– спросил Орр.
– Разве тут разберешь? Фальшивый нос, парик, искусственная борода…
– Я не заметил на его носу бородавки, – сказал Барак. – Если она такая большая, как про нее говорят, ее невозможно спрятать даже под фальшивым носом.
– Зачем он приперся? – недоумевал Орр. – Что ему здесь понадобилось?
– Возможно, решил разнюхать, что и как. А может, решил снова попугать нас или даже сделать что-нибудь с нашими женщинами.
Подумав несколько секунд, я стал вытаскивать со дна тележки склянки с уксусом для чистки серебра, откупоривать их и выливать содержимое прямо в тележку. Содержимое седьмой зашипело и стало разъедать дерево.
– Витриол. Снова витриол! Вот почему он стучался в дом. Он собирался облить этой пакостью Джоан или Тамазин!
Мы медленным шагом возвращались домой, оставив тележку там, где она была. Этот предмет уже не мог сказать нам ничего нового. Фальшивую бороду я бросил туда же.
На пороге нас ждала Джоан. Она и без того выглядела испуганной, а увидев кровоточащую руку Барака, едва не хлопнулась в обморок.
– Что случилось? – дрожащим голосом прошептала она.
– Там был человек, который избил Тамазин, а потом ранил меня, – пояснил я и, посмотрев в ее встревоженное лицо, добавил: – Но его больше нет, он сбежал.
Мне была мучительна сама мысль о том, что могло бы произойти, открой ему дверь Тамазин или Джоан.
– С вами все в порядке? Где мальчики?
– Я велела им оставаться в конюшне.
Я устало кивнул.
– Они уже могут выйти оттуда. Орр, спасибо за помощь!
Он склонил голову и пошел вслед за Джоан на кухню. Барак прислонился спиной к дверной перекладине. Лицо его было белее полотна.
– Я бы достал его, если бы не этот идиот Роуленд! – с яростью выдавил он сквозь сжатые зубы.
– Наверняка достал бы.
– Я не могу рассказать Тамми про витриол. Не могу, хоть убейте. – Он тяжело вздохнул. – Значит, она не может выходить за порог, пока все это не закончится.
– Почему это я не смогу выйти из дому? – послышался голос с балюстрады второго этажа.
Мы подняли глаза и увидели стоявшую наверху лестницы Тамазин. Она, видимо, слышала последние слова Барака. Заметив раненую руку своего мужа, Тамазин гневно выкрикнула:
– А теперь-то какого дьявола с тобой случилось?!
Я впервые услышал, чтобы эта милая женщина сквернословила.
– Там, на улице, был убийца. Нам почти удалось словить его, но он сумел смыться. А рана… Да это, собственно, и не рана. А так, царапина. Согрей воды, чтобы я мог промыть ее.
– Но почему ты сказал, что я не смогу выйти за порог?
– Потому что он все еще может быть где-то поблизости.
– Он был «где-то поблизости» на протяжении последних трех недель. Вы в конце концов объясните мне, что происходит?
– Думаю, ты должен рассказать ей все, – едва слышно прошептал я Бараку. – Она сильная и вынесет это.
– Нет, я не могу, – также шепотом ответил он. – Не могу сказать ей, что такая штука могла случиться с ней только потому, что она является моей женой.
Он вздохнул, едва не подавившись этим вздохом.
– Что это ты там бормочешь? – спросила сверху Тамазин.
– Делай, что я говорю, женщина, и не задавай вопросов! – громко прорычал Барак и стал взбираться по ступеням, держась за раненую руку.
Жена посторонилась, позволяя ему пройти. На его лице была смесь злости и тревоги. Барак вошел в комнату, Тамазин – следом за ним. Дверь шумно захлопнулась.
На дворе снова зарядил ливень и принялся щедро поливать окна своими уже успевшими опостылеть мне струями.
Перед тем как лечь спать, я стоял у окна и, глядя на дождь, думал, починили ли сливные ворота в водопроводе Чартерхауса. Вдруг мои раздумья прервал стук в дверь. Я открыл. На пороге стоял Барак.
– Какие-то новости от Харснета? – спросил я.
– Нет.
Правый рукав его рубашки был закатан, а на предплечье наложена чистая повязка. Над этой свежей раной виднелись другие шрамы, следы, оставшиеся от прежних рукопашных. Вид Джека был очень усталым.
– Можно мне войти? – спросил он. – Я хочу поговорить с вами.
Я кивнул. Барак вошел в спальню и уселся на мою кровать. Некоторое время он молчал, потом тряхнул головой и сказал:
– Она злится из-за того, что я запретил ей выходить из дому и при этом не объясняю почему.
– Тебе следовало рассказать ей про витриол.
Он снова упрямо качнул головой.
– Не могу! Ну не могу я рассказывать ей про все эти ужасы! Да и сам я… Как представлю себе, что он плеснет ей в лицо этой дрянью…
Барак умолк, но на глазах у него выступили слезы.
