Я настоял на участии в суде Гая, который должен был засвидетельствовать, что Адам серьезно болен и нуждается в судебной защите. О том, чтобы выпустить его из больницы, пока не могло быть и речи, тем более что там он находился в большей безопасности.
Удастся ли его когда-нибудь вылечить, или он так и останется до конца своих дней в похожей на тюремную камеру палате с зарешеченными окнами и со смятением в душе?
Мои мысли перескочили с этого дела на наше тайное расследование. Что за человек убийца? Страдает ли он? Что-то подсказывало мне, что скрупулезное планирование жестоких убийств и их осуществление доставляют ему удовольствие. Он наверняка давно замыслил новое душегубство. Ту часть Книги Откровения, в которой говорилось о семи чашах, я уже помнил наизусть.
«Пятый Ангел вылил чашу свою на престол зверя; и сделалось царство его мрачно, и они кусали языки свои от страдания».
«Престол зверя», должно быть, означал логово дьявола.
«…и они кусали языки свои от страдания».
Я поежился.
Барак ждал меня в заполненном людьми вестибюле суда прошений. Я окинул взглядом знакомую картину. Истцы расположились на лавках вдоль стен, а в центре зала переговаривались друг с другом адвокаты. Я узнал знакомую супружескую пару, сидевшую рядом с моим коллегой-адвокатом, братом Эрвином. Увидев меня, он приветственно кивнул. Я здорово помог Эрвину, отказавшись в его пользу от большинства дел. Таким образом я потерял много денег, но это беспокоило меня в последнюю очередь: сбережений у меня хватало. Пожилая чета, приехавшая в Лондон аж из Ланкашира, надеясь найти здесь справедливость и защиту от своего землевладельца, тоскливо посмотрела на меня. В дверном проеме, тесно прижавшись друг к другу, появились Дэниел и Минни Кайты, а следом за ними и Гай, облаченный в докторскую мантию. Мы с Бараком подошли к ним.
– Адама еще нет, сэр, – возбужденно сообщил Дэниел.
– Мы приехали слишком рано. Его скоро привезут.
– Судья не будет чересчур строг по отношению к нему? – волнуясь, спросила Минни.
– Судья – справедливый и порядочный человек, – ответил я. – А почему с вами сегодня нет преподобного Мифона?
– Он задержался в соседнем приходе. Тамошний священник заболел.
В этот момент кто-то грубо толкнул меня, задев раненую руку. От боли я скривился и зашипел, а повернувшись, увидел низкорослого коренастого мужчину лет сорока, в дорогом плаще на меху и шапке из шелка и бархата. Красные прожилки на носу выдавали в нем сильно пьющего человека.
– Это вы тут представляете интересы мальчишки Кайта? – властным тоном спросил он.
– Да, сэр, – с поклоном ответил я.
– Я сэр Джордж Метвис, директор Бедлама, и пришел сюда по просьбе архиепископа Кранмера. – Он взглянул на Кайтов и Гая. – Не понимаю, чем заинтересовали архиепископа эти люди!
– Благодарю вас за то, что пришли, сэр, – как можно более покладистым тоном сказал я. – Мне хотелось бы узнать заранее, какие возражения вы выдвинете против нашего иска. Его суть, позволю себе напомнить, заключается в том, чтобы больница регулярно предоставляла отчеты о состоянии юного Адама Кайта, уходе, который ему предоставляется, и оплачивала счета за его содержание из собственных фондов.
«Из тех самых, которые выделяются на содержание пациентов и в которые ты регулярно запускаешь свою жадную лапу, – подумал я. – Это означает, что отныне у тебя будет меньше денег на выпивку».
– Я не собираюсь выдвигать никаких возражений, – пробурчал Метвис. – Люди Кранмера мне уже кое о чем намекнули. Хотя, будь моя воля…
Его прервал какой-то звенящий звук, за которым последовал громкий стон. Все головы повернулись в сторону двери. Старший смотритель Шоумс и два его крепких помощника втащили в вестибюль Адама. Его ноги были скованы цепью, а руки, больше похожие на палки, казалось, вот-вот сломаются в огромных лапах санитаров. Мальчик пытался упасть на пол, чтобы молиться, и громко стонал, когда санитары не позволяли ему сделать это. Шоумс был красным от волнения. Дэниел Кайт прикусил губу, а его жена всхлипнула. Адам, свесив голову на грудь, даже не взглянул на нас, проходя мимо. От него исходил ужасный запах.
Адама усадили на скамью, а помощники смотрителя расположились по обе стороны от него. Люди расступились, стараясь держаться подальше от них, один мужчина испуганно перекрестился. Почему-то в этих декорациях вид Адама был более жалким и пугающим, нежели в палате Бедлама или даже на Лондонской стене. Минни дернулась по направлению к сыну, но Гай успокаивающим жестом положил ладонь ей на плечо и прошептал:
– Не теперь.
