Взгляд его наткнулся на две дощечки, прикрепленные по обе стороны ворот. Они были покрыты прекрасно вырезанными иероглифами, поверх которых лежала шпаклевка из голубоватой глины, похожей на бронзовую патину.
Правая дощечка гласила:
Не гневайтесь, писцы,
На любовь мою к уединенью.
Слева было написано:
Здесь не увидишь воина с мечом.
Лишь молодые соловьи на лугах.
Под «писцами» подразумевались чиновники из замка, но смысл стихов был глубже. Старый хозяин закрыл ворота не только для странствующих учеников, но и для всех мирских дел, с их суетой и тщеславием. Он отринул мирские желания, и свои и чужие.
«Я молод, слишком молод! — подумал Мусаси. — Мне недоступен этот человек».
Желание постучать в ворота исчезло. Сама мысль о вторжении в мирную обитель показалась варварской. Мусаси стало стыдно за себя. Эти ворота распахнуты лишь цветам и птицам, ветру и луне. Сэкисюсай перестал быть величайшим в стране мастером меча, владельцем замка. Он вернулся к природе, презрев тщеславие мирской жизни. Преступно нарушать его покой. Что за честь и слава победить человека, для которого эти понятия утратили всякий смысл?
«Хорошо, что прочитал стихи, — произнес про себя Мусаси. — Оказался бы в дураках».
Солнце стояло высоко, соловьи замолкли. Со стороны склона раздался звук быстрых шагов. Вспугнутые птички стайкой вспорхнули в небо. Мусаси заглянул в щель ворот, чтобы посмотреть на идущего. Это была Оцу.
Значит, он слышал ее флейту! Подождать ее? Скрыться?
«Я хочу с ней поговорить, — подумал Мусаси. — Должен поговорить!»
Он совершенно растерялся, сердце сильно забилось.
Оцу сбегала по тропинке совсем близко от того места, где он стоял. Она остановилась и, обернувшись, негромко вскрикнула от удивления.
— Я думала, что он идет следом, — пробормотала она, оглядываясь по сторонам.
Оцу побежала назад, вверх по склону.
— Дзётаро! — позвала она. — Где ты?
Мусаси от растерянности прошиб пот. Он ненавидел себя за такую слабость. Он не мог выйти из укрытия в тени деревьев.
Оцу снова позвала мальчика, и на этот раз он откликнулся.
— Я здесь! А вы где? — подал голос Дзётаро из рощи.
— Сейчас же иди сюда! — ответила Оцу. — Я ведь приказала никуда не отходить.
Появился запыхавшийся Дзётаро.
— Вот вы где! — воскликнул он.
— Я ведь говорила, чтобы ни шагу от меня.
— Я шел следом, но потом увидел фазана и погнался за ним.
— Подумать только, погнался за фазаном! Забыл, что надо найти кое-кого?
— О нем я не беспокоюсь. Он не даст себя в обиду.
— Ты говорил иное вчера ночью, когда прибежал ко мне, чуть не плача.
— Я не плакал! Все случилось так внезапно, и я не знал, что делать.
— И я совсем растерялась, когда ты назвал имя своего учителя.
— Откуда вы знаете Мусаси?
— Мы жили в одной деревне.
— И все?
— Конечно!
— Странно. Вы расплакались только потому, что здесь появился ваш земляк?
— Я разве плакала?
— Как вы можете помнить, что делал я, если забыли о своих поступках? Я, правда, страшно перепугался. Если против учителя выступили бы четверо обыкновенных самураев, то я не волновался бы, но ведь те были мастерами. Я услышал флейту и вспомнил, что вы в замке. Я подумал, что, может, мне удастся извиниться перед господином Ягю.
— Если ты услышал флейту, значит, ее слышал и Мусаси. Он, верно, узнал меня. — Голос Оцу звучал нежно. — Я думала о нем, когда играла.
— Не вижу никакой разницы. По звуку флейты я определил, где вы.
— И устроил сцену — ворвался в дом с воплем, что где-то идет «сражение». Господин Ягю был потрясен.
— Он хороший человек. Когда я сказал, что убил Таро, он не взбеленился, как другие.
Оцу поспешила к воротам, не желая терять времени на болтовню.
— Поговорим позже, — сказала она. — Есть дело посерьезнее. Надо найти Мусаси. Сэкисюсай даже отступил от своего правила, пожелав видеть человека, который совершил то, о чем ты рассказал.
Оцу светилась радостью, как цветок. На ярком солнце раннего лета ее щеки блестели, как наливающийся плод. Воздух, напоенный свежестью молодых листьев, наполнял ее грудь.
Мусаси пристально смотрел на нее из-за деревьев, любуясь ее жизнерадостным видом. Это была новая Оцу, совсем не похожая на девушку которая одиноко сидела на веранде храма Сипподзи и отсутствующим взором смотрела на мир. У той Оцу не было человека, которого она любила. Вернее, ее ощущение любви было расплывчатым и неясным, ей некому было отдать свои чувства. Она росла чувствительным ребенком, глубоко переживавшим сиротство.