– Ну же, дружище! – ободряюще проговорил я, взяв его за локоть. – Ведь ты же знаешь, какая она сильная! Ведь именно за это ты полюбил ее в Йорке. Помнишь?
– Но теперь я ее муж. И обязан защищать ее, и должен быть способен сделать это.
Помолчав, он добавил:
– Я должен подарить ей ребенка.
Барак снова умолк. Собравшись с силами, он продолжил:
– Я знаю: когда дитя, только что покинувшее чрево матери, умирает, в его смерти принято обвинять именно мать. Но все так смешалось… Я не знаю, что и думать. Может, я тоже виноват? Но я стремился лишь к одному: обеспечивать ее, делать ее жизнь безопасной, создать ей семью! В конце концов, моей целью было не допустить, чтобы канул в Лету мой род, моя древняя еврейская фамилия. И ничего из этого у меня не получилось…
Он уперся невидящим взглядом в дверь.
– Я люблю ее! Лишь одному богу известно, как я ее люблю! Я не испытывал таких чувств ни к одной из женщин, а их у меня было с избытком!
– Возможно, в этом-то и состоит проблема, – как можно мягче сказал я. – Ты создал для себя идеальную картину того, каким должен быть брак. А теперь, когда он подвергается испытаниям, ты пошатнулся. В этом нет ни твоей вины, ни вины Тамазин. Если бы только еще вы могли разговаривать об этом открыто и доброжелательно!
Барак посмотрел на меня долгим взглядом.
– Для одинокого сыча вы обладаете удивительно обширными познаниями в области семейной жизни.
– Чужую беду просто разглядеть со стороны. Ошибку противоположного рода я допустил с Дороти. Я сказал ей слишком много и слишком скоро.
– А я-то думаю, что там у вас происходит.
– Ничего не происходит. И если ты кому-то заикнешься об этом хоть словом, то вылетишь из Линкольнс-Инн быстрей ошпаренной вороны, – шутливо пригрозил я, желая снять напряжение.
Барак понимающе улыбнулся и кивнул.
– Кстати, о воронах, – заговорил он. – Не кажется ли вам, что в лице Билкнэпа у вас появился конкурент? Может, он вовсе и не болен, а просто пытается вызвать по отношению к себе женскую жалость?
– Билкнэп заинтересуется женщиной лишь в том случае, если она сделана из чистого золота и ее можно взвесить и распилить на кусочки.
Мы посмеялись.
Барак, снова став серьезным, спросил:
– Вы сумеете наладить отношения со старым мавром?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166
– Разве тут разберешь? Фальшивый нос, парик, искусственная борода…
– Я не заметил на его носу бородавки, – сказал Барак. – Если она такая большая, как про нее говорят, ее невозможно спрятать даже под фальшивым носом.
– Зачем он приперся? – недоумевал Орр. – Что ему здесь понадобилось?
– Возможно, решил разнюхать, что и как. А может, решил снова попугать нас или даже сделать что-нибудь с нашими женщинами.
Подумав несколько секунд, я стал вытаскивать со дна тележки склянки с уксусом для чистки серебра, откупоривать их и выливать содержимое прямо в тележку. Содержимое седьмой зашипело и стало разъедать дерево.
– Витриол. Снова витриол! Вот почему он стучался в дом. Он собирался облить этой пакостью Джоан или Тамазин!
Мы медленным шагом возвращались домой, оставив тележку там, где она была. Этот предмет уже не мог сказать нам ничего нового. Фальшивую бороду я бросил туда же.
На пороге нас ждала Джоан. Она и без того выглядела испуганной, а увидев кровоточащую руку Барака, едва не хлопнулась в обморок.
– Что случилось? – дрожащим голосом прошептала она.
– Там был человек, который избил Тамазин, а потом ранил меня, – пояснил я и, посмотрев в ее встревоженное лицо, добавил: – Но его больше нет, он сбежал.
Мне была мучительна сама мысль о том, что могло бы произойти, открой ему дверь Тамазин или Джоан.
– С вами все в порядке? Где мальчики?
– Я велела им оставаться в конюшне.
Я устало кивнул.
– Они уже могут выйти оттуда. Орр, спасибо за помощь!
Он склонил голову и пошел вслед за Джоан на кухню. Барак прислонился спиной к дверной перекладине. Лицо его было белее полотна.
– Я бы достал его, если бы не этот идиот Роуленд! – с яростью выдавил он сквозь сжатые зубы.
– Наверняка достал бы.
– Я не могу рассказать Тамми про витриол. Не могу, хоть убейте. – Он тяжело вздохнул. – Значит, она не может выходить за порог, пока все это не закончится.
– Почему это я не смогу выйти из дому? – послышался голос с балюстрады второго этажа.
Мы подняли глаза и увидели стоявшую наверху лестницы Тамазин. Она, видимо, слышала последние слова Барака. Заметив раненую руку своего мужа, Тамазин гневно выкрикнула:
– А теперь-то какого дьявола с тобой случилось?!
