– Не гневайся, душенька, за мои невинные слова, – сказала она, садясь в кресло. – Будь снисходительна к отвергнутой сопернице... И не надо морщиться, прошу тебя. Здесь все свои – зачем же лицемерить?
Такие вот реплики, которые время от времени позволяла себе Маргарита, очень льстили тщеславию Филиппа, а Бланку приводили в смятение, вызывая у нее болезненные приступы ревности, вкупе со страхом когда-нибудь потерять Филиппа, как потеряла его Маргарита. И чтобы не поссориться с подругой, Бланка всякий раз спешила переменить тему разговора.
– Боюсь, мы пришли некстати, – заметила она, глядя на небрежную прическу наваррской принцессы. – Ты, наверное, отдыхала?
– И да, и нет. Я только что вышла из спальни, но там не отдыхала, а развлекалась. Наставляла рога Тибальду.
Бланка смутилась и в замешательстве опустила глаза. А Филипп тихо фыркнул.
– Быть может, нам лучше уйти, чтобы не мешать вам? – спросил он. – Только откровенно, принцесса. Ведь здесь все свои, как вы любите выражаться. Отбросьте излишнюю деликатность, и если мы помешали вам, так прямо и скажите. И тогда мы уйдем.
– Э нет, друзья, останьтесь, – покачала головой Маргарита. – С этим делом я давно справилась, даже увлеклась сверх меры.
– И кто ваш счастливый избранник?
Бланка укоризненно поглядела на Филиппа, мысленно упрекая его за бесцеремонный вопрос. Маргарита же улыбнулась им обоим своей лучезарной улыбкой, а в глазах ее заплясали чертики.
– Ах, друзья, это настоящее чудо! Он такой милый, такой наивный, такое очаровательное дитя...
– Прямо как Симон, – вырвалось у Филиппа.
– Так это он и есть.
Филипп изумленно уставился на Маргариту:
– Симон?! Да что вы говорите!
– А что тут такого странного, скажите на милость? И вообще, я не могу взять в толк, принц, почему ваша двоюродная сестра пренебрегает им.
– Он уже успел вам поплакаться?
– В некотором смысле.
– Это в его репертуаре. Симона хлебом не корми, дай ему только пожаловаться на Амелину... И все же поверьте, Маргарита, он сгущает краски. По-своему Амелина очень любит его.
– По-своему? – с лукавой улыбкой переспросила принцесса. – Как это, по-своему?
– Это долгая песня, пожалуй, длинною в целую жизнь. А если в нескольких словах, то он трогает ее, она жалеет его и любит, как свое дитя.
– Жалеет, говорите? – задумчиво произнесла Маргарита. – Гм... По мне, жалость со стороны женщины только унижает мужчину. Настоящего мужчину... Кстати, о госпоже Амелии. Филипп, вы не откажете мне в одной небольшой услуге?
– С удовольствием, Маргарита.
– Тогда напишите ей, что Симон вывихнул ногу.
– Но зачем?
– Я хочу, чтобы он остался в Памплоне.
– Кузина! – с упреком отозвалась Бланка.
– И в самом деле, – поддержал ее Филипп. – Не надо травмировать Симона. Прошу вас, Маргарита.
– А с чего вы взяли, что я собираюсь его травмировать? Напротив, я хочу сделать из него взрослого мужчину. Настоящего мужчину, которому ни к чему будет жалость женщины.
Филипп с сомнением покачал головой:
– Вряд ли что-то получится из вашей затеи. Через пару дней он вам надоест, вы найдете себе другого, а его бросите, вскружив ему голову.
– Вы так считаете?
– Я в этом уверен. Ведь ни для кого не секрет, что наш Симон глупенький.
– Ну, и что с того? Почему вы думаете, что мне обязательно нужны умники? Вовсе нет! От них только сплошные неприятности. Один умник был так умен, что, в конечном итоге, свихнулся и позволил кузену Бискайскому погубить себя. Другой умник коварно одурачил меня. – (Тут Филипп покраснел и поджал губы.) – А третий из этой блестящей компании умников поспешил забраться под юбки моей фрейлине – авансом, так сказать, чтобы я, случаем, не опередила его. Да плевать я на вас хотела!
– Хорошо, Маргарита, – примирительным тоном произнес Филипп, видя, как она завелась. – Ваши симпатии, это ваше личное дело. Можете не сомневаться, я исполню вашу просьбу, напишу, что Симон вывихнул ногу, только вряд ли Амелина в это поверит. Я подозреваю, что кто-то из моей свиты информирует ее о каждом его шаге.
– Это несущественно, кузен. Речь идет лишь о формальном предлоге. А то, что его жена будет знать обо всем, даже к лучшему. Поверьте, пренебрежение со стороны мужчины больно уязвляет женщину. А если, к тому же, она сама далеко не святая, то ее начинают мучить угрызения совести, что она так откровенно и бесстыдно изменяла мужу...
– А может, достаточно, принцесса? – без всяких церемоний оборвал ее Филипп. – Поговорим-ка лучше о чем-нибудь другом, более приемлемом для Бланки. Этот наш разговор вгоняет ее в краску.
Маргарита взглянула на смущенную Бланку и глумливо ухмыльнулась:
– Ох, уж эта ее деликатность! И когда же вы, в конце-то концов, перевоспитаете ее?
– Не все сразу, Маргарита, не все сразу. Не так-то просто выбить из этой хорошенькой и умненькой головки те дурацкие предрассудки, которые прочно засели там благодаря стараниям ее целомудренных наставниц-кармелиток. Впрочем, некоторый прогресс уже налицо. Так, скажем, сегодня Бланка объяснила мне, почему она не может быть беременной от Монтини, и при этом ни разу не покраснела. Правда, милочка?
Милочка утвердительно кивнула, и, вопреки уверениям Филиппа, щеки ее заалели.
– Это уже неплохо, – сказала Маргарита. – А в постели тоже наблюдаются перемены? Или она по-прежнему...
– Прекрати, кузина! – резко произнесла Бланка; взгляд ее помрачнел. – Какая же ты бесстыжая, в самом деле! Тебя не должно касаться, что мы делаем в постели, заруби себе на носу. И уж тем более ты не должна спрашивать об этом Филиппа, понятно? Здесь ни при чем мое якобы ханжество, просто есть вещи, о которых следует молчать даже в кругу близких друзей...
– Из деликатности, разумеется.
– Да, из деликатности. Негоже обсуждать на людях то... то самое сокровенное, что является достоянием лишь двух человек. Мне всегда казалось, что ты слишком озабочена этим, но по-моему это уже чересчур – совать свой любопытный нос в чужую постель. Учти: еще одно слово, и я уйду.
– Бланка права, – поддержал ее Филипп. – Как мне не прискорбно, кузина, но в таком случае я тоже буду вынужден уйти.
– Ну что ж, – вздохнула Маргарита. – Коль скоро вы не желаете говорить о любви, потолкуем о смерти.
– О чьей?
– О смерти французского короля и его старшего сына, о чьей же еще?
Бланка удивленно вскинула брови:
– Да что ты говоришь?!
– А разве вы ничего не слыхали?
– Нет, принцесса, ровным счетом ничего, – ответил пораженный Филипп. – А что произошло? Несчастный случай?
Маргарита хмыкнула:
– Скорее, это счастливый случай. Филипп-Август Третий с его авантюрными крестовыми походами был настоящим бедствием для Франции – но Филипп де Пуатье стал бы ее погибелью. По моему убеждению, Господь наконец смилостивился над несчастной страной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167