В постели с Этьеном Бланка чувствовала себя скованно и неловко, принимая в штыки каждую новую его ласку. Ее неотступно преследовал страх перед разного рода извращениями – этими коварными ловушками, которые в изобилии расставил на тернистом пути любви враг рода человеческого. Как-то раз она в пылу страсти она укусила Монтини, да так сильно, что тот взвыл от боли, а на плече у него впоследствии появился внушительный синяк. Потрясенная своим поступком, Бланка немедленно прогнала Этьена прочь, сгоряча обвинив его в том, что якобы он умышленно довел ее до такого состояния, и затем целую неделю не подпускала его к себе.
В конце концов она сменила гнев на милость, однако за время опалы Монтини сделал для себя ошеломляющее открытие. Он вдруг понял, что любит ее всем сердцем, любит как женщину, а не как принцессу, и оттого очень испугался. Пока еще не поздно, Этьен пытался бежать из Памплоны, но Бланка вовремя спохватилась и отрядила в погоню за ним дюжину королевских гвардейцев, которые быстро изловили беглеца и вернули его назад во дворец. Увидев горькие слезы возлюбленной, Этьен мигом позабыл обо всех своих страхах и сомнениях, бросился ей в ноги, моля о прощении, и, конечно же, был прощен. С тех пор он старался не думать о будущем и жил только текущим днем...
Когда граф Бискайский без предупреждения ворвался в спальню жены, утомленные любовники едва лишь погрузились в легкую дрему. Бланка вскрикнула от неожиданности и подхватилась с подушки. В лицо ей бросилась краска негодования.
– Вы?! – гневно произнесла она. – Вы осмелились нарушить мой запрет?!
Александр остановился возле кровати, держа в руке зажженную свечу. За дверью слышалось встревоженное кудахтанье сонной горничной.
– Погодите, сударыня, не кипятитесь. Я пришел совсем не для того, чтобы проситься к вам в постель. Тем более что место в ней, похоже, занято всерьез и надолго.
– Ах, какое великодушие, граф! Какой широкий жест! Я, право, польщена... Гм... Так чему же я обязана честью вашего визита?
Граф вставил свечу в пустой подсвечник на туалетном столике, пододвинул ближе к кровати низенький табурет и осторожно опустился на него.
– Чему, спрашиваете? Скорее, кому. – И он вперился взглядом в оробевшего Монтини.
– Даже так! – Вдруг Бланка сообразила, что она совершенно голая, и торопливо натянула на плечи одеяло. Этьену и вовсе захотелось укрыться с головой. – Ну и ну! Это уже интересно.
– Очень интересно, сударыня. Даже интригующе: принцесса Кастилии, старшая дочь короля, в постели с нищим попрошайкой. Да-а, порой жизнь подносит нам презабавнейшие курьезы...
– Если вы намерены и дальше разговаривать в таком тоне, – предупредила Бланка, бледнея от гнева, – можете не утруждать себя. Лучше уж сразу убирайтесь к чертовой матери.
– Ай, ай, ай! – удрученно покачал головой граф. – Как быстро вы учитесь у Маргариты всем ее порокам – и разврату, и сквернословию! Куда и девалась ваша застенчивость, изысканность в речах... – Он умолк, так как Бланка уже готова была взорваться. – Впрочем, ладно. Прошу прощения за грубость и предлагаю в дальнейшем обходиться без взаимных упреков и оскорблений. Скажем так: лежащий подле вас молодой господин, несмотря на свои бесспорные достоинства, все же недостаточно знатен и богат... мм... для такой высокой должности, как любовник принцессы.
Монтини не знал, где ему деться от стыда и унижения. В словах графа он почувствовал кислый привкус правды – тот самый привкус, который уже давно набил ему оскомину.
– Это не ваше дело, сударь! – зло ответила Бланка. – Вас это не должно касаться.
– Однако касается. Так касается, что даже кусается. Ведь вы, сударыня, хотите того или нет, в глазах всего мира являетесь моей женой. Мне не безразлично, с кем вы делите постель, так как об этом судачат все, кому не лень. И, добавлю, исподтишка насмехаются надо мной. Вы выставляете меня на всеобщее посмешище.
– Скажите еще спасибо, что не на позорище. А я могу это сделать, вы знаете.
Александр тяжело вздохнул:
– Да уж, знаю. Крепко вы держите меня в узде, нечего сказать... Итак, сударыня, после этой словесной разминки, перейдем к делу.
– К какому еще делу? У меня, к счастью, нет с вами никаких общих дел.
– Речь идет об одном милом молодом человеке, который...
– Об этом милом молодом человеке я как-нибудь сама позабочусь, – оборвала его Бланка. – Не смейте вмешиваться в мою личную жизнь, господин граф. Вы потеряли на это право.
