– Ты подозревал, что короля уже отравили.
– Да, я догадывался об этом.
– И с каких пор?
– С тех пор как получше узнал Бланку. Меня вообще удивляет, что это не пришло в голову другим осведомленным, тем, кто и раньше знал ее – Филиппу, Маргарите, обоим королям, самой Бланке, наконец... Недели три назад я сидел и смотрел, как она играет с тобой в шахматы, смотрел на выражение ее лица – сосредоточенное, решительное, волевое, даже жестокое... Тогда я подумал: как глуп был граф Бискайский, если он всерьез рассчитывал, что Инморте, который много времени проводил при кастильском дворе и наверняка хорошо знает крутой нрав Бланки, согласится возвести ее на престол. И тут-то я понял: граф вовсе не глуп; человек, спланировавший такое, без преувеличения, гениальное преступление, не может быть глупцом.
Будто подброшенный пружиной, Гастон вскочил и сел на кровати.
– Елки-палки! Это же было ясно, как Божий день!
– Да, да, да! Граф Бискайский, безусловно, знал, что представляет из себя его жена. Он знал, что ее хорошо знает Инморте и что отношения между ними крайне враждебные. Будь на месте Бланки женщина с характером Жоанны Наваррской... Да что там! Будь на ее месте даже Маргарита – и то графу, возможно, удалось бы убедить Инморте, что в конце концов он приберет жену к рукам и сам станет у кормила власти. Но Бланка... – Эрнан цокнул языком. – Одним словом, я тут же написал дону Альфонсо, что, по моему мнению, граф Бискайский либо выжил из ума – что маловероятно, либо – что более вероятно – Фернандо проболтался ему, что его брат уже отравлен и кризис должен наступить в конце ноября. А правду ли он сказал или же малость приврал, опережая события, судить я, мол, не берусь.
– И распоряжение немедленно доставить Фернандо в Толедо явилось ответом на твое письмо королю?
– Ну да. Как ты сам видишь, этот ответ чуть было не запоздал. У меня уже начало иссякать терпение. Я не знал, что мне думать, и даже начал всерьез помышлять о том, чтобы тайком пробраться в замок и самолично прикончить Фернандо. К счастью, все обошлось, и теперь, если дон Альфонсо умрет, королевой Кастилии станет Бланка. Осмелюсь предположить, что при ней иезуиты будут с ностальгией вспоминать о двух предыдущих царствованиях.
– Что верно, то верно, – согласился Гастон. – Уж она-то задаст им перцу... Ай, черт! – вскричал он, пораженный внезапной мыслью. – Ведь тогда Филипп может стать королем!
– А он и станет королем, – невозмутимо подтвердил Эрнан. – Королем Галлии.
– Нет, дружище, не о том речь. Боюсь, ты не понял меня...
Эрнан тоже сел в постели.
– Я прекрасно понял тебя, Гастон. Я еще неплохо соображаю и полностью отдаю себе отчет в том, что теперь у Филиппа появится большой соблазн разорвать свою помолвку с Анной Юлией и жениться на Бланке. Но этому не бывать! Не бывать, уразумел? Пока я жив, не допущу этого. Пускай они себе любятся, пусть рожают детей, но жениться я им не позволю. Дудки! В конце концов я гасконец, я галл. Галлия моя страна – а Филипп должен стать ее государем. Если же он вздумает противиться своей судьбе, то я силой заставлю его пойти под венец с Анной Юлией и все-таки посажу их обоих на престол... Чисто по-человечески, мне, конечно, жаль Бланку и Филиппа, они просто созданы друг для друга. Но они не обычные люди, от их решения зависят судьбы миллионов людей, и осознание всей глубины своей ответственности, ответственности перед Богом и грядущими поколениями, должно помочь им преодолеть свои человеческие слабости. А в случае чего – я буду начеку и подстрахую их.
С этими словами Эрнан бухнулся головой на подушку и спустя секунду комнату сотряс его могучий храп.
ГЛАВА LXVI. ЛЕДЯНОЕ ДЫХАНИЕ СМЕРТИ
Впервые король Кастилии Альфонсо XIII почувствовал себя плохо вечером во время заседания Государственного Совета. Внезапно у него закружилась голова, перед глазами поплыли разноцветные пятна, на лбу выступил холодный пот, а все тело прошиб озноб. Он мертвенно побледнел, пошатнулся и, наверное, упал бы с кресла, если бы его не поддержал камергер.
Члены Совета тотчас прекратили прения и устремили на короля встревоженные взгляды. Губы графа Саламанки тронула злорадная усмешка, но он тут же спрятал ее и изобразил на своем лице искреннее участие – даже чересчур искреннее, подозрительно искреннее.
Между тем король мягко отстранил от себя камергера, кивком поблагодарив его за помощь. Озноб и головокружение прошли. Он вытер со лба испарину, вяло улыбнулся и сказал:
– Все в порядке, господа. Верно, я переутомился.
