Словом, звуковое богатство лютни происходит от известной свободы движения деревянных вибраторов. Это свойство лютни относится и к людям. Нужно быть гибкими. Дух должен витать свободно. Бесчувственный холодный человек скован и угнетен.
Мусаси смотрел на лютню. Губы его были упрямо сжаты.
— Кажется, нет ничего проще, — продолжала Ёсино, — но люди закрепощены в себе. Легким движением пальцев я заставляю струны звучать как мечи, копья и гром, ведь у лютни есть сердце, в котором переплетены жесткость и гибкость. А в тебе я не вижу гибкости, одна несокрушимая твердость. Будь вибратор лютни таким же жестким, дека раскололась бы от первого удара по струнам. Вероятно, я беру слишком много на себя, но хочу оградить тебя от лишних неприятностей. Я не шутила. Понимаешь, о чем я говорю?
Вдали прокричал петух. Сквозь щели ставней сверкнули лучи солнца. Мусаси молча смотрел на растерзанную лютню. Он не слышал крика петуха, не видел солнца.
— Вот и утро! — воскликнула Ёсино. Она словно сожалела о том, что ночь миновала. Она протянула руку, чтобы подбросить веток в огонь, не заметив, что дров больше не осталось.
Послышался скрип ворот, щебетание птиц — обычные звуки утра. Ёсино не собиралась открывать ставни. Огонь в очаге погас, но кровь ее не остыла. Девочки-служанки знали, что хозяйку нельзя беспокоить, пока она их не позовет.
ВЕСЕННИЕ ХВОРИ
Через два дня снег растаял, потеплело и на деревьях лопнули почки. Солнце припекало так, что было жарко и в одежде из хлопка.
Перед домом князя Карасумару стоял забрызганный грязью молодой монах секты Дзэн, тщетно пытавшийся дозваться до кого-нибудь из слуг. Зайдя с тыльной стороны дома, он заглянул в комнаты прислуги.
— В чем дело? — спросил Дзётаро.
Монах отпрянул от сёдзи. Он не ожидал увидеть лохматое пугало в усадьбе придворного.
— Если за подаянием, то иди на кухню, — продолжал Дзётаро.
— Я пришел не за милостыней, — возразил монах, доставая из-за пазухи шкатулку для писем. — Я из храма Нансодзи в провинции Идзуми. Письмо для Такуана Сохо. Насколько я знаю, он сейчас живет здесь. Ты кто, мальчик на побегушках?
— Только этого не хватало! Я такой же гость, как Такуан.
— Неужели? Не передашь ли ты ему, что я его ожидаю?
— Сейчас позову.
Дзётаро, ворвавшись в переднюю, споткнулся о подставку ширмы, рассыпав спрятанные за пазухой мандарины. Быстро подобрав их, он исчез в глубине дома.
Вскоре он вернулся с сообщением, что Такуана нет дома.
— Говорят, пошел в храм Дайтокудзи.
— Когда вернется?
— Сказали, что скоро.
— Где бы мне пристроиться, чтобы не докучать другим?
Дзётаро мячом вылетел во двор и повел монаха в коровник.
— Жди здесь. Тут тебя не увидят.
На полу была солома вперемешку с навозом, в углу валялись колеса и какой-то хлам, и не успел монах открыть рот, как Дзётаро уже несся в другой конец усадьбы по направлению к домику, видневшемуся из-за деревьев.
— Оцу! Я принес мандарины, — выпалил он.
Лекарь семейства Карасумару заверил, что Оцу вне опасности. Оцу верила его словам, но, глядя на свои запястья, поражалась их худобе. Горячка не отступала, аппетита не было, но утром она сказала Дзётаро, что, может, съела бы мандарин.
В кухне Дзётаро мандаринов не нашел, в лавках их тоже не было, и ему пришлось бежать на рынок к Кёгоку. Там продавались горы разного добра: шелковая пряжа, хлопчатобумажные ткани, ламповое масло, меха, но только не мандарины. Несколько раз он замечал в садах за оградой золотисто-оранжевые плоды, но они оказывались горькими апельсинами или айвой.