– Что за представление! – проворчал Метвис, уставившись на Адама и своих подчиненных.
Шоумс, завидев директора, встал и отвесил низкий поклон.
В неловком ожидании мы провели еще полчаса. От того места, где находился Адам, изредка доносился звон цепей, возвещавший о том, что он снова пытается бухнуться на колени. Гай подошел к парню, надеясь поговорить с ним, но сегодня удача не благоволила ему, и он вернулся ни с чем.
Барак сосредоточенно следил за происходящим.
– Господи Иисусе! – прошептал он, когда Адам предпринял очередную попытку вырваться из рук тюремщиков. – Какой кошмар!
Наконец появился судебный пристав и пригласил всех в зал. Я подошел к стоявшей впереди скамье для адвокатов и положил на нее свои бумаги. Метвис уселся сзади, подальше от Адама и санитаров. Барак, Гай и Кайты заняли места в первом ряду лавок. Из двери, ведущей во внутренние помещения, вышел судья Эйнсворт и занял свое место. Он окинул взглядом зал заседаний, и в тот же миг Адам громко заскулил. Судья перевел взгляд на меня.
– Думаю, мы рассмотрим дело Адама Кайта первым, – объявил он. – Брат Шардлейк?
Я принялся излагать суть своего иска. Судья медленно кивал, а затем метнул острый взгляд в сторону Шоумса.
– Этот несчастный выглядит так, словно вот-вот испустит дух. Вы хоть его кормите?
Побагровевший Шоумс встал, не зная, куда девать руки.
– Иногда он отказывается жрать, ваша честь, и тогда его приходится кормить с ложечки, словно малое дитя. А другой раз – выплевывает все, что у него во рту, прямо на санитаров.
– Значит, вам следует удвоить ваши старания, приятель.
Эйнсворт повернулся к Метвису.
– Сэр Джордж, вы директор. Что скажете в ответ на высказанные претензии?
Метвис поднялся.
– Я готов был бы согласиться с ними, ваша честь, если бы не одно обстоятельство. Я прилагаю все силы к тому, чтобы выполнять свои обязанности наилучшим образом, но в соответствии с существующими правилами в Бедлам принимаются лишь те пациенты, которых можно вылечить, да и то на ограниченный срок.
– Но наверняка некоторые пациенты живут у вас годами и за их содержание платят родственники?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166
Удастся ли его когда-нибудь вылечить, или он так и останется до конца своих дней в похожей на тюремную камеру палате с зарешеченными окнами и со смятением в душе?
Мои мысли перескочили с этого дела на наше тайное расследование. Что за человек убийца? Страдает ли он? Что-то подсказывало мне, что скрупулезное планирование жестоких убийств и их осуществление доставляют ему удовольствие. Он наверняка давно замыслил новое душегубство. Ту часть Книги Откровения, в которой говорилось о семи чашах, я уже помнил наизусть.
«Пятый Ангел вылил чашу свою на престол зверя; и сделалось царство его мрачно, и они кусали языки свои от страдания».
«Престол зверя», должно быть, означал логово дьявола.
«…и они кусали языки свои от страдания».
Я поежился.
Барак ждал меня в заполненном людьми вестибюле суда прошений. Я окинул взглядом знакомую картину. Истцы расположились на лавках вдоль стен, а в центре зала переговаривались друг с другом адвокаты. Я узнал знакомую супружескую пару, сидевшую рядом с моим коллегой-адвокатом, братом Эрвином. Увидев меня, он приветственно кивнул. Я здорово помог Эрвину, отказавшись в его пользу от большинства дел. Таким образом я потерял много денег, но это беспокоило меня в последнюю очередь: сбережений у меня хватало. Пожилая чета, приехавшая в Лондон аж из Ланкашира, надеясь найти здесь справедливость и защиту от своего землевладельца, тоскливо посмотрела на меня. В дверном проеме, тесно прижавшись друг к другу, появились Дэниел и Минни Кайты, а следом за ними и Гай, облаченный в докторскую мантию. Мы с Бараком подошли к ним.
– Адама еще нет, сэр, – возбужденно сообщил Дэниел.
– Мы приехали слишком рано. Его скоро привезут.
– Судья не будет чересчур строг по отношению к нему? – волнуясь, спросила Минни.
– Судья – справедливый и порядочный человек, – ответил я. – А почему с вами сегодня нет преподобного Мифона?
– Он задержался в соседнем приходе. Тамошний священник заболел.