Знакомство с Мусаси, восхищение им породили любовь, которая жила теперь в ее сердце, наполняя ее существование новым смыслом. Год странствий, проведенный ею в поисках Мусаси, закалил ее дух и тело, научил смотреть в лицо любым превратностям судьбы.
Мусаси, мгновенно оценив ее жизненную стойкость и красоту, захотел увести ее куда-нибудь далеко-далеко, где они остались бы наедине, и рассказать ей все: как он тосковал по ней, как он жаждал ее. Хотел показать Оцу, что в его стальном сердце таилась слабость, взять назад слова, вырезанные им на перилах моста Ханада. В уединении он показал бы ей, каким нежным может быть. Сказал бы, что любит ее так же, как и она. Обнять ее, прижаться щекой к ее лицу, пролить слезы, которые подступали у него к глазам. Сейчас он ощущал себя достаточно сильным для того, чтобы признать это чувство. Он вспомнил, что говорила ему Оцу, как отвратительно и жестоко он отверг ее простодушные знаки любви.
Мусаси презирал себя, но что-то мешало ему отдаться чувству, нашептывая ему, что это было бы ошибкой. В нем жили два человека — один рвался к Оцу, другой предупреждал не делать глупости. Мусаси не знал, в котором из двоих заключалась его подлинная сущность. Терзаемый нерешительностью, Мусаси видел перед собой два пути — путь света и путь тьмы.
Не подозревая о присутствии Мусаси, Оцу вышла за ворота и сделала несколько шагов. Оглянувшись, чтобы позвать Дзётаро, она увидела, как мальчик подобрал что-то с земли.
— Дзётаро, ты опять отвлекаешься? Не отставай!
— Подождите! — взволнованно откликнулся мальчик. — Взгляните!
— Ну и что? Старая грязная тряпка.
— Это платок Мусаси.
— Мусаси?! — воскликнула Оцу, подбегая к Дзётаро.
— Да, — подтвердил Дзётаро, развернув платок. — Я хорошо помню его, нам дали в доме вдовы в Наре, где мы останавливались. Видите кленовый лист и иероглиф «Лин». Это название пельменной.
— Думаешь, Мусаси был здесь? — воскликнула Оцу, тревожно озираясь.
Дзётаро поднялся на цыпочки, почти что сравнявшись ростом с девушкой, и заорал что было мочи:
— Учитель!
В роще зашуршала листва. Оцу, вскрикнув, резко обернулась и бросилась к деревьям. Мальчик помчался за ней.
— Куда вы? — кричал он.
— Мусаси только что убежал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301
Правая дощечка гласила:
Не гневайтесь, писцы,
На любовь мою к уединенью.
Слева было написано:
Здесь не увидишь воина с мечом.
Лишь молодые соловьи на лугах.
Под «писцами» подразумевались чиновники из замка, но смысл стихов был глубже. Старый хозяин закрыл ворота не только для странствующих учеников, но и для всех мирских дел, с их суетой и тщеславием. Он отринул мирские желания, и свои и чужие.
«Я молод, слишком молод! — подумал Мусаси. — Мне недоступен этот человек».
Желание постучать в ворота исчезло. Сама мысль о вторжении в мирную обитель показалась варварской. Мусаси стало стыдно за себя. Эти ворота распахнуты лишь цветам и птицам, ветру и луне. Сэкисюсай перестал быть величайшим в стране мастером меча, владельцем замка. Он вернулся к природе, презрев тщеславие мирской жизни. Преступно нарушать его покой. Что за честь и слава победить человека, для которого эти понятия утратили всякий смысл?
«Хорошо, что прочитал стихи, — произнес про себя Мусаси. — Оказался бы в дураках».
Солнце стояло высоко, соловьи замолкли. Со стороны склона раздался звук быстрых шагов. Вспугнутые птички стайкой вспорхнули в небо. Мусаси заглянул в щель ворот, чтобы посмотреть на идущего. Это была Оцу.
Значит, он слышал ее флейту! Подождать ее? Скрыться?
«Я хочу с ней поговорить, — подумал Мусаси. — Должен поговорить!»
Он совершенно растерялся, сердце сильно забилось.
Оцу сбегала по тропинке совсем близко от того места, где он стоял. Она остановилась и, обернувшись, негромко вскрикнула от удивления.
— Я думала, что он идет следом, — пробормотала она, оглядываясь по сторонам.
Оцу побежала назад, вверх по склону.
— Дзётаро! — позвала она. — Где ты?
Мусаси от растерянности прошиб пот. Он ненавидел себя за такую слабость. Он не мог выйти из укрытия в тени деревьев.
Оцу снова позвала мальчика, и на этот раз он откликнулся.
— Я здесь! А вы где? — подал голос Дзётаро из рощи.
— Сейчас же иди сюда! — ответила Оцу. — Я ведь приказала никуда не отходить.
Появился запыхавшийся Дзётаро.
— Вот вы где! — воскликнул он.