Дзётаро, исколесив полгорода, наконец нашел мандарины, но их не продавали, пришлось украсть. Перед входом в синтоистский храм верующие оставляли подношение богам — картофель, морковь, мандарины. Предусмотрительно оглядевшись, Дзётаро набрал мандаринов за пазуху и весь обратный путь домой молился, прося прощения у богов. «Не наказывайте меня, я не для себя!» — повторял мальчишка.
Выложив мандарины перед Оцу, Дзётаро очистил один и протянул его больной, но Оцу лежала отвернувшись.
— Что с тобой? — Дзётаро нагнулся, чтобы заглянуть ей в лицо, но Оцу зарылась в подушку. — Снова слезы? — спросил Дзётаро, осуждающе щелкая языком.
— Прости меня!
— Не извиняйся, ешь мандарины.
— Я тронута твоей заботой, но не могу.
— Все потому, что разревелась. Почему плачешь?
— От радости, что ты так добр со мной.
— Я и сам сейчас захныкаю.
— Все, не буду больше, обещаю. Прости меня, Дзётаро.
— Пожалуйста, съешь мандарин, иначе не прощу. Не будешь есть, так умрешь.
— Съешь сам.
— Мне нельзя, — забормотал Дзётаро. Он вспомнил страшные глаза бога. — Хорошо, — уступил он, — давай вместе съедим по одному.
Взяв мандарин, Оцу медленно снимала белые волокна с очищенного плода.
— Где Такуан? — рассеянно спросила она.
— Сказали, что в Дайтокудзи.
— Правда, что вчера он видел Мусаси?
— Ты слышала?
— Да. Интересно, сказал ли он Мусаси, что я здесь?
— По-моему, да.
— Такуан обещал позвать Мусаси сюда. Слышал?
— Нет.
— Может, он забыл?
— Хорошо, я спрошу.
— Пожалуйста, узнай. — Оцу в первый раз улыбнулась. — Не спрашивай только при мне, — добавила она.
— Это почему?
— Такуан ехидный. Он твердит, что моя болезнь называется «Мусаси».
— Если Мусаси придет, ты сразу встанешь на ноги, правда?
— Вот и ты заладил, как Такуан! — Несмотря на упрек, Оцу выглядела счастливой.
Из-за Фусума послышался голос самурая из свиты Мицухиро:
— Дзётаро у вас?
— Я здесь!
— Идем со мной.
— Иди поскорее! — проговорила Оцу. — Не забудь о нашем разговоре. Спросишь Такуана? — Оцу слегка порозовела и натянула на лицо одеяло.
Такуан сидел в гостиной вместе с Карасумару. Дзётаро, бесцеремонно отодвинув Фусума, спросил:
— Звали?
— Заходи.
Мицухиро с любопытством посмотрел на мальчика, прощая его невоспитанность.
— Садясь на циновку.
Дзётаро сообщил Такуану:
— Тебя ждет монах, он говорит, что пришел из Нансодзи. Позвать его?
— Не надо, я обо всем знаю. Он пожаловался, что встретил дрянного мальчишку.
— Меня, что ли?
— Ты считаешь нормальным отвести гостя в коровник и бросить его там?
— Он же хотел, чтобы его никто не увидел.
История развеселила Мицухиро. Колени у него тряслись от смеха. Приняв серьезный вид, он спросил Такуана:
— Ты пойдешь прямо в Тадзиму, не заходя в Идзуми?
Монах кивнул.
— Письмо очень тревожное, — пояснил он. — Мне не надо времени на сборы, я отправлюсь сегодня.
— Ты уходишь? — спросил Дзётаро.
— Да, нужно поскорее добраться до дома.
— Почему?
— Пришло известие, что моя матушка в тяжелом состоянии.
— У тебя есть мать? — Мальчик не поверил своим ушам.
— Конечно.
