Почему бросил Оцу? В Миямото живут его мать, сестра с мужем, дядюшка Гон. Они все его любили! И сегодня он слышал бы колокол в храме Сипподзи, видел бы, как течет река Айда и распускаются цветы по ее берегам, и слышал бы птиц, возвещающих о приходе весны.
— Дурак, безмозглый дурак! — бил кулаками себя по голове Матахати.
Тем временем мать, дочь и их двое гостей направлялись, весело болтая, на представление.
— Похоже, весна наступает.
— Пора. Третий месяц пошел.
— Говорят, что скоро сегун прибудет в столицу. Вы, дорогие дамы, должны нажиться по этому случаю.
— Едва ли!
— Неужели? Разве самураи из Эдо не любят поразвлечься?
— Они неотесанные мужланы.
— Мама, эта музыка к спектаклю Кабуки? Я слышу колокольчики и флейту!
— Дитя неразумное! Ты еще не в театре.
— Но я слышу, мама!
— Ладно. Понеси лучше шляпу молодого учителя.
Голоса веселой компании доносились до «Ёмоги». Матахати проводил ее злобным взглядом, украдкой подсматривая из каморки. Сцена показалась ему настолько унизительной, что он снова рухнул на татами, проклиная себя.
«Почему ты до сих пор здесь? Не осталось ни капли гордости? Как ты мог так низко пасть? Болван! Сделай же что-нибудь!»
В самообличении сквозило возмущение собственной никчемностью. Это чувство было сильнее гнева на Око.
«Она сказала, чтобы я убрался. Да, так и заявила! Зачем сидеть здесь, скрипя зубами? Мне всего двадцать два года. Я еще молод. Беги прочь и начни самостоятельную жизнь!»
Матахати казалось, что он ни минуты не выдержит в пустом безмолвном доме, но и заставить себя уйти он почему-то не мог. В голове у него все перемешалось. Его существование в последние годы лишило Матахати способности ясно мыслить. Как же он выносил такую жизнь? Его женщина развлекала по вечерам других мужчин, одаривая их ласками, которые когда-то предназначались ему. Матахати не спал по ночам, днем же он малодушно боялся выходить из дома. В темной конуре осталось только пить.
«И все, — думал он, — ради какой-то стареющей шлюхи!»
Матахати почувствовал отвращение к себе. Он понимал: единственный выход — порвать с этой безобразной жизнью и вернуться в светлые дни юности. Он должен найти верный путь. И все же…
Его опутывали какие-то таинственные чары. Какое колдовство удерживало его здесь? Женщина — демон в человеческом обличье? Она проклинала его, гнала вон, попрекала за дармоедство, а среди ночи вдруг растекалась приторным медом, шепча, что она пошутила днем, что у нее и в мыслях такого не было. Око было под сорок, но губы ее пленяли яркой сочностью, как у ее дочери.
Матахати терзала еще одна мысль. Он, по правде, никогда не осмелился бы предстать поденщиком перед Око и Акэми. Жизнь избаловала и изнежила его. Он превратился в молодого человека, привыкшего к шелковому кимоно, отличавшего вкус сакэ из Нады от питья местного изготовления. В нем не осталось и следа от деревенского крепкого парня, который сражался при Сэкигахаре, Самое неприятное заключалось в том, что странная жизнь с немолодой женщиной быстро состарила его. Матахати был молод годами, но в душе его царили холод, разочарование, праздность и озлобление.
«Нет, хватит! Уйду сегодня же!»
Хлопнув себе по голове еще раз, Матахати вскочил.
— Сию минуту! — закричал он.
Он прислушался к своему голосу и вдруг осознал, что его ничто не удерживало в этом доме, ничто не было ему дорого здесь. Единственная его собственность — меч. Матахати тут же заткнул его за пояс.
— Мужчина я или нет?! — решительно произнес он.
Матахати мог бы выйти из дома через парадный выход с мечом в руке, как победоносный воин, но он по привычке сунул ноги в грязные сандалии и выскользнул на улицу через кухню.
Пока все шло гладко. Он на свободе! А что дальше? Ноги Матахати словно приросли к земле. Он стоял на свежем весеннем ветру. Неяркий дневной свет ослепил его. Куда же идти? Мир казался Матахати огромным бурным морем, в котором не за что уцепиться. Помимо прозябания в Киото он знал только деревенскую юность и участие в сражении. Внезапная мысль загнала его, как щенка, на кухню.
— У меня нет денег! — прошептал он. — Наверняка они понадобятся.
Матахати вернулся в комнату Око, где обшарил ее ларцы с белилами и помадой, туалетный столик, шкафы. Он перевернул все вверх дном, но денег не нашел. Ему следовало бы знать, что Око не из беспечных женщин.
