вы получите двести пятьдесят тысяч ливров.
— В добрый час!
— Только вы понимаете, что у меня в кармане их нет.
— Что вы, господин герцог! Если бы все сделки оплачивались сразу наличными, то, наверное, ни одно дело никогда бы и с места не сдвинулось!
— Значит, вам будет довольно моей расписки? Роберто Бранди встал и отвесил поклон.
— Мне достаточно вашего слова, господин герцог. Карточный долг — долг чести. А мы играем сейчас в крупную игру, потому что каждый из нас поставил на карту свою голову.
— Благодарю вас за доверие ко мне, сударь, — отвечал Николино с достоинством. — Я вам докажу, что заслужил его. А сейчас осталось только обсудить исполнение нашего замысла. Каковы будут средства?
— А вот тут я попрошу у вас, господин герцог, быть ко мне как можно более снисходительным.
— В чем же? Объяснитесь.
— Я уже имел честь говорить вам, что, поскольку я держу случай мертвой хваткой, я не выпущу его, прежде чем не составлю себе состояние.
— Да, но мне кажется, что сумма в двести пятьдесят тысяч франков…
— Это не столь уж большое состояние, господин герцог. Вы, располагая миллионами, должны это понимать.
— Благодарю.
— Нет. Мне нужно пятьсот тысяч франков.
— Господин комендант! Весьма досадно, но я должен сказать вам, что вы изменяете своему слову.
— В чем же, если я требую их не от вас?
— Ну, тогда другое дело.
— И если я попрошу его величество короля Фердинанда выдать за мою верность ту же сумму, которую вы предлагаете мне за измену?
— О, какое гадкое слово вы сейчас произнесли!
Комендант с комической серьезностью, присущей неаполитанцам, взял свечу, пошел посмотреть, нет ли кого за дверью, и, вернувшись, поставил свечу на стол.
— Что это вы делаете? — спросил Николино.
— Я проверил, не подслушивает ли нас кто-нибудь.
— Зачем это?
— Ну, коль скоро здесь только вы да я, чего таиться: уж вы-то хорошо знаете, что я изменник — быть может, чуть более ловкий, чуть более умный, чем какой-нибудь другой. Вот и все.
— А каким образом рассчитываете вы заставить короля Фердинанда дать вам в награду за верность двести пятьдесят тысяч франков?
— Вот именно здесь-то и нужна мне вся ваша снисходительность.
— Считайте, что она вам уже обеспечена. Только объяснитесь.
— Чтобы достичь цели, мой дорогой узник, нельзя, чтобы я был вашим соучастником, — нужно, чтоб я стал вашей жертвой.
— То, что вы говорите, довольно логично. Что ж! Посмотрим, как вы можете стать моей жертвой!
— Очень просто.
Комендант вынул из кармана пистолеты.
— Позвольте, да ведь это мои! — воскликнул Николино.
— Их забыл здесь фискальный прокурор… Вы знаете, как он кончил, наш добрый маркиз Ванни?
— Вы мне уже сообщили о его смерти, и я даже ответил вам, что — увы! — не могу о нем сожалеть.
— Да, верно. Итак, вы раздобыли себе свои пистолеты, которые находились где-то здесь, в этом вам помогли ваши единомышленники — а в крепости есть такие, — и вот, когда я спустился сюда, вы приставили мне пистолет к горлу.
— Отлично! — сказал Николино, смеясь. — Вот так!
— Осторожнее! Они заряжены. Потом, не отнимая пистолета от горла, вы привязали меня к этому кольцу, вделанному в стену.
— Чем? Простыней с моей кровати?
— Нет. Веревкой.
— У меня нет веревки.
— Я вам принес ее.
— О! Вы человек предусмотрительный.
— Когда хочешь, чтобы все удалось, нельзя пренебрегать ничем, не так ли?
— Ну, а потом?
— Потом? Когда я буду как следует связан и прикручен к кольцу, вы заткнете мне рот своим носовым платком, чтобы я не кричал, и закроете меня на замок. Далее вы воспользуетесь тем, что я имел неосторожность отослать в патруль всех верных мне людей и оставить у ворот только сомнительных, и устроите здесь бунт.
— А как я устрою бунт?
— Ничего не может быть легче. Каждому вы дадите по десять дукатов. Здесь тридцать человек. С прислугой считайте тридцать пять. Это составит триста пятьдесят дукатов. Вы немедленно раздаете эти триста пятьдесят дукатов, меняете пароль и отдаете приказ «Огонь!», если патруль захочет насильно сюда прорваться.
— А где мне взять триста пятьдесят дукатов?
— В моем кармане. Только, вы понимаете, это будет отдельный счет.
— Который надо присоединить к двумстам пятидесяти тысячам ливрам. Отлично!
