Если бы не этот фриз, он никогда не оказался бы в нашем доме и не избрал бы Роджера в качестве своей очередной жертвы.
– Да, бедный Роджер погиб в результате ужасного стечения обстоятельств.
– Что заставляло его убивать ни в чем не повинных людей?
– Я только что говорил об этом с Гаем. Для нас обоих это загадка, и пусть она ею и остается. Это не тот вопрос, над которым стоит слишком долго ломать голову.
– Ты был там, когда его поймали? – спросила Дороти.
– Да, но не расспрашивай меня ни о чем больше, Дороти. Подробности этого дела должны храниться в тайне.
– Я буду благодарна тебе до конца жизни, – сказала она. – Я хотела, чтобы убийца Роджера был пойман и понес наказание, и ты сделал это.
Дороти отпустила мои руки, отступила на шаг назад и сжала ладони у себя на груди. Я понял, что она собирается сказать что-то важное.
– Мэтью, – медленно заговорила она, – не так давно я сказала тебе, что пока не решила, как жить дальше. У меня в голове до сих пор нет ясности на этот счет. Но я приняла решение: я поеду в Бристоль и останусь с Сэмюелем, хотя бы на два или три месяца. Все дела Роджера благополучно улажены, убийца наказан, а мне необходимо время, чтобы прийти в себя и подумать. Я уезжаю во вторник.
– Мне будет недоставать тебя.
– Это ненадолго, – ответила Дороти. – В июне я вернусь и к тому времени приму окончательное решение: остаться в Бристоле или снова переехать в Лондон и снять здесь маленький домик. Теперь я смогу себе это позволить. Бристоль полон торговцев, вскоре им станет и Сэмюель, и я боюсь… заскучать в этом обществе.
Я улыбнулся.
– Еще бы! Ведь в отличие от адвокатов торговцы не обладают отточенным интеллектом и пытливым умом.
– Вот именно, – согласилась Дороти. – А здесь у меня добрые и интересные друзья. Мэтью, останься на ужин, и давай поговорим о чем-нибудь приятном. Например, о старых добрых временах, когда мир еще не сошел с ума.
– Не имею ничего против, – ответил я.
Эпилог
Июль 1543 года. Три месяца спустя
В тот день должно было состояться венчание короля и Кэтрин Парр. На главных улицах Лондона были разложены костры и установлены огромные вертела для туш свиней с королевских кухонь Уайтхолла. Мы с Бараком неторопливо ехали по Чипсайду, и, глядя на пылающие костры, я невольно вздрогнул, вспомнив, как горел в своей церкви преподобный Ярингтон. Повсюду бегали мальчишки, подбрасывая в огонь хворост и оглашая воздух восторженными воплями в предвкушении предстоящего веселья. Их лица раскраснелись под жарким летним солнцем. Констебли отогнали нищих подальше от Чипсайда, чтобы те своими назойливыми приставаниями не испортили горожанам праздник.
За месяц до этого леди Кэтрин пригласила меня в свой дом на Чартерхаус-сквер. Мы встретились в гостиной, увешанной великолепными гобеленами. У окна, занятые вышиванием, расположились две фрейлины. Леди Кэтрин выглядела совсем не так, как в день нашей последней встречи. На ней был пышный наряд: коричневое шелковое платье с вышитым цветочным узором, рубиновое ожерелье на шее, а золотисто-каштановые волосы украшал французский чепец, усыпанный жемчугом. Для ее высокого роста рот и подбородок были непропорционально малы, чтобы назвать их красивыми. Но в целом выглядела она величественно и, несмотря на это, доброжелательно и дружелюбно.
Я глубоко поклонился.
– Позвольте поздравить вас с помолвкой, миледи, – проговорил я.
Она слегка кивнула в знак признательности, и я ощутил в ней необыкновенную твердость. Твердость, без которой не обойтись человеку, принявшему нелегкое решение и готовому до конца сыграть свою роль на зловещих подмостках королевского двора.
– Мне известно, что вы спасли мне жизнь, мастер Шардлейк, – произнесла она своим глубоким голосом, – и ради этого прошли через жестокие испытания и претерпели немыслимые муки.
– Я с готовностью шел на это, миледи, – ответил я, думая о том, понял бы Кантрелл, увидев ее ближе, насколько сильно отличается эта женщина от того образа, что создало его безумное воображение.
И решил: нет, он бы этого не понял.
Леди Кэтрин одарила меня теплой улыбкой.
– Мне также известно, что к вам наведывался лорд Хартфорд и предлагал вам остаться в мире политики, однако вы ответили отказом. Что ж, в этом я вас понимаю. Я хочу, чтобы вы знали одно, мастер Шардлейк: я никогда не обращусь к вам с какими-либо просьбами, но если вам когда-нибудь понадобится друг, или услуга, или что-нибудь другое из того, что вскоре будет в моей власти, вам нужно только попросить об этом.