Обескураженный, Матахати уселся на кучу одежды, брошенной на пол. Запах тела Око окутывал, как липкий туман, он исходил от ее нижнего кимоно из красного шелка, оби, вытканного в Нисидзине, кимоно, крашеного в Момояме. Он представил, как она сидит рядом с Тодзи в театре под открытым небом на берегу реки и смотрит танцы Кабуки. Белизна кожи, дразнящая, кокетливая улыбка Око затмили воображение Матахати.
— Проклятая шлюха! — воскликнул Матахати. Горькие, жестокие мысли поднялись из глубины души.
Его вдруг пронзила боль воспоминаний об Оцу. Дни и месяцы разлуки открыли ему глаза на чистоту и преданность девушки, которая обещала ждать его. Матахати был бы рад покорно склонить перед ней голову, с мольбой простереть к ней руки, только бы Оцу простила его. Но он вероломно порвал с ней, бросив девушку на произвол судьбы, так что теперь он не сможет показаться Оцу на глаза.
— И все из-за этой женщины! — сокрушенно вздохнул Матахати. Он все понял, но слишком поздно. Он не должен был говорить Око про невесту. Око, впервые услышав про Оцу, едва заметно улыбнулась и притворилась, что ей нет дела до деревенской девушки. В действительности ее охватила ревность. Потом при каждой ссоре Око настаивала, чтобы он написал в деревню письмо, разрывающее помолвку. Матахати в конце концов сдался. Око нагло приложила свою записку и хладнокровно отправила послание с рассыльным.
— Что подумала обо мне Оцу? — жалобно стонал Матахати.
Он представил ее невинные девичьи глаза, полные осуждения. Ему виделись горы и реки в Мимасаке. Хотелось позвать мать и родственников. Они так любили его. Даже земля на родине казалась теплой и ласковой.
«Я никогда не смогу туда вернуться! — думал Матахати. — Отказался от всего ради…»
Впав в новый приступ негодования, Матахати принялся выбрасывать из сундуков одежду Око, рвать ее, разбрасывая клочки по дому.
До него не сразу дошло, что кто-то окликает его у парадного входа.
— Простите! — произнес мужской голос. — Я из школы Ёсиоки. Молодой учитель и Гион Тодзи не у вас?
— Откуда мне знать? — грубо ответил Матахати.
— Они должны быть здесь. Понимаю, что неприлично беспокоить их, когда они развлекаются, но я пришел по неотложному делу. Речь идет о чести семейства Ёсиоки.
— Пошел вон! Что привязался?!
— Может быть, вы передадите мою просьбу? Скажите, что в школу явился мастер фехтования по имени Миямото Мусаси, и никто из наших не смог его победить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301
— Дурак, безмозглый дурак! — бил кулаками себя по голове Матахати.
Тем временем мать, дочь и их двое гостей направлялись, весело болтая, на представление.
— Похоже, весна наступает.
— Пора. Третий месяц пошел.
— Говорят, что скоро сегун прибудет в столицу. Вы, дорогие дамы, должны нажиться по этому случаю.
— Едва ли!
— Неужели? Разве самураи из Эдо не любят поразвлечься?
— Они неотесанные мужланы.
— Мама, эта музыка к спектаклю Кабуки? Я слышу колокольчики и флейту!
— Дитя неразумное! Ты еще не в театре.
— Но я слышу, мама!
— Ладно. Понеси лучше шляпу молодого учителя.
Голоса веселой компании доносились до «Ёмоги». Матахати проводил ее злобным взглядом, украдкой подсматривая из каморки. Сцена показалась ему настолько унизительной, что он снова рухнул на татами, проклиная себя.
«Почему ты до сих пор здесь? Не осталось ни капли гордости? Как ты мог так низко пасть? Болван! Сделай же что-нибудь!»
В самообличении сквозило возмущение собственной никчемностью. Это чувство было сильнее гнева на Око.
«Она сказала, чтобы я убрался. Да, так и заявила! Зачем сидеть здесь, скрипя зубами? Мне всего двадцать два года. Я еще молод. Беги прочь и начни самостоятельную жизнь!»
Матахати казалось, что он ни минуты не выдержит в пустом безмолвном доме, но и заставить себя уйти он почему-то не мог. В голове у него все перемешалось. Его существование в последние годы лишило Матахати способности ясно мыслить. Как же он выносил такую жизнь? Его женщина развлекала по вечерам других мужчин, одаривая их ласками, которые когда-то предназначались ему. Матахати не спал по ночам, днем же он малодушно боялся выходить из дома. В темной конуре осталось только пить.
«И все, — думал он, — ради какой-то стареющей шлюхи!»
Матахати почувствовал отвращение к себе. Он понимал: единственный выход — порвать с этой безобразной жизнью и вернуться в светлые дни юности. Он должен найти верный путь. И все же…
Его опутывали какие-то таинственные чары. Какое колдовство удерживало его здесь? Женщина — демон в человеческом обличье? Она проклинала его, гнала вон, попрекала за дармоедство, а среди ночи вдруг растекалась приторным медом, шепча, что она пошутила днем, что у нее и в мыслях такого не было. Око было под сорок, но губы ее пленяли яркой сочностью, как у ее дочери.
