Царица перевела взгляд с Кассия Лонгина на Баб.
— Этот ребенок — не от Одената, — сказала она, наблюдая за их реакцией.
— Как бы то ни было, — быстро ответил Лонгин, — похоже, никто не сомневается в его отцовстве, ваше величество. Кроме того, маленькая царевна все равно никогда не сможет унаследовать трон, так что династия останется незапятнанной.
— Вы с самого начала обо всем знали, вы оба, — сказала Зенобия.
— Да, я знал. Баб тоже подозревала, хотя и надеялась, что ее подозрения окажутся беспочвенными. Но мы с ней сопоставили факты и пришли к общему мнению — ребенок не от Одената.
— А он знает?
— Нет, — ответил Лонгин. — Лучше, если он не будет знать об этом.
— Значит, вы подумали, что так будет лучше? Ее тон был холоден, но он не испугался.
— То, что произошло, результат потрясения, которое вы испытали в связи со смертью царя. А потом этот инцидент исчез из вашей памяти. Я не мог рассказать вам правду из страха, что это подвергнет опасности ваше здоровье и здоровье вашего ребенка. Вы — царица Пальмиры. Вот для чего вы родились на свет, вот в чем ваше предназначение! Я не знаю, сможет ли он с готовностью принять этот факт, если вы станете любовниками.
— Не вам принимать такое решение! — в ярости воскликнула Зенобия.
— Вы не можете сделать этого! — парировал он. — Я всего лишь стремлюсь защитить вас и юного царя! Неужели вы действительно готовы пожертвовать всем ради любовника? Я так не думаю, ваше величество. Вы, может быть, и любите его, но самое первое и самое главное — это то, что вы — Зенобия, царица Пальмиры!
— А разве нельзя иметь и то, и другое? Ее глаза наполнялись слезами.
— Это зависит от Марка Бритайна, ваше величество. Вы, я знаю, способны и любить, и править одновременно. Но вот ему придется любить вас, несмотря на то что вы царица. Не думаю, что он поведет себя разумно, ваше величество.
— Но он должен знать, что Мавия — его дочь, — сказала Зенобия.
— Мавия? — воскликнули оба.
— Да, моя дочь. Я решила назвать ее Мавией, — ответила царица.
— Неужели действительно необходимо сказать ему об этом? Кассий Лонгин выглядел расстроенным.
— Ох, Лонгин, ты слишком беспокоишься, — мягко произнесла Зенобия. — Я не могу утаить от него это, а кроме того, она похожа на него: волосы, глаза…
— У всех новорожденных детей голубые глаза, — с надеждой сказал Лонгин.
— Но не такого оттенка. Глаза у Мавии такие же голубые, как у ее отца, и у них то же выражение.
— Но он не сможет публично признать ее. Даже сейчас еще найдутся люди, которые станут дискредитировать вас и лишат регентства.
— Не сомневаюсь, что Марк так же, как и мы, позаботится о безопасности Мавии, Лонгин.
Она повернулась к старой Баб.
— Марк Бритайн был здесь, во дворце, сегодня ночью?
— Да, дитя мое. Он и сейчас еще спит в своих апартаментах.
— Приведи его сюда тайно. Баб. Когда он благополучно доберется, ты должна принести мне дочь.
— Хорошо, — старуха поспешно вышла.
— Каковы ваши планы? — спросил Лонгин.
— Он должен признать ее своим ребенком в вашем присутствии и в присутствии Баб. Если со мной когда-нибудь что-то случится, то Марк должен позаботиться о своей дочери вместо меня. Вы, несомненно, поддерживаете это решение?
Лонгин кивнул.
— Вы мудры, ваше величество.
— Лонгин, вы — мой самый верный друг! Что бы я делала без вас?
— У вас никогда не будет причин сомневаться во мне, ваше величество, — пылко произнес он. — Я всегда буду служить вам! Дверь спальни отворилась, чтобы впустить Марка Бритайна. Его подняли с постели сонного, и он успел накинуть только короткую тунику. Его взгляд с тревогой остановился на ней:
— Оставьте нас, Лонгин! Подождите снаружи вместе с Баб.
Я вас позову, когда вы понадобитесь.
Лонгин вышел, даже не обернувшись, и услышал, как дверь закрылась за ним. Марк медленно приблизился к кровати, где лежала Зенобия, опираясь на подушки. Его взгляд не отрывался от ее лица, и сердце с надеждой подскочило в груди, когда он услышал, как она произнесла нежным голосом:
— Я помню, Марк. Я все помню! Он не знал, что сказать, и тогда она похлопала по своей постели, побуждая его сесть рядом с ней.
— Я помню, — повторила она, — и ни о чем не жалею.
— Значит, мои молитвы услышаны, любимая, — сказал он.
— Это твой ребенок.
— Что?!
Его лицо выразило одновременно и потрясение, и удивление, и невероятный восторг.
— Как это?
От смеха она прикусила губу.
— Неужели ты не знал? — слегка поддразнивала его она.
— Я хочу сказать, почему вы уверены в этом?
— Я не была с Оденатом много месяцев, мой дорогой. Мавия — такое имя я выбрала для нашей дочери — зачата в ночь смерти Одената. Разумеется, ты не сможешь официально признать ее, Марк. Мои враги использовали бы такие сведения, чтобы уничтожить мою династию, а я не могу позволить, вернее сказать, не допущу, чтобы это случилось! Однако признаешь ли ты ее в присутствии верной Баб и доброго Лонгина, как признал бы настоящий отец-римлянин?
Эта просьба была просьбой и царицы, и женщины одновременно. Дочь! У него есть дочь!
— Я признаю ее, любимая, — сказал он.
— Спасибо, Марк, — ответила она. — Я знаю, это нелегко, ведь все будут думать, что это дитя Одената.
— Могу я увидеть ее?
— Только если поцелуешь меня, Марк Бритайн. Видишь, я действительно ужасная женщина, потому что хочу взыскать с тебя штраф за то, что должно было бы быть твоим правом!
Неторопливая улыбка осветила его черты. Большой рукой он взял ее за подбородок, в то время как пальцами другой руки нежно погладил ее по щеке. Она отдалась его ласке, а он гладил ее по ее векам, по носу, по высоким скулам, прикоснулся к ее нежным, как лепестки, губам. Она поцеловала кончики его пальцев. Потом он опустил голову, и его губы прижались к ее губам. Ласка, которую они дарили друг другу, исторгла слезы из ее глаз. Почувствовав на ее щеках влагу, он поднял голову и пристально взглянул ей в глаза.
— Любимая, почему ты плачешь?
— Ох, Марк, встречал ли ты когда-нибудь женщину, которая плачет от радости? Я так счастлива!
— Ты любишь меня, Зенобия?
— Да, я люблю тебя, — сказала она без колебаний.
— Позволь мне увидеть нашу дочь! — сказал он. Она позвала старую Баб и Лонгина, и они вошли в комнату. На руках Баб несла спящего ребенка. Она положила его к ногам Марка. Он тут же взял малышку на руки и этим простым действием признал Мавию своей дочерью. Теперь, что бы ни случилось, малышка получит доступ ко всем правам и привилегиям, которые дает членство в римской семье. Однако об этом никто никогда не должен узнать, ведь все станут считать Мавию дочерью Одената, родившейся после его смерти, и царевной Пальмиры.
Марк Бритайн посмотрел на ребенка с умильным выражением.
— Она прекрасна, — тихо произнес он, боясь разбудить ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157