За все те годы, что я имел дело с королевским двором, никто и никогда не предлагал мне поддержки, не попросив чего-то взамен.
– Благодарю вас, миледи, – ответил я, – вы очень добры. Я с радостью сохраню ваши слова в своем сердце.
Она опять улыбнулось, но вся ее высокая стройная фигура продолжала оставаться напряженной.
– Я буду наблюдать за вами с расстояния, и не для того, чтобы просить вас об услуге, а для того, чтобы предоставить ее вам, если в этом когда-нибудь возникнет необходимость.
Она протянула мне тонкую руку, унизанную кольцами, я склонился и почтительно поцеловал ее.
– Теперь у короля будет шестая жена. – Слова Барака вывели меня из задумчивости. – А я не могу разобраться даже с одной.
– Не ставь крест на своей семье, – ответил я. – Еще не все потеряно.
– Мне почему-то кажется иначе, но я все равно не оставлю попыток вернуть Тамазин.
Он уже несколько раз был на кухнях дворца в Уайтхолле, умолял Тамазин простить его и вернуться. Простить-то его она простила, а вот возвращаться не хотела, по крайней мере пока. Но пообещала хранить ему верность, сколько бы слуг и придворных ни проявили к ней интерес. Я подозревал, что Тамазин хочет заставить Барака понять, насколько она для него важна, невзирая на все несходство их характеров, и что при любых обстоятельствах он должен воспринимать ее как равную себе.
А в моей душе поселилась глубокая грусть, потому что Дороти так и не вернулась в Лондон. Несколько недель назад она прислала мне письмо, в котором сообщала, что приобрела маленький домик в Бристоле, рядом с тем местом, где жила невеста ее сына. Ее письмо заканчивалось так:
«Что до нас с тобой, то я знаю, какие чувства ты испытываешь по отношению ко мне – те же самые, которые, вероятно, жили в твоей душе на протяжении долгих лет и ожили после смерти Роджера. Ты вел себя как благородный человек, Мэтью, ты просто не мог иначе, будучи таким, каков ты есть, и, я думаю, решение найти и покарать убийцу ты принял не только ради Роджера, но и из-за меня.
И все же я знаю, что никогда больше не выйду замуж. Я просто не смогу. Двадцать счастливых лет, прожитых с Роджером до того дня, как то злобное существо забрало его жизнь, – это великое счастье для любой супружеской пары.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166
– Да, бедный Роджер погиб в результате ужасного стечения обстоятельств.
– Что заставляло его убивать ни в чем не повинных людей?
– Я только что говорил об этом с Гаем. Для нас обоих это загадка, и пусть она ею и остается. Это не тот вопрос, над которым стоит слишком долго ломать голову.
– Ты был там, когда его поймали? – спросила Дороти.
– Да, но не расспрашивай меня ни о чем больше, Дороти. Подробности этого дела должны храниться в тайне.
– Я буду благодарна тебе до конца жизни, – сказала она. – Я хотела, чтобы убийца Роджера был пойман и понес наказание, и ты сделал это.
Дороти отпустила мои руки, отступила на шаг назад и сжала ладони у себя на груди. Я понял, что она собирается сказать что-то важное.
– Мэтью, – медленно заговорила она, – не так давно я сказала тебе, что пока не решила, как жить дальше. У меня в голове до сих пор нет ясности на этот счет. Но я приняла решение: я поеду в Бристоль и останусь с Сэмюелем, хотя бы на два или три месяца. Все дела Роджера благополучно улажены, убийца наказан, а мне необходимо время, чтобы прийти в себя и подумать. Я уезжаю во вторник.
– Мне будет недоставать тебя.
– Это ненадолго, – ответила Дороти. – В июне я вернусь и к тому времени приму окончательное решение: остаться в Бристоле или снова переехать в Лондон и снять здесь маленький домик. Теперь я смогу себе это позволить. Бристоль полон торговцев, вскоре им станет и Сэмюель, и я боюсь… заскучать в этом обществе.
Я улыбнулся.
– Еще бы! Ведь в отличие от адвокатов торговцы не обладают отточенным интеллектом и пытливым умом.
– Вот именно, – согласилась Дороти. – А здесь у меня добрые и интересные друзья. Мэтью, останься на ужин, и давай поговорим о чем-нибудь приятном. Например, о старых добрых временах, когда мир еще не сошел с ума.
– Не имею ничего против, – ответил я.