– Но я хочу предложить вам полюбовную сделку, – настаивал Александр. – Надеюсь, она удовлетворит нас обоих... всех троих.
Однако Бланка была непреклонна:
– Ничего у вас не выйдет, милостивый государь. Я не собираюсь ронять свое достоинство, заключая с вами какую бы то ни было сделку. Довольно с меня и нашего брака – самого прискорбного события всей моей жизни... Коломба! – громко позвала она.
Тотчас дверь отворилась, и в спальню прошмыгнула молоденькая смуглолицая горничная.
– Что вам угодно, моя госпожа?
– Граф покидает нас. Проводи его к выходу, чтобы он случайно не заблудился.
– Но, сударыня... – начал было Александр.
– Аудиенция закончена, милостивый государь, – кротко произнесла Бланка. – Еще одно слово, и я велю страже вышвырнуть вас вон. Уразумели?
Граф все уразумел. Ему был хорошо знаком этот тон – ровный, сдержанный, чуть ли не ласковый. Таким вот тоном покойный дон Фернандо в былые времена объявлял смертные приговоры провинившимся дворянам и чиновникам. Таким же тоном в тот памятный февральский день Бланка запретила ему под страхом разоблачения переступать порог ее покоев. В состоянии крайнего раздражения она производила еще более жуткое впечатление, чем даже ее отец, ибо произносила свои угрозы не только ласково, но и нараспев. Александр вновь вздохнул, поднялся с табурета и молча направился к двери.
– Ага! – в последний момент вспомнил он, вернулся к столику, вынул из подсвечника свою свечу, пояснив с мрачной улыбкой: – Чего доброго, еще швырнете мне в спину, – и лишь затем вышел.
– Интересно, о какой это сделке он говорил? – первым отозвался Монтини, когда горничная затворила за собой дверь. – Что он хотел предложить?
– Наверняка собирался дать тебе денег, – сказала Бланка, положив голову ему на грудь. – Полагаю, тысяч десять, не меньше.
– Но зачем? Чтобы откупиться от меня? Бланка, родная, неужели ты подумала, что я соглашусь? Да ни за что! Ты мне дороже всех сокровищ мира.
– Знаю, милый. Но он не это имел в виду. По-видимому, он хотел, чтобы ты прикупил себе земель и стал зажиточным сеньором. Чтобы он, видишь ли, не стыдился тебя, как моего любовника.
– О!..
– Какая низость! – гневно продолжала Бланка. – Предлагать свои грязные деньги! Ну, нет! Пусть лучше я опустошу нарбоннскую казну, но сама, без его помощи, соберу нужную тебе сумму.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167
В конце концов она сменила гнев на милость, однако за время опалы Монтини сделал для себя ошеломляющее открытие. Он вдруг понял, что любит ее всем сердцем, любит как женщину, а не как принцессу, и оттого очень испугался. Пока еще не поздно, Этьен пытался бежать из Памплоны, но Бланка вовремя спохватилась и отрядила в погоню за ним дюжину королевских гвардейцев, которые быстро изловили беглеца и вернули его назад во дворец. Увидев горькие слезы возлюбленной, Этьен мигом позабыл обо всех своих страхах и сомнениях, бросился ей в ноги, моля о прощении, и, конечно же, был прощен. С тех пор он старался не думать о будущем и жил только текущим днем...
Когда граф Бискайский без предупреждения ворвался в спальню жены, утомленные любовники едва лишь погрузились в легкую дрему. Бланка вскрикнула от неожиданности и подхватилась с подушки. В лицо ей бросилась краска негодования.
– Вы?! – гневно произнесла она. – Вы осмелились нарушить мой запрет?!
Александр остановился возле кровати, держа в руке зажженную свечу. За дверью слышалось встревоженное кудахтанье сонной горничной.
– Погодите, сударыня, не кипятитесь. Я пришел совсем не для того, чтобы проситься к вам в постель. Тем более что место в ней, похоже, занято всерьез и надолго.
– Ах, какое великодушие, граф! Какой широкий жест! Я, право, польщена... Гм... Так чему же я обязана честью вашего визита?
Граф вставил свечу в пустой подсвечник на туалетном столике, пододвинул ближе к кровати низенький табурет и осторожно опустился на него.
– Чему, спрашиваете? Скорее, кому. – И он вперился взглядом в оробевшего Монтини.
– Даже так! – Вдруг Бланка сообразила, что она совершенно голая, и торопливо натянула на плечи одеяло. Этьену и вовсе захотелось укрыться с головой. – Ну и ну! Это уже интересно.