— А когда вернешься?
— Это зависит от здоровья матушки.
— А что же мне делать без тебя здесь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301
Мусаси смотрел на лютню. Губы его были упрямо сжаты.
— Кажется, нет ничего проще, — продолжала Ёсино, — но люди закрепощены в себе. Легким движением пальцев я заставляю струны звучать как мечи, копья и гром, ведь у лютни есть сердце, в котором переплетены жесткость и гибкость. А в тебе я не вижу гибкости, одна несокрушимая твердость. Будь вибратор лютни таким же жестким, дека раскололась бы от первого удара по струнам. Вероятно, я беру слишком много на себя, но хочу оградить тебя от лишних неприятностей. Я не шутила. Понимаешь, о чем я говорю?
Вдали прокричал петух. Сквозь щели ставней сверкнули лучи солнца. Мусаси молча смотрел на растерзанную лютню. Он не слышал крика петуха, не видел солнца.
— Вот и утро! — воскликнула Ёсино. Она словно сожалела о том, что ночь миновала. Она протянула руку, чтобы подбросить веток в огонь, не заметив, что дров больше не осталось.
Послышался скрип ворот, щебетание птиц — обычные звуки утра. Ёсино не собиралась открывать ставни. Огонь в очаге погас, но кровь ее не остыла. Девочки-служанки знали, что хозяйку нельзя беспокоить, пока она их не позовет.
ВЕСЕННИЕ ХВОРИ
Через два дня снег растаял, потеплело и на деревьях лопнули почки. Солнце припекало так, что было жарко и в одежде из хлопка.
Перед домом князя Карасумару стоял забрызганный грязью молодой монах секты Дзэн, тщетно пытавшийся дозваться до кого-нибудь из слуг. Зайдя с тыльной стороны дома, он заглянул в комнаты прислуги.
— В чем дело? — спросил Дзётаро.
Монах отпрянул от сёдзи. Он не ожидал увидеть лохматое пугало в усадьбе придворного.
— Если за подаянием, то иди на кухню, — продолжал Дзётаро.
— Я пришел не за милостыней, — возразил монах, доставая из-за пазухи шкатулку для писем. — Я из храма Нансодзи в провинции Идзуми. Письмо для Такуана Сохо. Насколько я знаю, он сейчас живет здесь. Ты кто, мальчик на побегушках?
— Только этого не хватало! Я такой же гость, как Такуан.
— Неужели? Не передашь ли ты ему, что я его ожидаю?
— Сейчас позову.
Дзётаро, ворвавшись в переднюю, споткнулся о подставку ширмы, рассыпав спрятанные за пазухой мандарины. Быстро подобрав их, он исчез в глубине дома.
Вскоре он вернулся с сообщением, что Такуана нет дома.
— Говорят, пошел в храм Дайтокудзи.
— Когда вернется?
— Сказали, что скоро.
— Где бы мне пристроиться, чтобы не докучать другим?
Дзётаро мячом вылетел во двор и повел монаха в коровник.
— Жди здесь. Тут тебя не увидят.
На полу была солома вперемешку с навозом, в углу валялись колеса и какой-то хлам, и не успел монах открыть рот, как Дзётаро уже несся в другой конец усадьбы по направлению к домику, видневшемуся из-за деревьев.
— Оцу! Я принес мандарины, — выпалил он.
Лекарь семейства Карасумару заверил, что Оцу вне опасности. Оцу верила его словам, но, глядя на свои запястья, поражалась их худобе. Горячка не отступала, аппетита не было, но утром она сказала Дзётаро, что, может, съела бы мандарин.
В кухне Дзётаро мандаринов не нашел, в лавках их тоже не было, и ему пришлось бежать на рынок к Кёгоку. Там продавались горы разного добра: шелковая пряжа, хлопчатобумажные ткани, ламповое масло, меха, но только не мандарины. Несколько раз он замечал в садах за оградой золотисто-оранжевые плоды, но они оказывались горькими апельсинами или айвой.