— Я ведь говорила, чтобы ни шагу от меня.
— Я шел следом, но потом увидел фазана и погнался за ним.
— Подумать только, погнался за фазаном! Забыл, что надо найти кое-кого?
— О нем я не беспокоюсь. Он не даст себя в обиду.
— Ты говорил иное вчера ночью, когда прибежал ко мне, чуть не плача.
— Я не плакал! Все случилось так внезапно, и я не знал, что делать.
— И я совсем растерялась, когда ты назвал имя своего учителя.
— Откуда вы знаете Мусаси?
— Мы жили в одной деревне.
— И все?
— Конечно!
— Странно. Вы расплакались только потому, что здесь появился ваш земляк?
— Я разве плакала?
— Как вы можете помнить, что делал я, если забыли о своих поступках? Я, правда, страшно перепугался. Если против учителя выступили бы четверо обыкновенных самураев, то я не волновался бы, но ведь те были мастерами. Я услышал флейту и вспомнил, что вы в замке. Я подумал, что, может, мне удастся извиниться перед господином Ягю.
— Если ты услышал флейту, значит, ее слышал и Мусаси. Он, верно, узнал меня. — Голос Оцу звучал нежно. — Я думала о нем, когда играла.
— Не вижу никакой разницы. По звуку флейты я определил, где вы.
— И устроил сцену — ворвался в дом с воплем, что где-то идет «сражение». Господин Ягю был потрясен.
— Он хороший человек. Когда я сказал, что убил Таро, он не взбеленился, как другие.
Оцу поспешила к воротам, не желая терять времени на болтовню.
— Поговорим позже, — сказала она. — Есть дело посерьезнее. Надо найти Мусаси. Сэкисюсай даже отступил от своего правила, пожелав видеть человека, который совершил то, о чем ты рассказал.
Оцу светилась радостью, как цветок. На ярком солнце раннего лета ее щеки блестели, как наливающийся плод. Воздух, напоенный свежестью молодых листьев, наполнял ее грудь.
Мусаси пристально смотрел на нее из-за деревьев, любуясь ее жизнерадостным видом. Это была новая Оцу, совсем не похожая на девушку которая одиноко сидела на веранде храма Сипподзи и отсутствующим взором смотрела на мир. У той Оцу не было человека, которого она любила. Вернее, ее ощущение любви было расплывчатым и неясным, ей некому было отдать свои чувства. Она росла чувствительным ребенком, глубоко переживавшим сиротство.
Знакомство с Мусаси, восхищение им породили любовь, которая жила теперь в ее сердце, наполняя ее существование новым смыслом. Год странствий, проведенный ею в поисках Мусаси, закалил ее дух и тело, научил смотреть в лицо любым превратностям судьбы.
Мусаси, мгновенно оценив ее жизненную стойкость и красоту, захотел увести ее куда-нибудь далеко-далеко, где они остались бы наедине, и рассказать ей все: как он тосковал по ней, как он жаждал ее. Хотел показать Оцу, что в его стальном сердце таилась слабость, взять назад слова, вырезанные им на перилах моста Ханада. В уединении он показал бы ей, каким нежным может быть. Сказал бы, что любит ее так же, как и она. Обнять ее, прижаться щекой к ее лицу, пролить слезы, которые подступали у него к глазам. Сейчас он ощущал себя достаточно сильным для того, чтобы признать это чувство. Он вспомнил, что говорила ему Оцу, как отвратительно и жестоко он отверг ее простодушные знаки любви.
Мусаси презирал себя, но что-то мешало ему отдаться чувству, нашептывая ему, что это было бы ошибкой. В нем жили два человека — один рвался к Оцу, другой предупреждал не делать глупости. Мусаси не знал, в котором из двоих заключалась его подлинная сущность. Терзаемый нерешительностью, Мусаси видел перед собой два пути — путь света и путь тьмы.
Не подозревая о присутствии Мусаси, Оцу вышла за ворота и сделала несколько шагов. Оглянувшись, чтобы позвать Дзётаро, она увидела, как мальчик подобрал что-то с земли.
— Дзётаро, ты опять отвлекаешься? Не отставай!
— Подождите! — взволнованно откликнулся мальчик. — Взгляните!
— Ну и что? Старая грязная тряпка.
— Это платок Мусаси.
— Мусаси?! — воскликнула Оцу, подбегая к Дзётаро.
— Да, — подтвердил Дзётаро, развернув платок. — Я хорошо помню его, нам дали в доме вдовы в Наре, где мы останавливались. Видите кленовый лист и иероглиф «Лин». Это название пельменной.
— Думаешь, Мусаси был здесь? — воскликнула Оцу, тревожно озираясь.
Дзётаро поднялся на цыпочки, почти что сравнявшись ростом с девушкой, и заорал что было мочи:
— Учитель!
В роще зашуршала листва. Оцу, вскрикнув, резко обернулась и бросилась к деревьям. Мальчик помчался за ней.
— Куда вы? — кричал он.
— Мусаси только что убежал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301