Эпилог
Июль 1543 года. Три месяца спустя
В тот день должно было состояться венчание короля и Кэтрин Парр. На главных улицах Лондона были разложены костры и установлены огромные вертела для туш свиней с королевских кухонь Уайтхолла. Мы с Бараком неторопливо ехали по Чипсайду, и, глядя на пылающие костры, я невольно вздрогнул, вспомнив, как горел в своей церкви преподобный Ярингтон. Повсюду бегали мальчишки, подбрасывая в огонь хворост и оглашая воздух восторженными воплями в предвкушении предстоящего веселья. Их лица раскраснелись под жарким летним солнцем. Констебли отогнали нищих подальше от Чипсайда, чтобы те своими назойливыми приставаниями не испортили горожанам праздник.
За месяц до этого леди Кэтрин пригласила меня в свой дом на Чартерхаус-сквер. Мы встретились в гостиной, увешанной великолепными гобеленами. У окна, занятые вышиванием, расположились две фрейлины. Леди Кэтрин выглядела совсем не так, как в день нашей последней встречи. На ней был пышный наряд: коричневое шелковое платье с вышитым цветочным узором, рубиновое ожерелье на шее, а золотисто-каштановые волосы украшал французский чепец, усыпанный жемчугом. Для ее высокого роста рот и подбородок были непропорционально малы, чтобы назвать их красивыми. Но в целом выглядела она величественно и, несмотря на это, доброжелательно и дружелюбно.
Я глубоко поклонился.
– Позвольте поздравить вас с помолвкой, миледи, – проговорил я.
Она слегка кивнула в знак признательности, и я ощутил в ней необыкновенную твердость. Твердость, без которой не обойтись человеку, принявшему нелегкое решение и готовому до конца сыграть свою роль на зловещих подмостках королевского двора.
– Мне известно, что вы спасли мне жизнь, мастер Шардлейк, – произнесла она своим глубоким голосом, – и ради этого прошли через жестокие испытания и претерпели немыслимые муки.
– Я с готовностью шел на это, миледи, – ответил я, думая о том, понял бы Кантрелл, увидев ее ближе, насколько сильно отличается эта женщина от того образа, что создало его безумное воображение.
И решил: нет, он бы этого не понял.
Леди Кэтрин одарила меня теплой улыбкой.
– Мне также известно, что к вам наведывался лорд Хартфорд и предлагал вам остаться в мире политики, однако вы ответили отказом. Что ж, в этом я вас понимаю. Я хочу, чтобы вы знали одно, мастер Шардлейк: я никогда не обращусь к вам с какими-либо просьбами, но если вам когда-нибудь понадобится друг, или услуга, или что-нибудь другое из того, что вскоре будет в моей власти, вам нужно только попросить об этом.
За все те годы, что я имел дело с королевским двором, никто и никогда не предлагал мне поддержки, не попросив чего-то взамен.
– Благодарю вас, миледи, – ответил я, – вы очень добры. Я с радостью сохраню ваши слова в своем сердце.
Она опять улыбнулось, но вся ее высокая стройная фигура продолжала оставаться напряженной.
– Я буду наблюдать за вами с расстояния, и не для того, чтобы просить вас об услуге, а для того, чтобы предоставить ее вам, если в этом когда-нибудь возникнет необходимость.
Она протянула мне тонкую руку, унизанную кольцами, я склонился и почтительно поцеловал ее.
– Теперь у короля будет шестая жена. – Слова Барака вывели меня из задумчивости. – А я не могу разобраться даже с одной.
– Не ставь крест на своей семье, – ответил я. – Еще не все потеряно.
– Мне почему-то кажется иначе, но я все равно не оставлю попыток вернуть Тамазин.
Он уже несколько раз был на кухнях дворца в Уайтхолле, умолял Тамазин простить его и вернуться. Простить-то его она простила, а вот возвращаться не хотела, по крайней мере пока. Но пообещала хранить ему верность, сколько бы слуг и придворных ни проявили к ней интерес. Я подозревал, что Тамазин хочет заставить Барака понять, насколько она для него важна, невзирая на все несходство их характеров, и что при любых обстоятельствах он должен воспринимать ее как равную себе.
А в моей душе поселилась глубокая грусть, потому что Дороти так и не вернулась в Лондон. Несколько недель назад она прислала мне письмо, в котором сообщала, что приобрела маленький домик в Бристоле, рядом с тем местом, где жила невеста ее сына. Ее письмо заканчивалось так:
«Что до нас с тобой, то я знаю, какие чувства ты испытываешь по отношению ко мне – те же самые, которые, вероятно, жили в твоей душе на протяжении долгих лет и ожили после смерти Роджера. Ты вел себя как благородный человек, Мэтью, ты просто не мог иначе, будучи таким, каков ты есть, и, я думаю, решение найти и покарать убийцу ты принял не только ради Роджера, но и из-за меня.
И все же я знаю, что никогда больше не выйду замуж. Я просто не смогу. Двадцать счастливых лет, прожитых с Роджером до того дня, как то злобное существо забрало его жизнь, – это великое счастье для любой супружеской пары.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166