Матахати терзала еще одна мысль. Он, по правде, никогда не осмелился бы предстать поденщиком перед Око и Акэми. Жизнь избаловала и изнежила его. Он превратился в молодого человека, привыкшего к шелковому кимоно, отличавшего вкус сакэ из Нады от питья местного изготовления. В нем не осталось и следа от деревенского крепкого парня, который сражался при Сэкигахаре, Самое неприятное заключалось в том, что странная жизнь с немолодой женщиной быстро состарила его. Матахати был молод годами, но в душе его царили холод, разочарование, праздность и озлобление.
«Нет, хватит! Уйду сегодня же!»
Хлопнув себе по голове еще раз, Матахати вскочил.
— Сию минуту! — закричал он.
Он прислушался к своему голосу и вдруг осознал, что его ничто не удерживало в этом доме, ничто не было ему дорого здесь. Единственная его собственность — меч. Матахати тут же заткнул его за пояс.
— Мужчина я или нет?! — решительно произнес он.
Матахати мог бы выйти из дома через парадный выход с мечом в руке, как победоносный воин, но он по привычке сунул ноги в грязные сандалии и выскользнул на улицу через кухню.
Пока все шло гладко. Он на свободе! А что дальше? Ноги Матахати словно приросли к земле. Он стоял на свежем весеннем ветру. Неяркий дневной свет ослепил его. Куда же идти? Мир казался Матахати огромным бурным морем, в котором не за что уцепиться. Помимо прозябания в Киото он знал только деревенскую юность и участие в сражении. Внезапная мысль загнала его, как щенка, на кухню.
— У меня нет денег! — прошептал он. — Наверняка они понадобятся.
Матахати вернулся в комнату Око, где обшарил ее ларцы с белилами и помадой, туалетный столик, шкафы. Он перевернул все вверх дном, но денег не нашел. Ему следовало бы знать, что Око не из беспечных женщин.
Обескураженный, Матахати уселся на кучу одежды, брошенной на пол. Запах тела Око окутывал, как липкий туман, он исходил от ее нижнего кимоно из красного шелка, оби, вытканного в Нисидзине, кимоно, крашеного в Момояме. Он представил, как она сидит рядом с Тодзи в театре под открытым небом на берегу реки и смотрит танцы Кабуки. Белизна кожи, дразнящая, кокетливая улыбка Око затмили воображение Матахати.
— Проклятая шлюха! — воскликнул Матахати. Горькие, жестокие мысли поднялись из глубины души.
Его вдруг пронзила боль воспоминаний об Оцу. Дни и месяцы разлуки открыли ему глаза на чистоту и преданность девушки, которая обещала ждать его. Матахати был бы рад покорно склонить перед ней голову, с мольбой простереть к ней руки, только бы Оцу простила его. Но он вероломно порвал с ней, бросив девушку на произвол судьбы, так что теперь он не сможет показаться Оцу на глаза.
— И все из-за этой женщины! — сокрушенно вздохнул Матахати. Он все понял, но слишком поздно. Он не должен был говорить Око про невесту. Око, впервые услышав про Оцу, едва заметно улыбнулась и притворилась, что ей нет дела до деревенской девушки. В действительности ее охватила ревность. Потом при каждой ссоре Око настаивала, чтобы он написал в деревню письмо, разрывающее помолвку. Матахати в конце концов сдался. Око нагло приложила свою записку и хладнокровно отправила послание с рассыльным.
— Что подумала обо мне Оцу? — жалобно стонал Матахати.
Он представил ее невинные девичьи глаза, полные осуждения. Ему виделись горы и реки в Мимасаке. Хотелось позвать мать и родственников. Они так любили его. Даже земля на родине казалась теплой и ласковой.
«Я никогда не смогу туда вернуться! — думал Матахати. — Отказался от всего ради…»
Впав в новый приступ негодования, Матахати принялся выбрасывать из сундуков одежду Око, рвать ее, разбрасывая клочки по дому.
До него не сразу дошло, что кто-то окликает его у парадного входа.
— Простите! — произнес мужской голос. — Я из школы Ёсиоки. Молодой учитель и Гион Тодзи не у вас?
— Откуда мне знать? — грубо ответил Матахати.
— Они должны быть здесь. Понимаю, что неприлично беспокоить их, когда они развлекаются, но я пришел по неотложному делу. Речь идет о чести семейства Ёсиоки.
— Пошел вон! Что привязался?!
— Может быть, вы передадите мою просьбу? Скажите, что в школу явился мастер фехтования по имени Миямото Мусаси, и никто из наших не смог его победить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301