– Очень интересно, сударыня. Даже интригующе: принцесса Кастилии, старшая дочь короля, в постели с нищим попрошайкой. Да-а, порой жизнь подносит нам презабавнейшие курьезы...
– Если вы намерены и дальше разговаривать в таком тоне, – предупредила Бланка, бледнея от гнева, – можете не утруждать себя. Лучше уж сразу убирайтесь к чертовой матери.
– Ай, ай, ай! – удрученно покачал головой граф. – Как быстро вы учитесь у Маргариты всем ее порокам – и разврату, и сквернословию! Куда и девалась ваша застенчивость, изысканность в речах... – Он умолк, так как Бланка уже готова была взорваться. – Впрочем, ладно. Прошу прощения за грубость и предлагаю в дальнейшем обходиться без взаимных упреков и оскорблений. Скажем так: лежащий подле вас молодой господин, несмотря на свои бесспорные достоинства, все же недостаточно знатен и богат... мм... для такой высокой должности, как любовник принцессы.
Монтини не знал, где ему деться от стыда и унижения. В словах графа он почувствовал кислый привкус правды – тот самый привкус, который уже давно набил ему оскомину.
– Это не ваше дело, сударь! – зло ответила Бланка. – Вас это не должно касаться.
– Однако касается. Так касается, что даже кусается. Ведь вы, сударыня, хотите того или нет, в глазах всего мира являетесь моей женой. Мне не безразлично, с кем вы делите постель, так как об этом судачат все, кому не лень. И, добавлю, исподтишка насмехаются надо мной. Вы выставляете меня на всеобщее посмешище.
– Скажите еще спасибо, что не на позорище. А я могу это сделать, вы знаете.
Александр тяжело вздохнул:
– Да уж, знаю. Крепко вы держите меня в узде, нечего сказать... Итак, сударыня, после этой словесной разминки, перейдем к делу.
– К какому еще делу? У меня, к счастью, нет с вами никаких общих дел.
– Речь идет об одном милом молодом человеке, который...
– Об этом милом молодом человеке я как-нибудь сама позабочусь, – оборвала его Бланка. – Не смейте вмешиваться в мою личную жизнь, господин граф. Вы потеряли на это право.
– Но я хочу предложить вам полюбовную сделку, – настаивал Александр. – Надеюсь, она удовлетворит нас обоих... всех троих.
Однако Бланка была непреклонна:
– Ничего у вас не выйдет, милостивый государь. Я не собираюсь ронять свое достоинство, заключая с вами какую бы то ни было сделку. Довольно с меня и нашего брака – самого прискорбного события всей моей жизни... Коломба! – громко позвала она.
Тотчас дверь отворилась, и в спальню прошмыгнула молоденькая смуглолицая горничная.
– Что вам угодно, моя госпожа?
– Граф покидает нас. Проводи его к выходу, чтобы он случайно не заблудился.
– Но, сударыня... – начал было Александр.
– Аудиенция закончена, милостивый государь, – кротко произнесла Бланка. – Еще одно слово, и я велю страже вышвырнуть вас вон. Уразумели?
Граф все уразумел. Ему был хорошо знаком этот тон – ровный, сдержанный, чуть ли не ласковый. Таким вот тоном покойный дон Фернандо в былые времена объявлял смертные приговоры провинившимся дворянам и чиновникам. Таким же тоном в тот памятный февральский день Бланка запретила ему под страхом разоблачения переступать порог ее покоев. В состоянии крайнего раздражения она производила еще более жуткое впечатление, чем даже ее отец, ибо произносила свои угрозы не только ласково, но и нараспев. Александр вновь вздохнул, поднялся с табурета и молча направился к двери.
– Ага! – в последний момент вспомнил он, вернулся к столику, вынул из подсвечника свою свечу, пояснив с мрачной улыбкой: – Чего доброго, еще швырнете мне в спину, – и лишь затем вышел.
– Интересно, о какой это сделке он говорил? – первым отозвался Монтини, когда горничная затворила за собой дверь. – Что он хотел предложить?
– Наверняка собирался дать тебе денег, – сказала Бланка, положив голову ему на грудь. – Полагаю, тысяч десять, не меньше.
– Но зачем? Чтобы откупиться от меня? Бланка, родная, неужели ты подумала, что я соглашусь? Да ни за что! Ты мне дороже всех сокровищ мира.
– Знаю, милый. Но он не это имел в виду. По-видимому, он хотел, чтобы ты прикупил себе земель и стал зажиточным сеньором. Чтобы он, видишь ли, не стыдился тебя, как моего любовника.
– О!..
– Какая низость! – гневно продолжала Бланка. – Предлагать свои грязные деньги! Ну, нет! Пусть лучше я опустошу нарбоннскую казну, но сама, без его помощи, соберу нужную тебе сумму.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167