А внутри у него что-то оборвалось.
«Господи! – подумал Альфонсо. – Неужели Шатофьер прав?.. Господи, я еще так молод, я так хочу жить... Ах, Фернандо, Фернандо! Как же ты мог, Каин?..»
Он с трудом проглотил застрявший в горле комок и продолжил совещание.
На следующее утро король был уже не в состоянии подняться с постели. Им овладела необычайная слабость, мысли едва ворочались в его голове, которая время от времени начинала кружиться, и тогда перед его глазами выплясывали свой зловещий танец разноцветные пятна неприятных, отталкивающих, ядовитых оттенков. Чуть позже, к обеду, его затошнило и то и дело рвало; вскоре его стало рвать желчью. Лекари, которые всего неделю назад уверяли его, что он совершенно здоров, теперь то хватались за головы, то беспомощно разводили руками; они никак не могли взять в толк, что же происходит с их королем.
На третий день тошнота прошла, но это не обмануло Альфонсо. Слабость все больше одолевала его. Даже незначительное умственное напряжение быстро утомляло, он слишком много спал, очень мало ел – у него напрочь пропал аппетит, и каждый кусок пищи ему удавалось проглотить лишь ценой невероятных усилий.
Перечитав реляции своего посла в Риме о течении болезни святейшего отца, Альфонсо избавился от последних сомнений и одновременно лишился последних надежд – его, как и папу, отравили, причем тем же самым ядом.
Открыв эту ужасную истину, отравленный король ничем не выдал своих подозрений. Прекрасно понимая, что сейчас сторонники Инморте и Фернандо начеку, Альфонсо отверг соблазн послать навстречу Эрнану гонца с распоряжением немедленно казнить Фернандо. Он знал, что его письмо вряд ли дойдет по назначению, и этим он только откроет врагу все свои карты, не говоря уже о том, что приговорит гонца, в сущности, ни в чем неповинного человека, к почти неминуемой смерти.
Альфонсо оставалось только ждать и надеяться, что у Эрнана хватит ума превысить свои полномочия, или, в крайнем случае, что он будет строго придерживаться полученных указаний передать ему брата из рук в руки, угрожая тут же прикончить его, если кто-то попытается воспрепятствовать этому. И тогда, как уже твердо решил Альфонсо, Фернандо живым из его спальни не выйдет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167
– Да, я догадывался об этом.
– И с каких пор?
– С тех пор как получше узнал Бланку. Меня вообще удивляет, что это не пришло в голову другим осведомленным, тем, кто и раньше знал ее – Филиппу, Маргарите, обоим королям, самой Бланке, наконец... Недели три назад я сидел и смотрел, как она играет с тобой в шахматы, смотрел на выражение ее лица – сосредоточенное, решительное, волевое, даже жестокое... Тогда я подумал: как глуп был граф Бискайский, если он всерьез рассчитывал, что Инморте, который много времени проводил при кастильском дворе и наверняка хорошо знает крутой нрав Бланки, согласится возвести ее на престол. И тут-то я понял: граф вовсе не глуп; человек, спланировавший такое, без преувеличения, гениальное преступление, не может быть глупцом.
Будто подброшенный пружиной, Гастон вскочил и сел на кровати.
– Елки-палки! Это же было ясно, как Божий день!
– Да, да, да! Граф Бискайский, безусловно, знал, что представляет из себя его жена. Он знал, что ее хорошо знает Инморте и что отношения между ними крайне враждебные. Будь на месте Бланки женщина с характером Жоанны Наваррской... Да что там! Будь на ее месте даже Маргарита – и то графу, возможно, удалось бы убедить Инморте, что в конце концов он приберет жену к рукам и сам станет у кормила власти. Но Бланка... – Эрнан цокнул языком. – Одним словом, я тут же написал дону Альфонсо, что, по моему мнению, граф Бискайский либо выжил из ума – что маловероятно, либо – что более вероятно – Фернандо проболтался ему, что его брат уже отравлен и кризис должен наступить в конце ноября. А правду ли он сказал или же малость приврал, опережая события, судить я, мол, не берусь.
– И распоряжение немедленно доставить Фернандо в Толедо явилось ответом на твое письмо королю?
– Ну да. Как ты сам видишь, этот ответ чуть было не запоздал. У меня уже начало иссякать терпение. Я не знал, что мне думать, и даже начал всерьез помышлять о том, чтобы тайком пробраться в замок и самолично прикончить Фернандо. К счастью, все обошлось, и теперь, если дон Альфонсо умрет, королевой Кастилии станет Бланка. Осмелюсь предположить, что при ней иезуиты будут с ностальгией вспоминать о двух предыдущих царствованиях.