Я впервые услышал, чтобы эта милая женщина сквернословила.
– Там, на улице, был убийца. Нам почти удалось словить его, но он сумел смыться. А рана… Да это, собственно, и не рана. А так, царапина. Согрей воды, чтобы я мог промыть ее.
– Но почему ты сказал, что я не смогу выйти за порог?
– Потому что он все еще может быть где-то поблизости.
– Он был «где-то поблизости» на протяжении последних трех недель. Вы в конце концов объясните мне, что происходит?
– Думаю, ты должен рассказать ей все, – едва слышно прошептал я Бараку. – Она сильная и вынесет это.
– Нет, я не могу, – также шепотом ответил он. – Не могу сказать ей, что такая штука могла случиться с ней только потому, что она является моей женой.
Он вздохнул, едва не подавившись этим вздохом.
– Что это ты там бормочешь? – спросила сверху Тамазин.
– Делай, что я говорю, женщина, и не задавай вопросов! – громко прорычал Барак и стал взбираться по ступеням, держась за раненую руку.
Жена посторонилась, позволяя ему пройти. На его лице была смесь злости и тревоги. Барак вошел в комнату, Тамазин – следом за ним. Дверь шумно захлопнулась.
На дворе снова зарядил ливень и принялся щедро поливать окна своими уже успевшими опостылеть мне струями.
Перед тем как лечь спать, я стоял у окна и, глядя на дождь, думал, починили ли сливные ворота в водопроводе Чартерхауса. Вдруг мои раздумья прервал стук в дверь. Я открыл. На пороге стоял Барак.
– Какие-то новости от Харснета? – спросил я.
– Нет.
Правый рукав его рубашки был закатан, а на предплечье наложена чистая повязка. Над этой свежей раной виднелись другие шрамы, следы, оставшиеся от прежних рукопашных. Вид Джека был очень усталым.
– Можно мне войти? – спросил он. – Я хочу поговорить с вами.
Я кивнул. Барак вошел в спальню и уселся на мою кровать. Некоторое время он молчал, потом тряхнул головой и сказал:
– Она злится из-за того, что я запретил ей выходить из дому и при этом не объясняю почему.
– Тебе следовало рассказать ей про витриол.
Он снова упрямо качнул головой.
– Не могу! Ну не могу я рассказывать ей про все эти ужасы! Да и сам я… Как представлю себе, что он плеснет ей в лицо этой дрянью…
Барак умолк, но на глазах у него выступили слезы.
– Ну же, дружище! – ободряюще проговорил я, взяв его за локоть. – Ведь ты же знаешь, какая она сильная! Ведь именно за это ты полюбил ее в Йорке. Помнишь?
– Но теперь я ее муж. И обязан защищать ее, и должен быть способен сделать это.
Помолчав, он добавил:
– Я должен подарить ей ребенка.
Барак снова умолк. Собравшись с силами, он продолжил:
– Я знаю: когда дитя, только что покинувшее чрево матери, умирает, в его смерти принято обвинять именно мать. Но все так смешалось… Я не знаю, что и думать. Может, я тоже виноват? Но я стремился лишь к одному: обеспечивать ее, делать ее жизнь безопасной, создать ей семью! В конце концов, моей целью было не допустить, чтобы канул в Лету мой род, моя древняя еврейская фамилия. И ничего из этого у меня не получилось…
Он уперся невидящим взглядом в дверь.
– Я люблю ее! Лишь одному богу известно, как я ее люблю! Я не испытывал таких чувств ни к одной из женщин, а их у меня было с избытком!
– Возможно, в этом-то и состоит проблема, – как можно мягче сказал я. – Ты создал для себя идеальную картину того, каким должен быть брак. А теперь, когда он подвергается испытаниям, ты пошатнулся. В этом нет ни твоей вины, ни вины Тамазин. Если бы только еще вы могли разговаривать об этом открыто и доброжелательно!
Барак посмотрел на меня долгим взглядом.
– Для одинокого сыча вы обладаете удивительно обширными познаниями в области семейной жизни.
– Чужую беду просто разглядеть со стороны. Ошибку противоположного рода я допустил с Дороти. Я сказал ей слишком много и слишком скоро.
– А я-то думаю, что там у вас происходит.
– Ничего не происходит. И если ты кому-то заикнешься об этом хоть словом, то вылетишь из Линкольнс-Инн быстрей ошпаренной вороны, – шутливо пригрозил я, желая снять напряжение.
Барак понимающе улыбнулся и кивнул.
– Кстати, о воронах, – заговорил он. – Не кажется ли вам, что в лице Билкнэпа у вас появился конкурент? Может, он вовсе и не болен, а просто пытается вызвать по отношению к себе женскую жалость?
– Билкнэп заинтересуется женщиной лишь в том случае, если она сделана из чистого золота и ее можно взвесить и распилить на кусочки.
Мы посмеялись.
Барак, снова став серьезным, спросил:
– Вы сумеете наладить отношения со старым мавром?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166