— После того как вы станете хозяином замка, вы меня развяжете, поместите в свою же камеру и будете обращаться со мною настолько же плохо, насколько я обращался с вами хорошо. Затем, в одну из ночей, когда вы заплатите мне двести пятьдесят тысяч ливров и еще триста пятьдесят дукатов, вы из жалости вышвырнете меня за дверь. Я спускаюсь в порт, нанимаю лодку, сперонару или фелуку. Благополучно миновав тысячу опасностей, добираюсь до Сицилии и прошу у короля Фердинанда награды за свою верность. Сумма, на которую я рассчитываю, это уже мое дело. Впрочем, вы ее знаете.
— Да. Двести пятьдесят тысяч франков.
— Вам все понятно?
— Да.
— Вы даете мне слово?
— Уже дал.
— Тогда — к делу! В руках у вас пистолет, который, во избежание несчастного случая, вы можете положить пока на стол. Вот веревка и вот кошелек. Не бойтесь затягивать веревки. Постойте, не задушите меня своим носовым платком: у вас еще есть добрых полчаса перед тем, как вернется патруль.
Все прошло точно так, как предвидел толковый комендант. Можно было подумать, что все нужные приказания были отданы заранее, так что Николино не встретил никаких препятствий. Комендант был связан, прикручен к кольцу, и в нужную минуту ему воткнули в рот кляп. Дверь темницы закрылась. Николино не встретил никого ни на лестницах, ни в подземельях. Он направился прямо в караульную и, войдя туда, произнес великолепную патриотическую речь; заметив к концу речи среди стражников некоторое колебание, он позвенел серебром и произнес магические слова, которые должны были снять все препятствия: «Десять дукатов каждому». При этих словах действительно все сомнения исчезли и раздались крики: «Да здравствует свобода!» Все бросились к оружию, потом к постам и на крепостные стены, угрожая патрулю открыть огонь, если он тотчас же не исчезнет в глубинах Вомеро или в переулках Инфраскаты. Патруль исчез, как исчезает в театре призрак, проваливаясь в люк.
Затем восставшие занялись изготовлением трехцветного знамени — что им удалось не без труда — из куска прежнего белого флага, синей занавески и красного покрывала. Когда работа была закончена, белое знамя спустили и заменили его трехцветным.
Наконец Николино, казалось, вдруг вспомнил о несчастном коменданте, чьи права он узурпировал. Он спустился с четырьмя людьми в свою камеру, велел развязать веревки и вынул изо рта мессира Бранди кляп, все время держа пистолет у горла своей жертвы, и, невзирая на стоны, жалобы и мольбы, оставил коменданта вместо себя в знаменитой камере номер три третьего яруса под антресолями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294
— В добрый час!
— Только вы понимаете, что у меня в кармане их нет.
— Что вы, господин герцог! Если бы все сделки оплачивались сразу наличными, то, наверное, ни одно дело никогда бы и с места не сдвинулось!
— Значит, вам будет довольно моей расписки? Роберто Бранди встал и отвесил поклон.
— Мне достаточно вашего слова, господин герцог. Карточный долг — долг чести. А мы играем сейчас в крупную игру, потому что каждый из нас поставил на карту свою голову.
— Благодарю вас за доверие ко мне, сударь, — отвечал Николино с достоинством. — Я вам докажу, что заслужил его. А сейчас осталось только обсудить исполнение нашего замысла. Каковы будут средства?
— А вот тут я попрошу у вас, господин герцог, быть ко мне как можно более снисходительным.
— В чем же? Объяснитесь.
— Я уже имел честь говорить вам, что, поскольку я держу случай мертвой хваткой, я не выпущу его, прежде чем не составлю себе состояние.
— Да, но мне кажется, что сумма в двести пятьдесят тысяч франков…
— Это не столь уж большое состояние, господин герцог. Вы, располагая миллионами, должны это понимать.
— Благодарю.
— Нет. Мне нужно пятьсот тысяч франков.
— Господин комендант! Весьма досадно, но я должен сказать вам, что вы изменяете своему слову.
— В чем же, если я требую их не от вас?
— Ну, тогда другое дело.
— И если я попрошу его величество короля Фердинанда выдать за мою верность ту же сумму, которую вы предлагаете мне за измену?
— О, какое гадкое слово вы сейчас произнесли!
Комендант с комической серьезностью, присущей неаполитанцам, взял свечу, пошел посмотреть, нет ли кого за дверью, и, вернувшись, поставил свечу на стол.
— Что это вы делаете? — спросил Николино.
— Я проверил, не подслушивает ли нас кто-нибудь.
— Зачем это?
— Ну, коль скоро здесь только вы да я, чего таиться: уж вы-то хорошо знаете, что я изменник — быть может, чуть более ловкий, чуть более умный, чем какой-нибудь другой. Вот и все.
— А каким образом рассчитываете вы заставить короля Фердинанда дать вам в награду за верность двести пятьдесят тысяч франков?
— Вот именно здесь-то и нужна мне вся ваша снисходительность.
— Считайте, что она вам уже обеспечена. Только объяснитесь.