Дзётаро, исколесив полгорода, наконец нашел мандарины, но их не продавали, пришлось украсть. Перед входом в синтоистский храм верующие оставляли подношение богам — картофель, морковь, мандарины. Предусмотрительно оглядевшись, Дзётаро набрал мандаринов за пазуху и весь обратный путь домой молился, прося прощения у богов. «Не наказывайте меня, я не для себя!» — повторял мальчишка.
Выложив мандарины перед Оцу, Дзётаро очистил один и протянул его больной, но Оцу лежала отвернувшись.
— Что с тобой? — Дзётаро нагнулся, чтобы заглянуть ей в лицо, но Оцу зарылась в подушку. — Снова слезы? — спросил Дзётаро, осуждающе щелкая языком.
— Прости меня!
— Не извиняйся, ешь мандарины.
— Я тронута твоей заботой, но не могу.
— Все потому, что разревелась. Почему плачешь?
— От радости, что ты так добр со мной.
— Я и сам сейчас захныкаю.
— Все, не буду больше, обещаю. Прости меня, Дзётаро.
— Пожалуйста, съешь мандарин, иначе не прощу. Не будешь есть, так умрешь.
— Съешь сам.
— Мне нельзя, — забормотал Дзётаро. Он вспомнил страшные глаза бога. — Хорошо, — уступил он, — давай вместе съедим по одному.
Взяв мандарин, Оцу медленно снимала белые волокна с очищенного плода.
— Где Такуан? — рассеянно спросила она.
— Сказали, что в Дайтокудзи.
— Правда, что вчера он видел Мусаси?
— Ты слышала?
— Да. Интересно, сказал ли он Мусаси, что я здесь?
— По-моему, да.
— Такуан обещал позвать Мусаси сюда. Слышал?
— Нет.
— Может, он забыл?
— Хорошо, я спрошу.
— Пожалуйста, узнай. — Оцу в первый раз улыбнулась. — Не спрашивай только при мне, — добавила она.
— Это почему?
— Такуан ехидный. Он твердит, что моя болезнь называется «Мусаси».
— Если Мусаси придет, ты сразу встанешь на ноги, правда?
— Вот и ты заладил, как Такуан! — Несмотря на упрек, Оцу выглядела счастливой.
Из-за Фусума послышался голос самурая из свиты Мицухиро:
— Дзётаро у вас?
— Я здесь!
— Идем со мной.
— Иди поскорее! — проговорила Оцу. — Не забудь о нашем разговоре. Спросишь Такуана? — Оцу слегка порозовела и натянула на лицо одеяло.
Такуан сидел в гостиной вместе с Карасумару. Дзётаро, бесцеремонно отодвинув Фусума, спросил:
— Звали?
— Заходи.
Мицухиро с любопытством посмотрел на мальчика, прощая его невоспитанность.
— Садясь на циновку.
Дзётаро сообщил Такуану:
— Тебя ждет монах, он говорит, что пришел из Нансодзи. Позвать его?
— Не надо, я обо всем знаю. Он пожаловался, что встретил дрянного мальчишку.
— Меня, что ли?
— Ты считаешь нормальным отвести гостя в коровник и бросить его там?
— Он же хотел, чтобы его никто не увидел.
История развеселила Мицухиро. Колени у него тряслись от смеха. Приняв серьезный вид, он спросил Такуана:
— Ты пойдешь прямо в Тадзиму, не заходя в Идзуми?
Монах кивнул.
— Письмо очень тревожное, — пояснил он. — Мне не надо времени на сборы, я отправлюсь сегодня.
— Ты уходишь? — спросил Дзётаро.
— Да, нужно поскорее добраться до дома.
— Почему?
— Пришло известие, что моя матушка в тяжелом состоянии.
— У тебя есть мать? — Мальчик не поверил своим ушам.
— Конечно.
— А когда вернешься?
— Это зависит от здоровья матушки.
— А что же мне делать без тебя здесь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301