он, лукаво взглянув на Бланку. – Да и кузен Эрик не прогадал, влюбившись в Изабеллу Юлию, – ее родовое имя Филипп произнес с особым нажимом.
– О чем ты? – спросила Елена.
– Кажется, я понимаю, – отозвалась Бланка, укоризненно глядя на Филиппа. – И во всем-то он ищет политическую подоплеку, несносный такой!.. А впрочем, кузина, в этом что-то есть. Балканские славяне, хоть они и греческого вероисповедания, в политическом отношении больше тяготеют к Риму, чем к Константинополю, поэтому брак кузена Эрика с троюродной сестрой царствующего императора значительно укрепит его позиции.
– Ах! – в притворном отчаянии всплеснула руками Елена. – Почему тогда я не бежала с Эриком! Ведь я же двоюродная сестра Августа Юлия.
Все трое весело рассмеялись, и последние тучи над их головами рассеялись.
– Да, кстати, – спросил Филипп. – Когда они бежали?
– Сегодня утром, в восьмом часу, когда все остальные еще отходили после вчерашней попойки. Кузен Эрик оставил для Маргариты письмо, в котором сообщает, что вынужден незамедлительно вернуться на родину, и приносит извинения за свой поспешный отъезд. А что касается Изабеллы, то она «проболеет» до завтрашнего вечера – к тому времени они с Эриком уже наверняка будут в Беарне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167
У меня уже нет ни сил, ни времени, ни желания писать дальше. Я сказала тебе все, что хотела сказать. Прости за сбивчивый слог. И прощай, милый.
Не пишу, что твоя, ибо это уже не так, но просто –
Изабелла».
Филипп тяжело вздохнул и, ни мгновения не колеблясь, передал письмо Бланке.
– Да, скандал будет отменный, – согласился он. – Шикарный скандал намечается. Надеюсь... То бишь боюсь, что это окончательно добьет Филиппа-Августа Третьего.
Елена посмотрела на него долгим взглядом. Между тем Бланка углубилась в чтение письма, и по мере того, как она пробегала глазами все новые и новые строки, выражение ее лица менялось. Первоначальная ревность уступила место недоверчивому удивлению, которое вскоре переросло в глубочайшее изумление, затем она прошептала: «Матерь Божья!» – и в голосе ее явственно слышалось искреннее сочувствие и даже одобрение.
– Так вы боитесь, кузен? – наконец произнесла Елена, не отводя от него пристального взгляда. – Или все-таки надеетесь?
Филипп опять вздохнул:
– Не буду лукавить, кузина, я на это надеюсь. Филипп-Август Третий, хоть авантюрист и до крайности безалаберен, все же порядочный человек и любим подданными. Он всю свою жизнь не покладая рук трудился во благо Франции – и не его вина, но беда его, что результаты оказались прямо противоположными.
– Вы его расхваливаете, – сказала Елена, – и тем не менее...
– И тем не менее для меня более предпочтителен король Филипп Шестой, который самое большее за десять лет разбазарит всю страну, доведет ее до нищеты и разорения, и каждая собака в крестьянском дворе, не говоря о людях, люто возненавидит его.
– И тогда Франция сама попросится под руку галльского короля, – подытожила княжна. – Я вас правильно поняла?
– Совершенно верно, кузина.
– Однако вы честолюбец!
– Не возражаю, я честолюбив. Но вместе с тем замечу, что воссоединение Франции с Галлией не просто мой каприз, это неизбежный процесс. Рано или поздно все галльские государства объединятся в одно – Великую Галлию. В конце концов, французы – те же галлы, разве что нахватались сверх меры германских слов и взяли себе дурную привычку «съедать» конечные гласные...
– Какой же ты бессердечный! – вдруг выкрикнула Бланка, сжимая в руке письмо Изабеллы; на длинных ее ресницах блестели слезы. – Во всем ищешь для себя выгоду. И как только я могла полюбить такого... такое чудище!
– Ну вот, – с грустной улыбкой констатировала Елена. – Первая семейная ссора. А сейчас последует сцена ревности.
– Вовсе нет, – чуть успокоившись, ответила Бланка. – Никакой ревности. Ведь это было вчера, и это.. Это так трогательно, так прекрасно!
– Прекрасно?
