— Об этом и думать нечего, — возразил Джузеппе Паль-миери. — Мы обязаны думать только о Луизе.
— О да! — вскричал Сальвато. — Луиза! Спасем Луизу! Впрочем, если бы Сальвато и вздумал сопротивляться, это было бы невозможно: услышав, что солдаты стучат в дверь прикладами, Джузеппе Пальмиери геркулесовой хваткой вцепился в сына и увлек его к выходу на улицу Кьявет-тьери аль Пендино.
Там ждали четыре оседланных коня с притороченными к лукам карабинами: их держали крестьяне из Абруцци.
— Вот мой конь, — сказал Джузеппе Пальмиери и вскочил в седло. — А вот твой, — он указал сыну на второго коня.
Прежде чем он окончил фразу, Сальвато был в седле.
— За мной! — скомандовал Джузеппе.
И он первым устремился через площадь Эльмо, по переулку Гранде, по улице Эджициака а Форчелла.
Сальвато скакал за ним, двое остальных следовали сзади.
Пять минут спустя они выехали из Неаполя через Но-ланские ворота, понеслись по виа Сан Козмо, круто повернули налево, на тропинку, ведущую через болото, оказались на дороге в Казорию выше Каподикино, оставили справа Ачерру, слева Сант'Антимо и, далеко опередив сопровождавших их людей, ворвались на своих горячих конях в Кавдинское ущелье.
А теперь в двух словах объясним все эти события тем читателям, которые ждут этого от нас.
Джузеппе Пальмиери, совершив короткую поездку в Молизе, разыскал дюжину преданных людей и привел их с собою в Неаполь.
Его старый друг принадлежал к братству bianchi; под предлогом сопровождения Сальвато в качестве кающегося он взялся известить молодого человека о том, что замышляется для его спасения.
Один крестьянин из поместья Джузеппе Пальмиери загородил улицу повозкой. Другой с телегой, которая была запряжена парой буйволов и занимала почти всю ширину улочки, ждал кортежа осужденных.
Когда кортеж проследовал мимо, крестьянин засунул в уши буйволам по куску горящей пакли.
Животные пришли в ярость и с ревом устремились вперед по переулку, опрокидывая все на своем пути.
Отсюда и возник беспорядок, которым воспользовался Сальвато.
Замешательство продолжалось и после исчезновения молодого человека.
Мы уже говорили, что Микеле хотел последовать за Сальвато, но его остановил Бассо Томео, поклявшийся расправиться с ним вместо палача.
И тут началась драка не только между ними, но и между лаццарони, которые хотели разорвать Микеле на части, — ведь он надел французскую форму и тем опозорил все их почтенное сословие; Микеле же, по здравом размышлении, предпочитал быть повешенным, а не растерзанным толпою.
На помощь Микеле поспешили солдаты из охраны и вырвали его из рук бывших приятелей, хотя и в чрезвычайно плачевном состоянии.
Рука у лаццарони проворная, они успели раза два-три полоснуть Микеле ножом.
Бедняга не стоял на ногах, так что пришлось положить его на телегу, преграждавшую улицу, и в таком виде везти дальше.
Что касается Сальвато, то бегство его было замечено — не случайно же солдаты стучали прикладами в церковные двери; однако двери эти были слишком прочны и не поддавались ударам: пришлось обежать церковь кругом по улице Пендино. Но это заняло целых четверть часа, и, когда солдаты достигли второго выхода из церкви, Сальвато был уже вне пределов города, а значит, вне опасности.
Никто из остальных осужденных не сделал ни малейшей попытки к бегству.
После того как исчез Сальвато, а Микеле уложили на телегу, траурный кортеж снова двинулся к месту казни, то есть к площади Старого рынка.
Но для развлечения народа шествие сделало большой крюк по улице Франческа, чтобы выйти на набережную.
Лаццарони узнали Элеонору Пиментель и стали плясать по сторонам колонны осужденных; с непристойными телодвижениями и воплями они пели:
La signora Dianora,
Che cantava neoppa lu triato,
Mo alballa mezzo a lu mercato.
Viva, viva lu papa santo,
Che a mannatu i cannoncini,
Per distruggere i giacobini!
Viva la forca e mastro Donato! Sant'Antonio sia lodato!
Это означало:
Синьора Дианора!
Ты пела в театре — на рынке ты скоро
С пеньковой веревкой станцуешь для нас!
Мы славим победы ликующий час!
Виват, Ватикан! Твоих пушек раскаты
Навек якобинцев повергли во прах.
Хвала твоей петле, маэстро Донато!
Антоний святой, будь прославлен в веках!
Среди этих криков, воплей, кривляний, оскорблений осужденные вышли на набережную, двинулись по улице Нуова и достигли улицы Вздохов-из-Бездны, а оттуда увидели приготовленные посреди Старого рынка орудия казни.
Тут было шесть виселиц и плаха.
Одна виселица на десять футов возвышалась над остальными.
Грязная мысль подсказала палачам построить ее для Элеоноры Пиментель. Как видите, король Неаполя проявлял истинное внимание к своим добрым лаццарони.
На углу переулка Кончерия какой-то человек, обезображенный увечьями, с перерезавшим лицо шрамом и вытекшим глазом, с отрубленными на одной руке пальцами и деревяшкой вместо раздробленной ноги ждал процессию осужденных: слабость мешала ему пойти ей навстречу.
То был Беккайо.
Он узнал, что Сальвато судили и вынесли ему смертный приговор, и, хотя сам он еще не долечился, все же собрал все силы и притащился сюда ради удовольствия посмотреть, как будут вешать его врага.
— Где же этот якобинец? Где этот негодяй? Где этот разбойник? — вопил он, стараясь растолкать цепь солдат.
Микеле узнал его по голосу и, хотя был полумертв, приподнялся на телеге и громко расхохотался.
— Если ты, Беккайо, побеспокоился, чтобы поглядеть, как будут вешать генерала Сальвато, то зря старался: он бежал!
— Бежал? — еще громче завопил Беккайо. — Бежал? Это невозможно!
— Спроси-ка лучше у этих господ, разве ты не видишь, как их перекосило? Но еще не все потеряно, беги за ним скорее. У тебя ноги быстрые, может, догонишь!
Беккайо зарычал от ярости: опять от него уплыла возможность насладиться местью.
— Дорогу! — закричали солдаты, оттесняя его прикладами.
И кортеж проследовал мимо.
Приблизились к виселицам.
Тут осужденных ждал судебный пристав, чтобы прочитать им приговор.
Он был оглашен под вопли, хихиканье, оскорбительные выкрики и песенки толпы.
Когда чтение приговора было закончено, к группе осужденных подошел палач.
Порядок проведения казни не был установлен.
И увидев приближающегося палача, к нему навстречу шагнули сразу Чирилло и Мантонне.
— Которого из двух вешать первым? — спросил маэстро Донато.
Мантонне нагнулся, подобрал с земли две соломинки неравной длины и предложил Чирилло тянуть жребий. Чирилло вытащил длинную соломинку.
— Я выиграл, — сказал Мантонне. И отдал себя в распоряжение палача. Уже с веревкой на шее он закричал:
— О народ! Сегодня ты нас оскорбляешь, но когда-нибудь ты отомстишь за тех, кто умер ради отечества!
Маэстро Донато вышиб у него из-под ног лестницу, и тело героя закачалось в воздухе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294