— Чтобы достичь цели, мой дорогой узник, нельзя, чтобы я был вашим соучастником, — нужно, чтоб я стал вашей жертвой.
— То, что вы говорите, довольно логично. Что ж! Посмотрим, как вы можете стать моей жертвой!
— Очень просто.
Комендант вынул из кармана пистолеты.
— Позвольте, да ведь это мои! — воскликнул Николино.
— Их забыл здесь фискальный прокурор… Вы знаете, как он кончил, наш добрый маркиз Ванни?
— Вы мне уже сообщили о его смерти, и я даже ответил вам, что — увы! — не могу о нем сожалеть.
— Да, верно. Итак, вы раздобыли себе свои пистолеты, которые находились где-то здесь, в этом вам помогли ваши единомышленники — а в крепости есть такие, — и вот, когда я спустился сюда, вы приставили мне пистолет к горлу.
— Отлично! — сказал Николино, смеясь. — Вот так!
— Осторожнее! Они заряжены. Потом, не отнимая пистолета от горла, вы привязали меня к этому кольцу, вделанному в стену.
— Чем? Простыней с моей кровати?
— Нет. Веревкой.
— У меня нет веревки.
— Я вам принес ее.
— О! Вы человек предусмотрительный.
— Когда хочешь, чтобы все удалось, нельзя пренебрегать ничем, не так ли?
— Ну, а потом?
— Потом? Когда я буду как следует связан и прикручен к кольцу, вы заткнете мне рот своим носовым платком, чтобы я не кричал, и закроете меня на замок. Далее вы воспользуетесь тем, что я имел неосторожность отослать в патруль всех верных мне людей и оставить у ворот только сомнительных, и устроите здесь бунт.
— А как я устрою бунт?
— Ничего не может быть легче. Каждому вы дадите по десять дукатов. Здесь тридцать человек. С прислугой считайте тридцать пять. Это составит триста пятьдесят дукатов. Вы немедленно раздаете эти триста пятьдесят дукатов, меняете пароль и отдаете приказ «Огонь!», если патруль захочет насильно сюда прорваться.
— А где мне взять триста пятьдесят дукатов?
— В моем кармане. Только, вы понимаете, это будет отдельный счет.
— Который надо присоединить к двумстам пятидесяти тысячам ливрам. Отлично!
— После того как вы станете хозяином замка, вы меня развяжете, поместите в свою же камеру и будете обращаться со мною настолько же плохо, насколько я обращался с вами хорошо. Затем, в одну из ночей, когда вы заплатите мне двести пятьдесят тысяч ливров и еще триста пятьдесят дукатов, вы из жалости вышвырнете меня за дверь. Я спускаюсь в порт, нанимаю лодку, сперонару или фелуку. Благополучно миновав тысячу опасностей, добираюсь до Сицилии и прошу у короля Фердинанда награды за свою верность. Сумма, на которую я рассчитываю, это уже мое дело. Впрочем, вы ее знаете.
— Да. Двести пятьдесят тысяч франков.
— Вам все понятно?
— Да.
— Вы даете мне слово?
— Уже дал.
— Тогда — к делу! В руках у вас пистолет, который, во избежание несчастного случая, вы можете положить пока на стол. Вот веревка и вот кошелек. Не бойтесь затягивать веревки. Постойте, не задушите меня своим носовым платком: у вас еще есть добрых полчаса перед тем, как вернется патруль.
Все прошло точно так, как предвидел толковый комендант. Можно было подумать, что все нужные приказания были отданы заранее, так что Николино не встретил никаких препятствий. Комендант был связан, прикручен к кольцу, и в нужную минуту ему воткнули в рот кляп. Дверь темницы закрылась. Николино не встретил никого ни на лестницах, ни в подземельях. Он направился прямо в караульную и, войдя туда, произнес великолепную патриотическую речь; заметив к концу речи среди стражников некоторое колебание, он позвенел серебром и произнес магические слова, которые должны были снять все препятствия: «Десять дукатов каждому». При этих словах действительно все сомнения исчезли и раздались крики: «Да здравствует свобода!» Все бросились к оружию, потом к постам и на крепостные стены, угрожая патрулю открыть огонь, если он тотчас же не исчезнет в глубинах Вомеро или в переулках Инфраскаты. Патруль исчез, как исчезает в театре призрак, проваливаясь в люк.
Затем восставшие занялись изготовлением трехцветного знамени — что им удалось не без труда — из куска прежнего белого флага, синей занавески и красного покрывала. Когда работа была закончена, белое знамя спустили и заменили его трехцветным.
Наконец Николино, казалось, вдруг вспомнил о несчастном коменданте, чьи права он узурпировал. Он спустился с четырьмя людьми в свою камеру, велел развязать веревки и вынул изо рта мессира Бранди кляп, все время держа пистолет у горла своей жертвы, и, невзирая на стоны, жалобы и мольбы, оставил коменданта вместо себя в знаменитой камере номер три третьего яруса под антресолями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294