– Что верно, то верно, – согласился Гастон. – Уж она-то задаст им перцу... Ай, черт! – вскричал он, пораженный внезапной мыслью. – Ведь тогда Филипп может стать королем!
– А он и станет королем, – невозмутимо подтвердил Эрнан. – Королем Галлии.
– Нет, дружище, не о том речь. Боюсь, ты не понял меня...
Эрнан тоже сел в постели.
– Я прекрасно понял тебя, Гастон. Я еще неплохо соображаю и полностью отдаю себе отчет в том, что теперь у Филиппа появится большой соблазн разорвать свою помолвку с Анной Юлией и жениться на Бланке. Но этому не бывать! Не бывать, уразумел? Пока я жив, не допущу этого. Пускай они себе любятся, пусть рожают детей, но жениться я им не позволю. Дудки! В конце концов я гасконец, я галл. Галлия моя страна – а Филипп должен стать ее государем. Если же он вздумает противиться своей судьбе, то я силой заставлю его пойти под венец с Анной Юлией и все-таки посажу их обоих на престол... Чисто по-человечески, мне, конечно, жаль Бланку и Филиппа, они просто созданы друг для друга. Но они не обычные люди, от их решения зависят судьбы миллионов людей, и осознание всей глубины своей ответственности, ответственности перед Богом и грядущими поколениями, должно помочь им преодолеть свои человеческие слабости. А в случае чего – я буду начеку и подстрахую их.
С этими словами Эрнан бухнулся головой на подушку и спустя секунду комнату сотряс его могучий храп.
ГЛАВА LXVI. ЛЕДЯНОЕ ДЫХАНИЕ СМЕРТИ
Впервые король Кастилии Альфонсо XIII почувствовал себя плохо вечером во время заседания Государственного Совета. Внезапно у него закружилась голова, перед глазами поплыли разноцветные пятна, на лбу выступил холодный пот, а все тело прошиб озноб. Он мертвенно побледнел, пошатнулся и, наверное, упал бы с кресла, если бы его не поддержал камергер.
Члены Совета тотчас прекратили прения и устремили на короля встревоженные взгляды. Губы графа Саламанки тронула злорадная усмешка, но он тут же спрятал ее и изобразил на своем лице искреннее участие – даже чересчур искреннее, подозрительно искреннее.
Между тем король мягко отстранил от себя камергера, кивком поблагодарив его за помощь. Озноб и головокружение прошли. Он вытер со лба испарину, вяло улыбнулся и сказал:
– Все в порядке, господа. Верно, я переутомился.
А внутри у него что-то оборвалось.
«Господи! – подумал Альфонсо. – Неужели Шатофьер прав?.. Господи, я еще так молод, я так хочу жить... Ах, Фернандо, Фернандо! Как же ты мог, Каин?..»
Он с трудом проглотил застрявший в горле комок и продолжил совещание.
На следующее утро король был уже не в состоянии подняться с постели. Им овладела необычайная слабость, мысли едва ворочались в его голове, которая время от времени начинала кружиться, и тогда перед его глазами выплясывали свой зловещий танец разноцветные пятна неприятных, отталкивающих, ядовитых оттенков. Чуть позже, к обеду, его затошнило и то и дело рвало; вскоре его стало рвать желчью. Лекари, которые всего неделю назад уверяли его, что он совершенно здоров, теперь то хватались за головы, то беспомощно разводили руками; они никак не могли взять в толк, что же происходит с их королем.
На третий день тошнота прошла, но это не обмануло Альфонсо. Слабость все больше одолевала его. Даже незначительное умственное напряжение быстро утомляло, он слишком много спал, очень мало ел – у него напрочь пропал аппетит, и каждый кусок пищи ему удавалось проглотить лишь ценой невероятных усилий.
Перечитав реляции своего посла в Риме о течении болезни святейшего отца, Альфонсо избавился от последних сомнений и одновременно лишился последних надежд – его, как и папу, отравили, причем тем же самым ядом.
Открыв эту ужасную истину, отравленный король ничем не выдал своих подозрений. Прекрасно понимая, что сейчас сторонники Инморте и Фернандо начеку, Альфонсо отверг соблазн послать навстречу Эрнану гонца с распоряжением немедленно казнить Фернандо. Он знал, что его письмо вряд ли дойдет по назначению, и этим он только откроет врагу все свои карты, не говоря уже о том, что приговорит гонца, в сущности, ни в чем неповинного человека, к почти неминуемой смерти.
Альфонсо оставалось только ждать и надеяться, что у Эрнана хватит ума превысить свои полномочия, или, в крайнем случае, что он будет строго придерживаться полученных указаний передать ему брата из рук в руки, угрожая тут же прикончить его, если кто-то попытается воспрепятствовать этому. И тогда, как уже твердо решил Альфонсо, Фернандо живым из его спальни не выйдет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167