– Как вы собираетесь чинить окно? – спросил я.
Он только пожал плечами.
– Может, соседи помогут?
Молодой человек яростно замотал головой.
– Они только и делают, что суют нос в чужие дела. Приходила ко мне одна старая мегера, что живет вверх по улице. Прибиралась, копалась в моих вещах, твердила, что мне нужно жениться.
Он зло засмеялся.
– Может, мне и вправду найти какую-нибудь слепую женщину, и мы будем вместе ощупью ходить по дому, натыкаясь на все подряд и друг на друга? Я и в лавку-то за провизией сходить боюсь, опасаясь, что меня переедет повозка.
– Что случилось с той маленькой религиозной группой в Вестминстере? Она до сих пор существует?
Кантрелл отрицательно мотнул головой.
– Викарий церкви Святой Маргариты прослышал про то, что в его приходе собираются какие-то радикалисты. По его доносу их лидера арестовали, а остальные разбежались. Это еще в прошлом году было.
С его губ снова сорвался злой смешок.
– Недолго же они хранили верность истинному слову! Бросились врассыпную, что твои крысы!
Значит, о судьбе, постигшей эту группу, стало известно всей округе. Что же случилось с теми, кто в нее входил? Наверняка они присоединились к другим подобным ячейкам или церквям. Может быть, недавно среди них затесался и убийца, а потом услышал разговоры о том, что Кантрелл стал отступником? Если убивал действительно Годдард, имя Кантрелла было ему хорошо знакомо.
– Вы не могли бы припомнить имена людей, входивших в эту группу? – спросил я, и Кантрелл назвал с полдюжины фамилий.
Мне они ничего не говорили, но, возможно, могли что-то сказать Харснету.
– Но какое отношение все это может иметь к мастеру Годдарду, сэр? – осведомился Кантрелл, глядя на меня и беспомощно моргая.
Я не посмел рассказать ему всю правду.
– Я пока ни в чем не уверен, мастер Кантрелл, но, возможно, вам понадобится защита. Я мог бы устроить так, чтобы вам выделили охранника, человека, который будет постоянно находиться в вашем доме.
Кантрелл яростно воспротивился.
– Нет, я не хочу, чтобы здесь кто-то был! Будет кривить нос, говорить о том, какая кругом грязь…
Лужицы его глаз вновь пристально смотрели в моем направлении.
– Если Годдард заявится ко мне снова – ну и пусть. Вы не сказали мне, почему он охотится за мной, но мне теперь уже все равно: жить или умереть.
Я взглянул на Барака, тот пожал плечами. Я решил, что все равно организую охрану для Кантрелла.
– Вы, наверное, считаете, что я большой грешник, если меня не беспокоит смерть? – неожиданно спросил хозяин дома.
– Скажем так: я считаю, что думать так негоже.
– А в конечном итоге что такое смерть? Кто может знать, что будет дальше – вечные муки или вечное блаженство, да и какое это имеет значение?
Он издал невеселый надтреснутый смешок.
– Последний вопрос. Я только что снова был у Фрэнсиса Локли, и у меня сложилось впечатление, что он утаивает от нас какие-то сведения, имеющие отношение к лекарю Годдарду. Как, по-вашему, что это может быть?
– Не представляю, сэр. Я не имел никакого отношения к лечебнице для мирян и видел Фрэнсиса лишь тогда, когда он приходил к мастеру Годдарду за лекарствами или какими-то больничными принадлежностями.
Кантрелл растерянно развел руками, и я понял, что он действительно не знает ни о чем, даже о собственной жизни и смерти.
Мы вышли из дома и вновь окунулись в шум и вонь монастырского подворья.
– Кантрелл погано выглядит, – задумчиво заметил Барак.
– Я бы сказал, что он находится в состоянии глубокой меланхолии, и это неудивительно, учитывая состояние его зрения и то, во что превратилась его жизнь.
– Мог бы хоть немного собраться, взять себя в руки, наконец, принять чью-то помощь. Подумать только, не беспокоиться насчет того, будешь ты жить или умрешь, но зато переживать из-за того, что кто-то скажет, что у тебя в доме грязно!
– Когда встретимся с Харснетом, я попытаюсь договориться о том, чтобы к Кантреллу приставили охрану. Не хочу видеть его истерзанным, как те, предыдущие.
Я не думал, что убийца вернется в дом Кантрелла, поскольку тот теперь будет начеку, но нельзя было исключать ни одной вероятности.
– Ну вот, у нас появились кое-какие новые сведения. Будем искать мужчину с раной на голове.
Мы пересекли улицу и подъехали к воротам в монастырской стене. До встречи с Харснетом оставался час, и мне вдруг захотелось хоть немного побыть одному.
– Барак, – обратился я к помощнику, – поищи какую-нибудь конюшню, куда на время можно было бы поставить лошадей, а я прогуляюсь немного.
– Вы уверены, что вам ничего не угрожает?
– Я все время буду находиться на подворье, а оно охраняется. До скорой встречи.
Пока Барак не успел затеять спор, я спешился, подошел к воротам и приветственно кивнул стражнику. Тот, узнав меня, открыл калитку. Я снова оказался во дворе Вестминстерского аббатства.
Лавируя между кучами битого кирпича и прочего строительного мусора, я дошел до старого клуатра. Здесь царили тишина и спокойствие. Я шел по древним плиткам безлюдного дворика и напряженно думал. Мне удалось найти кое-какие зацепки, но от этого тайна стала еще более непроницаемой. Кого мы ищем – Годдарда или некоего молодого человека, что навещал Абигайль? И почему убийца выбрал своей пятой жертвой Кантрелла, в чем сомневаться не приходилось? Если это был Годдард, он должен был знать, что молодой человек вряд ли сможет защититься. Я поймал себя на том, что испытываю неизъяснимое удовольствие, представляя, как Кантрелл обрушивает свою палку на голову нападавшего, но тут же подумал, что Кантрелл, как и Мифон, пусть и опосредованно, имел отношение ко мне. С досады я тряхнул головой. Было бы опасно и глупо воображать, будто убийца, совершая преступления, ориентируется на меня, как артист на публику. Не потому ли он прилагает такие старания? Действительно ли он хочет запугать меня и заставить бросить это дело? Но, несмотря на все доводы здравого смысла, мне не удавалось избавиться от противного холодка в груди. Ведь я идеально вписывался в схему, по которой убийца выбирал жертв: бывший радикалист, превратившийся в отступника.
Я находился на взводе и решил прогуляться до старой церкви Вестминстерского аббатства в надежде хоть немного успокоиться. Неторопливо шагая вперед, я обнаружил, что дверь, ведущая в зал капитула, приоткрыта, а изнутри доносятся голоса и – удивительно! – стук молотков. Чуть помедлив, я шагнул в вестибюль.
Несколько одетых в черное клерков аккуратно вынимали из старых сундуков пожелтевшие древние свитки и укладывали их на плиточный пол. Рабочие, многие из которых для удобства взобрались на лестницы, приколачивали к стенам массивные деревянные полки, и под ними одна за другой скрывались обрамленные темно-бордовой каймой картины апокалипсиса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166