В этот момент кто-то грубо толкнул меня, задев раненую руку. От боли я скривился и зашипел, а повернувшись, увидел низкорослого коренастого мужчину лет сорока, в дорогом плаще на меху и шапке из шелка и бархата. Красные прожилки на носу выдавали в нем сильно пьющего человека.
– Это вы тут представляете интересы мальчишки Кайта? – властным тоном спросил он.
– Да, сэр, – с поклоном ответил я.
– Я сэр Джордж Метвис, директор Бедлама, и пришел сюда по просьбе архиепископа Кранмера. – Он взглянул на Кайтов и Гая. – Не понимаю, чем заинтересовали архиепископа эти люди!
– Благодарю вас за то, что пришли, сэр, – как можно более покладистым тоном сказал я. – Мне хотелось бы узнать заранее, какие возражения вы выдвинете против нашего иска. Его суть, позволю себе напомнить, заключается в том, чтобы больница регулярно предоставляла отчеты о состоянии юного Адама Кайта, уходе, который ему предоставляется, и оплачивала счета за его содержание из собственных фондов.
«Из тех самых, которые выделяются на содержание пациентов и в которые ты регулярно запускаешь свою жадную лапу, – подумал я. – Это означает, что отныне у тебя будет меньше денег на выпивку».
– Я не собираюсь выдвигать никаких возражений, – пробурчал Метвис. – Люди Кранмера мне уже кое о чем намекнули. Хотя, будь моя воля…
Его прервал какой-то звенящий звук, за которым последовал громкий стон. Все головы повернулись в сторону двери. Старший смотритель Шоумс и два его крепких помощника втащили в вестибюль Адама. Его ноги были скованы цепью, а руки, больше похожие на палки, казалось, вот-вот сломаются в огромных лапах санитаров. Мальчик пытался упасть на пол, чтобы молиться, и громко стонал, когда санитары не позволяли ему сделать это. Шоумс был красным от волнения. Дэниел Кайт прикусил губу, а его жена всхлипнула. Адам, свесив голову на грудь, даже не взглянул на нас, проходя мимо. От него исходил ужасный запах.
Адама усадили на скамью, а помощники смотрителя расположились по обе стороны от него. Люди расступились, стараясь держаться подальше от них, один мужчина испуганно перекрестился. Почему-то в этих декорациях вид Адама был более жалким и пугающим, нежели в палате Бедлама или даже на Лондонской стене. Минни дернулась по направлению к сыну, но Гай успокаивающим жестом положил ладонь ей на плечо и прошептал:
– Не теперь.
– Что за представление! – проворчал Метвис, уставившись на Адама и своих подчиненных.
Шоумс, завидев директора, встал и отвесил низкий поклон.
В неловком ожидании мы провели еще полчаса. От того места, где находился Адам, изредка доносился звон цепей, возвещавший о том, что он снова пытается бухнуться на колени. Гай подошел к парню, надеясь поговорить с ним, но сегодня удача не благоволила ему, и он вернулся ни с чем.
Барак сосредоточенно следил за происходящим.
– Господи Иисусе! – прошептал он, когда Адам предпринял очередную попытку вырваться из рук тюремщиков. – Какой кошмар!
Наконец появился судебный пристав и пригласил всех в зал. Я подошел к стоявшей впереди скамье для адвокатов и положил на нее свои бумаги. Метвис уселся сзади, подальше от Адама и санитаров. Барак, Гай и Кайты заняли места в первом ряду лавок. Из двери, ведущей во внутренние помещения, вышел судья Эйнсворт и занял свое место. Он окинул взглядом зал заседаний, и в тот же миг Адам громко заскулил. Судья перевел взгляд на меня.
– Думаю, мы рассмотрим дело Адама Кайта первым, – объявил он. – Брат Шардлейк?
Я принялся излагать суть своего иска. Судья медленно кивал, а затем метнул острый взгляд в сторону Шоумса.
– Этот несчастный выглядит так, словно вот-вот испустит дух. Вы хоть его кормите?
Побагровевший Шоумс встал, не зная, куда девать руки.
– Иногда он отказывается жрать, ваша честь, и тогда его приходится кормить с ложечки, словно малое дитя. А другой раз – выплевывает все, что у него во рту, прямо на санитаров.
– Значит, вам следует удвоить ваши старания, приятель.
Эйнсворт повернулся к Метвису.
– Сэр Джордж, вы директор. Что скажете в ответ на высказанные претензии?
Метвис поднялся.
– Я готов был бы согласиться с ними, ваша честь, если бы не одно обстоятельство. Я прилагаю все силы к тому, чтобы выполнять свои обязанности наилучшим образом, но в соответствии с существующими правилами в Бедлам принимаются лишь те пациенты, которых можно вылечить, да и то на ограниченный срок.
– Но наверняка некоторые пациенты живут у вас годами и за их содержание платят родственники?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166