– Неужели он обидел тебя?!
– Нет, не... не он... Это... это его... господин де... де Шеверни.
– Де Шеверни? Тот приятный молодой человек, с которым ты проболтала весь вечер?
– Д-да... Он... он оскорбил... оскорбил меня.
– Боже правый! – вскричала Маргарита. – Он изнасиловал тебя?!
В ответ девушка кивнула и разрыдалась пуще прежнего.
Принцесса села, опершись спиной на подушки, подтянула ноги и положила голову Матильды себе на колени.
– Поплачь, девочка, поплачь, милая, – нежно приговаривала она, гладя ее по спине и волосам. – Плачь, сколько можешь, тогда станет не так больно... Ах, он негодяй! Мерзкий насильник! Да я ему... Я покажу ему, подлецу такому. Ой, и покажу – чтоб другим неповадно было. Он у меня попляшет, помяни мое слово. Так получит, что после этого ад ему раем покажется... Нет, это уму непостижимо! С виду такой вежливый, такой застенчивый молодой человек – и на тебе! – Маргарита тяжело вздохнула. – Как плохо я знаю мужчин!..
Чуть погодя она принялась выспрашивать у Матильды подробности происшедшего; девушка отвечала ей, сдабривая каждую фразу обильным потоком слез, так что к концу повествования она наплакалась всласть и приутихла. Выслушав ее, принцесса вновь легла и привлекла Матильду к себе.
– Бедняжка ты моя глупенькая! Разве ты не понимаешь, что сама напросилась!
– О да, сударыня, прекрасно понимаю. Эта справедливая кара Божья за мои грехи, за мою развратность.
– За что, за что?! – изумилась Маргарита. – Какие еще грехи? Какая развратность? Да ты в своем уме, детка?!
– Это правда, сударыня. Я уже согрешила в мыслях, я поддалась соблазнам Искусителя. Я развратна своими помыслами.
– Бред собачий! Попридержи эту религиозную чушь для падре Эстебана, а мне мозги не пудри. Речь сейчас о другом. Вы с господином де Шеверни оба хороши; я даже затрудняюсь сказать, кто из вас больше виноват. Парень влюбился в тебя до умопомрачения, совсем потерял голову, а ты еще провоцировала его. Ну разве можно так обращаться с человеком, у которого крыша поехала? Вместо того чтобы посочувствовать ему, проявить жалость, сострадание, ты откровенно издевалась над ним, и, подозреваю, еще почище, чем рассказала мне. Если ты в чем-то и согрешила, так это нарушила заповедь Господню не искушать. Филипп, кстати, тоже издевался надо мной, но с определенным умыслом – чтобы я сама бросилась ему на шею. У него и в мыслях не было довести меня до белого каления, а затем попросту отшить... Черт возьми! Да попытайся он отколоть нечто подобное, я бы живо позвала стражу, велела привязать его к кровати и... – Маргарита прокашлялась. – Гм, ладно. Вернемся к нашим баранам... Н-да, и в самом деле к баранам, вернее, к барашкам – к двум глупым барашкам. Я, право, ума не приложу, что мне с вами делать – с тобой и господином де Шеверни. Во время приема, надо сказать, он произвел на меня очень приятное впечатление...
– Он негодяй, – сонно промямлила Матильда. – Я ненавижу его... И Красавчика ненавижу – он обманщик и подлец... Все мужчины подлецы... лжецы... Я их всех ненавижу...
– Ну-ну! – посуровела Маргарита. – Ты это брось! Без мужчин жизнь была бы скучна. Кого тогда прикажешь любить? Одних девчонок? Нет уж, уволь... Ах, душенька, ну и наделала ты мне хлопот со своим сумасшедшим поклонником! Как же теперь поступить с ним? Примерно наказать его, что ли? Можно, конечно, это напрочь выбьет дурь из его глупой башки – но ведь больно ударит и по тебе. Поди тогда найди тебе приличного мужа. Как там ни крути, а ты у нас, почитай, из самых низов. Лично я вижу только один выход из ситуации – но, боюсь, моя идея тебе не понравится. Ты ведь догадываешься, к чему я веду, Матильда?
Девушка не ответила. Измученная переживаниями, она наконец успокоилась и забылась в глубоком сне, тихо посапывая маленьким носиком. Она была так восхитительно красива, что Маргарита не удержалась и поцеловала ее.
– Спи, моя детка, спи, дорогая. И пусть сон принесет тебе облегчение...
Принцесса закрыла глаза, мысленно возвращаясь в объятия Филиппа. Тотчас кровать под ней будто провалилась, какое-то неведомое течение подхватило ее и быстро понесло сквозь густеющий туман дремоты в самую пучину сладких грез.
ГЛАВА XXX. В КОТОРОЙ ПОХОДЯ РЕШАЕТСЯ СУДЬБА МАТИЛЬДЫ, А ФИЛИПП НАЧИНАЕТ ПОНИМАТЬ, ЧТО ЯВНО ПОСПЕШИЛ С ПЕРЕОЦЕНКОЙ ЦЕННОСТЕЙ
Молоденький паж провел Филиппа на крытую террасу с видом на дворцовый парк, где при хорошей погоде Маргарита имела обыкновение обедать в узком кругу друзей. На этот раз за столом компанию ей составляли две постоянные ее сотрапезницы – Бланка и Жоанна, а также Этьен де Монтини, занявший место своей сестры, которая по вполне понятным причинам сегодня отсутствовала.
Пустовало и кресло справа от Маргариты – с начала июня и вплоть до последнего дня его неизменным хозяином был Рикард Иверо. Но сегодня Маргарита не пригласила его к себе. Также не предвиделось присутствие сестры Рикарда, Елены.
Когда появился Филипп, Маргарита, и до того удивившая Бланку и Жоанну бесконечными проволочками с началом обеда, отколола нечто вообще из ряда вон выходящее – она встала из-за стола и почти бегом бросилась ему навстречу.
– А вот и наш милый кузен, – проворковала она, глядя на него с откровенным восхищением. – Вы уж не взыщите, что мы начали без вас...
– Э, нет, кузина, – живо возразил Филипп. – Так не пойдет. Ведь это я должен извиняться за опоздание. – Он галантно поцеловал ее руку и почтительным кивком приветствовал остальных присутствующих. – Во всем виноват мой паж. Я сказал ему, что меня ни для кого нет, имея в виду моих придворных. Но он понял эти слова буквально и целых полчаса заговаривал зубы вашему посланнику, в то время как я беседовал с... мм... с одним из моих дворян – о чем я рассчитываю потолковать с вами несколько позже.
– Да, – кивнула Маргарита. – Об этом мы непременно поговорим – но чуть позже. А пока, прошу вас к столу, кузен.
Филипп расположился в кресле Рикарда Иверо, первым делом отпил из кубка глоток вина и произнес:
– Направляясь к вам, я заметил на площади римские флаги и штандарты. Вы не знаете, с какой это стати? Неужели прибыл император?
– Нет, – ответила Маргарита. – Только консул Гай Орсини Калабрийский с известием о приближении императорского поезда. Самого Августа Юлия мы ожидаем к вечеру.
– Ах да, теперь вспомнил. Утром меня пытались разбудить по поручению отца, но спросонку я заявил, что и сотня консулов не помешают мне выспаться.
– Еще бы! – едко заметила Бланка. – Ведь вы так утомились.
Филипп озадаченно уставился на нее. Эти симптомы были ему хорошо знакомы. В дурном расположении духа Бланка становилась крайне язвительной, и горе было тому, кто в такие моменты подворачивался ей под горячую руку (вернее, острый язычок) да еще осмелится пререкаться с нею.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167