– Да, Елена, прекрасно. Кузина Изабелла поступила правильно, она мужественная женщина. Когда я впервые увидела графа де Пуатье, то поняла, как мне повезло, что я не родилась лет на пять раньше – глядишь, меня бы выдали за эту мерзкую скотину. А потом... Вчера, когда он затянул эту гнусную песню, я посмотрела на Изабеллу – у нее был такой взгляд, там было столько боли, отчаяния и безысходности, что я.... Право, будь моя воля, я бы тотчас прикончила его, – последние слова она произнесла с тем жутким умиротворением, с той неестественной кротостью, с какими ее отец выносил смертные приговоры. – Но тебе этого не понять, кузина. Пока не понять – потому что ты еще... это...
– Потому что я еще девственница, – помогла ей Елена. – Нет, это потрясающе, Бланка! Недавно ты рассказывала о таких пикантных вещах, а теперь, в присутствии кузена Филиппа, стесняешься произнести это совершенно невинное слово... Но именно такую я тебя и люблю. – Она обняла Бланку и расцеловала ее в обе щеки. – Вы, случаем, не ревнуете, кузен?
– Ни капельки, – заверил ее Филипп. – Друзья Бланки – мои друзья.
– А значит, мы с вами друзья. Вот и хорошо! Может, тогда выпьем, как говаривают немцы, на брудершафт?
– То есть на ты? Великолепная идея! Ведь мы не такие уж дальние родственники – король Галлии Людовик Пятый был нашим общим прапрадедом. К тому же у меня с трудом поворачивается язык говорить «вы» хорошеньким девушкам, в особенности таким красавицам, как... как ты, Елена.
Они выпили на брудершафт.
– Итак, – произнесла затем княжна, – мне рассказывать про Изабеллу и Эрика сейчас, или отложим до утра?
– Сейчас, но только в общих чертах, – ответила Бланка. – Куда они направились? Что это за намек на возможное отречение от Господа Иисуса?
– И тебя это больше всего смущает, – улыбнулась Елена. – Не беспокойся, Изабелла не собирается отрекаться от христианства. Речь идет лишь о переходе в греческую веру.
– Ага! – сообразил Филипп. – Кузен Эрик возвращается на Балканы.
– Да. К весне в Далмации и Герцеговине снова намечается восстание против византийского господства, и на этот раз большинство тамошних вельмож склонны признать Эрика своим вождем, правда, с условием, что он примет православие.
– И Изабелла вместе с ним?
– Да. Чтобы выйти за него замуж. После обращения в греческую веру ее брак с кузеном Пуатье будет считаться недействительным, вернее, сомнительным по православным канонам, и любой греческий епископ может освободить ее от всех обязательств.
Филипп понимающе кивнул:
– Итак, наши беглецы вскоре поженятся и, если их предприятие увенчается успехом, через год станут правителями Далмации и Герцеговины. Что ж, недурно. В плане своего общественного положения кузина Изабелла теряет немного... кроме истинной веры, конечно, – добавил он, лукаво взглянув на Бланку. – Да и кузен Эрик не прогадал, влюбившись в Изабеллу Юлию, – ее родовое имя Филипп произнес с особым нажимом.
– О чем ты? – спросила Елена.
– Кажется, я понимаю, – отозвалась Бланка, укоризненно глядя на Филиппа. – И во всем-то он ищет политическую подоплеку, несносный такой!.. А впрочем, кузина, в этом что-то есть. Балканские славяне, хоть они и греческого вероисповедания, в политическом отношении больше тяготеют к Риму, чем к Константинополю, поэтому брак кузена Эрика с троюродной сестрой царствующего императора значительно укрепит его позиции.
– Ах! – в притворном отчаянии всплеснула руками Елена. – Почему тогда я не бежала с Эриком! Ведь я же двоюродная сестра Августа Юлия.
Все трое весело рассмеялись, и последние тучи над их головами рассеялись.
– Да, кстати, – спросил Филипп. – Когда они бежали?
– Сегодня утром, в восьмом часу, когда все остальные еще отходили после вчерашней попойки. Кузен Эрик оставил для Маргариты письмо, в котором сообщает, что вынужден незамедлительно вернуться на родину, и приносит извинения за свой поспешный отъезд. А что касается Изабеллы, то она «проболеет» до завтрашнего вечера – к тому времени они с Эриком уже наверняка будут в Беарне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167