– Я была сама не своя. Джек не хотел, чтобы вы видели меня такой. А вы? Как ваше здоровье, сэр?
– Весьма удовлетворительно, – улыбнулся я. – Много работаю и процветаю, в том числе и благодаря вашему Джеку.
– Он просто восхищается вами, сэр. Все время рассказывает о том, как мастер Шардлейк выиграл то или иное дело, «обнаружив новые доказательства и опрокинув все бастионы противника».
– Правда? – Я рассмеялся. – Мне действительно кажется, что иногда он смотрит на меня как на полководца.
– Так и есть, сэр.
Я улыбнулся женщине. Кода мы впервые познакомились два года назад во время большого королевского путешествия в Йорк, уверенная в себе, полная жизни Тамазин поначалу вызывала у меня некоторые подозрения, но по мере того, как мы сообща преодолевали опасности, я проникся к ней поистине отцовской привязанностью. Глядя на уставшую домохозяйку, сидевшую напротив, я думал: куда девалось все это?
Эти мысли, видимо, невольно отразились на лице, потому что губы Тамазин задрожали, а по щекам скатились две крупные слезы. Она опустила голову.
– Тамазин, – проговорил я, приподнявшись на стуле. – Ну зачем вы это?
– Простите, сэр.
– Ну же! По сравнению с тем, через что нам пришлось пройти в Йоркшире, несколько слезинок – ничто. Расскажите мне, что вас тревожит?
Она, захлебываясь, вздохнула, вытерла глаза рукавом и повернула ко мне заплаканное лицо.
– Все началось со смертью ребенка, – тихо заговорила она. – Для Джека она стала таким же потрясением, как для меня. Говорят, когда умирает ребенок, сердце матери каменеет, но у Джека оно окаменело тоже. О, он так зол!
– На вас?
– На всех. На самого Бога. Он считает, что Всевышний поступил жестоко, забрав у него ребенка. Он и раньше не особенно часто ходил в церковь, а теперь и вовсе носу туда не кажет. Завтра Пасха, но он не пойдет ни на литургию, ни на исповедь.
– А вы пойдете?
– Да, хотя… Я чувствую, будто из меня тоже выдавили веру. Но вы же меня знаете, – добавила она с оттенком своего прежнего юмора. – Я предпочитаю находиться на той стороне, где и власть.
– В наши дни это очень осмотрительно.
– По словам Джека, я хожу в церковь лишь для того, чтобы похвастаться своими лучшими нарядами.
– Да…
Она посмотрела на свой фартук.
– Что ж, в этом есть доля правды. После того как целую неделю носишь вот это, хочется хоть изредка приодеться во что-нибудь нарядное. Но я опасаюсь, что, если Джек и дальше будет упрямо отказываться посещать церковь, это привлечет внимание, поползут слухи, церковные старосты начнут задавать вопросы, и в итоге он окажется в беде. Тем более что всем известно: в его жилах течет иудейская кровь.
Тамазин скорбно сложила губы, помолчала и добавила:
– Он мечтал о том, что его род продолжится через нашего ребенка, и все время говорит об этом, когда напьется.
– Он часто пьет?
Я вспомнил, каким потрепанным выглядел мой помощник сегодня утром.
– Все чаще. Уходит со своими старыми приятелями и иногда пропадает ночами. Вот и сейчас где-то шляется. И я думаю, что он водит шашни с другими женщинами.
– С кем? – ошеломленно спросил я.
– Не знаю. Наверное, с соседками. Вам же известно, что за публика здесь обитает.
– Вы в этом уверены?
Она посмотрела мне прямо в глаза.
– Да. Запах, который исходит от него иногда по утрам, не оставляет места для сомнений.
– Нет ли признаков того, что через какое-то время у вас может появиться… другой ребенок?
– Нет. Наверное, я, как старая королева Кэтрин Арагонская, не способна производить на свет здоровое потомство.
– Ну-ну, зачем вы так! Ведь со времени смерти вашего первенца прошло – сколько? – всего полгода. Разве это срок, Тамазин?
– Этого хватило, чтобы Джек отвернулся от меня. Иногда в пьяном виде он начинает сетовать на то, что я, дескать, подавила его, превратила в домашнее существо.
Она обвела взглядом свое убогое жилище.
– Как будто здесь можно хоть кого-то превратить в домашнее существо!
– Иногда Джек бывает невыносим, даже жесток.
– Что ж, он хотя бы не бьет меня. А ведь многие мужья поколачивают своих жен.
– Тамазин…
– О, протрезвев, он извиняется, он снова полон любви, называет меня цыпочкой, говорит, что не хотел меня обидеть, а все злые слова произносил лишь от злости на то, что Бог забрал у него сына. В этом я с ним согласна. Почему Господь поступает столь жестоко? – спросила женщина с внезапно вспыхнувшей в голосе злостью.
Мне оставалось лишь покачать головой.
– У меня нет ответа на этот вопрос, Тамазин. Подобные вещи и меня ставят в тупик.
– Сэр, – заговорила она, выпрямившись и устремив на меня взгляд, – не могли бы вы поговорить с Джеком, выяснить, что у него на уме? Он в последнее время стал таким странным, непредсказуемым. Я уже даже не знаю, нужна ли я ему еще.
– О Тамазин! – воскликнул я. – Я уверен в том, что он вас по-прежнему любит. А вот говорить с ним на такие темы – вещь непростая. Если он узнает о том, что мы с вами обсуждали вашу семейную жизнь, то не на шутку разозлится.
– Да, он гордый. Но вы все же могли бы попытаться выяснить хоть что-нибудь.
Она смотрела на меня умоляющим взором.
– Я знаю, вы умеете заставить людей разговориться, а мне больше некого попросить о помощи.
– Я постараюсь, Тамазин, но торопиться не буду. Для этого нужно очень тщательно выбрать подходящий момент.
Она согласно кивнула.
– Благодарю вас.
Я встал.
– А теперь мне пора идти. Если он сейчас вернется и застанет вас изливающей мне свои печали, то не на шутку рассердится.
Я положил ладони на ее руки.
– Но если вам станет совсем невмоготу или захочется с кем-нибудь поговорить, отправьте мне записку, и я буду тут как тут.
– Вы так добры, сэр! Иногда я часами сижу, как бесчувственное бревно, и таращусь на эти пятна плесени, не ощущая в себе сил, не понимая, что со мной происходит. Я снова и снова отчищаю плесень, а она возвращается опять.
Женщина вздохнула.
– Это не старые добрые времена, когда я прислуживала бедной королеве Кэтрин Говард. О, я была всего лишь ничтожнейшей из служанок, но там всегда было что-нибудь интересное.
– И опасное, как показало время, – с улыбкой вставил я.
– Верно.
Тамазин помолчала.
– Говорят, скоро будет новая королева. Вдова Кэтрин, леди Латимер. Она станет шестой. С ума сойти можно!
– Действительно, странно.
Тамазин удивленно покачала головой.
– Ну был у нас еще когда-нибудь такой король?
Я оставил ее.
Спускаясь по темной, скрипучей лестнице, я вспоминал чудесный весенний день, когда поженились Барак и Тамазин. Я тогда, признаюсь, невольно завидовал их счастью. Холостяку несложно поверить в то, что все браки счастливы и благословенны. Именно это я наблюдал на примере Роджера и Дороти. Но сегодня я видел изнанку брака, грустные вещи, которые скрывались под его гладкой, ничем, казалось бы, не нарушаемой поверхностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166