– Может быть, может быть, – не стала возражать Маргарита. – Правда, ваш Руис де Монтихо ни во что его не ставит.
Бланка пренебрежительно фыркнула:
– Тоже мне, авторитет нашла! Его просто снедает зависть к таланту дона Тибальда. По мне, Руис де Монтихо – несерьезный поэт.
– А граф Шампанский, по-твоему, серьезный? Да более легкомысленного человека я еще не встречала!
– С ним лично я не знакома, – ответила Бланка, – поэтому не берусь судить, какой он человек. Но поэт он серьезный, даже гениальный. Хотя я не считаю себя большим знатоком поэзии, все же осмелюсь предположить, что потомки поставят Тибальда де Труа на одну доску с такими видными фигурами в литературе, как Вергилий, Гомер и Петрарка.
Слова «доска» и «фигуры» вызвали у Маргариты странную цепочку ассоциаций. В отличие от Бланки, страстной любительницы шахмат, наваррская принцесса терпеть не могла эту игру – за шахматной доской она откровенно скучала, и ее клонило ко сну. Вслед за словом «сон» в ее голове завертелось слово «постель», повлекшее за собой приятные мысли о том, чем люди занимаются в постели помимо того, что спят.
Маргарита томно посмотрела на Рикарда и сладко зевнула.
– Ну все, друзья, – заявила она. – Хорошего понемногу. Поздно уже, пора ложиться баиньки. Рикард, проводи кузину до ее покоев. Господин де Монтини, небось, заждался от нее весточки.
Лицо Бланки обдало жаром, и чтобы скрыть смущение, она торопливо направилась к выходу. Исполняя просьбу Маргариты, Рикард последовал за ней.
Весь путь они прошли молча, думая каждый о своем. Но возле своей двери Бланка задержала Рикарда.
– Кузен, – сказала она. – Я очень волнуюсь за вас. Боюсь, это может плохо кончиться.
– О чем вы говорите?
– О ваших отношениях с Маргаритой. Она просто играет с вами в любовь. А вы тешите себя напрасными надеждами.
Рикард мрачно усмехнулся:
– Я не слепой, кузина. Я все вижу, все знаю. Но буду бороться до конца.
– А если...
– Прошу вас, не надо. Я не хочу сейчас думать об этом.
– Да поймите же наконец, что на одной Маргарите свет клином еще не сошелся.
– Увы, для меня сошелся.
– Неужели во всем мире нет другой женщины, достойной вашей любви?
– Почему же, есть, – ответил Рикард. – Даже две. Но, к сожалению, они обе не для меня. Ведь вы замужем, а Елена моя родная сестра.
Бланка удрученно покачала головой:
– Право, вы безумец, Рикард!..
Когда Рикард возвратился, Маргарита уже разделась и ожидала его, лежа в постели. На невысоком столике возле кровати стоял, прислоненный к стене, портрет Филиппа.
– А это еще зачем? – с досадой произнес Рикард. – Чтоб лишний раз поиздеваться надо мной?
– А какое тебе, собственно, дело? – Маргарита поднялась с подушек, подвернув под себя ноги. – Пусть побудет здесь, пока его место не займет оригинал.
– Маргарита! – в отчаянии простонал Рикард. – Ты разрываешь мое сердце!
– Ах, какие громкие слова! Какая бездна страсти! – Она протянула к нему руки. – Ну, иди ко мне, мой малыш. Я мигом твое сердечко вылечу.
Рикард сбросил с ног башмаки, забрался на кровать и привлек ее к себе.
– Маргаритка моя Маргаритка, – прошептал он, зарываясь лицом в ее душистых волосах. – Цветочек ты мой ненаглядный. Как я смогу жить без тебя?..
– А зачем тебе жить без меня? – спросила Маргарита. – Давай будем жить вместе. Ты такой милый, такой хороший, я так тебя люблю.
– Пока, – добавил Рикард.
– Что «пока»?
– Пока что ты любишь меня. Но потом...
– Не думай, что будет потом. Живи сегодняшним днем, вернее, сегодняшней ночью, и все уладится само собой.
– Если бы так... Ты, кстати, знаешь, почему моя мать не одобряет наших отношений? Не только потому, что считает их греховными.
– А почему же?
– Оказывается, еще много лет назад она составила на нас с тобой гороскоп, и звезды со всей определенностью сказали ей, что мы принесем друг другу несчастье.
– Ты веришь в это?
– Боюсь, что верю.
– Так зачем же ты любишь меня? Почему ты не порвешь со мной?
Рикард тяжело вздохнул:
– Да хотя бы потому, что я не в силах отказаться от тебя. Ты так прекрасна, ты просто божественная...
– Я божественная! – рассмеялась Маргарита. – Ошибаешься, милый! Я всего лишь до крайности распущенная девчонка.
– Да, ты распущенная, – согласился Рикард. – Но все равно я люблю тебя. Я люблю в тебе и твое беспутство, я люблю в тебе все – и достоинства, и недостатки.
– Даже недостатки?
– Их особенно. Если бы их не было, ты была бы совсем другой женщиной. А я люблю тебя такую, именно такую, до последней частички такую, какая ты есть. Другой мне не надо.
– Я есть такая, какая я есть, – задумчиво произнесла Маргарита. – Тогда не гаси свечи, Рикард. Шила в мешке не утаишь.

ГЛАВА XXII. ГРЕХОПАДЕНИЕ МАТИЛЬДЫ ДЕ МОНТИНИ
– Безобразие! – недовольно проворчал Гастон д’Альбре, развалившись на диване в просторной гостиной роскошных апартаментов, отведенных Филиппу во дворце наваррского короля.
– Еще бы, – отозвался пьяненький Симон де Бигор. – Это очень даже невежливо.
Он сидел на подоконнике, болтая в воздухе ногами. Находившийся рядом Габриель де Шеверни готов был в любой момент подстраховать друга, если тот вздумает вывалиться в открытое окно.
Последний из присутствующих, Филипп, стоял перед большим зеркалом и придирчиво изучал свое отражение.
– Что невежливо, это уж точно, – согласился он.
Все четверо только что возвратились с торжественного обеда, данного королем в честь прибытия гасконских гостей. Маргарита на обед явиться не соизволила, ссылаясь на отсутствие аппетита, и именно по этому поводу Гастон с Симоном выражали свое неудовольствие. Филиппа же возмутила главным образом бесцеремонность принцессы: ведь ей ничего не стоило придумать более подходящий и менее вызывающий предлог – скажем, плохое самочувствие.
Впрочем, он не считал эту выходку Маргариты плохим знаком – скорее наоборот. По некотором размышлении Филипп пришел к выводу, что ее поступок свидетельствует о крайнем раздражении, обиде и даже уязвленной гордости. И причиной этому, вне всякого сомнения, был он. Скорее всего, Маргарита уже решила остановить свой выбор на нем – и теперь досадует из-за этого, чувствует себя униженной, потерпевшей поражение...
Филипп добродушно улыбнулся своему отражению в зеркале и дал себе слово, что в самом скором времени заставит Маргариту позабыть о досаде и унижении, которые она испытывает сейчас.
– Да перестань ты глазеть в это чертово зеркало! – раздраженно произнес Гастон. – Вот еще франт, все прихорашивается и прихорашивается! И так уже смазлив до неприличия. Прямо как девчонка.
Филипп перевел на кузена кроткий взгляд.
– И вовсе я не прихорашиваюсь.
– Ну, так любуешься собой.
– И не любуюсь. Я просто думаю.
– О чем, если не секрет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167