Но ты никогда не будешь владеть мной по-настоящему. И ты никогда не сможешь использовать Марка как оружие в твоей войне против меня. Ты не сможешь причинить мне боль.
Она почувствовала, что эта речь истощила ее силы, но в то же время, каким бы невероятным это ни казалось, она вновь ощущала себя сильной.
Во время ее монолога он лежал на животе. Теперь он перевернулся и взглянул на нее снизу вверх.
— Как же ты удивительно наивна, богиня!
Его голубые глаза смотрели на нее с причудливой смесью сочувствия и решимости. Потом это выражение внезапно исчезло, и его взгляд вновь стал непроницаемым. Он спокойно поднялся с постели и, повернувшись к ней, произнес:
— Вставай, богиня! Ночью я отправил твоему сыну послание, и сегодня утром представлю тебя Пальмире в качестве моей пленницы. У них будет один день, чтобы решить свою судьбу.
— Они не сдадутся! — настаивала она.
— Тогда я обрушу город им на головы! — последовал ответ. Они пристально смотрели друг на друга. Каждый из них был непоколебим в своих намерениях и уверен в своей правоте. Наконец, Зенобия с хмурым видом произнесла:
— Мне нечего надеть, римлянин. Несомненно, ты не собираешься выставлять меня нагой перед стенами моего собственного города?
Злобная усмешка искривила его губы.
— Восхитительная мысль, богиня! Но нет! Я редко делю с другими то, что принадлежит мне. Вчера поздно ночью, прежде чем я присоединился к тебе, в лагерь явилась ворчливая старуха, которая заявила, что она — твоя служанка. Твой сын прислал ее с одеждой и другими вещами, которые могут понадобиться женщине. Бедному Гаю Цицерону нелегко пришлось. Только когда с ней заговорила одна из бедавийских женщин, ее удалось успокоить. Я сейчас же пошлю за ними.
Аврелиан быстро оделся и вышел из палатки, не сказав ей больше ни слова. Вскоре после он вернулся вместе с двумя женщинами.
— Хвала богам! Ты невредима! — воскликнула Баб, и слезы заструились по ее обветренному старому лицу, когда она бросилась на шею Зенобии.
Завернувшись в покрывало, Зенобия утешала свою няню.
— Тише, старушка! Как всегда, ты слишком беспокоишься обо мне. Разве я не любима богами?
Аврелиан, однако, заметил выражение озабоченности на лице царицы. Итак, подумал он, ее сердце не совсем холодное.
— Зенобия!
Зенобия с любопытством взглянула на вторую женщину, которая откинула назад капюшон накидки.
— Тамар! Ох, Тамар, неужели это действительно ты?
— Да, это я, дитя мое! — Тамар разглядывала одеяние Зенобии. — Как у тебя дела?
Зенобия спокойно кивнула.
— Все так, как я ожидала, — ответила она.
— Кто эти женщины? — спросил император. Зенобия взглянула на него.
— Это моя старая няня, которая всегда заботилась обо мне. Ее зовут Баб. А это, — с этими словами она подтолкнула вперед Тамар, — это Тамар бат Хаммид, жена моего отца.
— Значит, ты в хороших руках, и я могу спокойно оставить тебя, — ответил он. Потом он повернулся к двум старым женщинам.
— Оденьте царицу в ее лучшие одежды! Он поднес руку Зенобии к своим губам и, повернув ее, поцеловал внутреннюю сторону ее запястья.
— Встретимся позже, богиня! — сказал он и быстро вышел из палатки.
С минуту все три женщины стояли в молчании, а потом Тамар спокойно сказала:
— Баб, покажи Зенобии то, что ты принесла. Выберем что-нибудь подходящее.
Баб зашаркала к выходу из палатки, нагнулась и втащила небольшой сундучок. Открыв его, она достала оттуда прозрачное темное одеяние. Со слабым подобием улыбки протянула его Зенобии и сказала:
— Я выбрала для тебя вот это, дитя мое. Губы Зенобии дрогнули от восторга.
— Неужели ты становишься бунтовщицей в свои преклонные годы. Баб?
Старуха захихикала.
— Я подумала, что это подойдет при данных обстоятельствах!
— Ты, что, с ума сошла? — спросила Тамар. — Ведь черный цвет — это цвет траура.
— А разве мне не следует быть в трауре? — возразила Зенобия. — Я в трауре по моей добродетели, которую у меня вырвали прошлой ночью. Я в трауре по Пальмире, моему любимому городу. Я чувствую, что эта битва с Римом будет смертельной.
— А разве мы не сможем победить? — прошептала Тамар.
— Если бы я была в городе, а не здесь — тогда да. Царь Пальмиры, мой сын, еще не воин. Я опасаюсь, что Аврелиан перехитрит Вабу, ведь он умный человек.
— Тогда почему же ты передала полную ответственность за Пальмиру Вабе перед тем, как отправиться в Персию? — полюбопытствовала Тамар.
— Я хотела, чтобы среди членов совета не было разногласий по поводу того, кто станет царем. Я могу только молиться, чтобы Ваба стал таким же царем, каким был его отец, чтобы он оставался твердым, даже несмотря на то, что Аврелиан захватил меня в плен. Я буду молиться богам, если они еще не совсем покинули меня, чтобы он был сильным.
Снаружи донесся сигнал труб, и Баб сказала:
— Мы должны одеть тебя, дитя мое. Скоро за тобой придут. Несколько мгновений спустя пришел Гай Цицерон в сопровождении эскорта из шести человек, которых он оставил снаружи поджидать пленницу.
Зенобия приветствовала его довольно любезно. Он был не в состоянии скрыть восхищение, которое испытал при виде нее.
— Вы готовы, ваше величество? — вежливо осведомился он.
— Готова, Гай Цицерон, — спокойно ответила она. Тамар и Баб стояли возле входа в палатку и наблюдали, как римский центурион со своими людьми уводил Зенобию. Они повели ее на окраину лагеря, обращенную в сторону главных ворот Пальмиры. Там она увидела возвышавшийся помост, на котором стояла маленькая палатка. Они провели ее наверх по небольшому лестничному маршу позади палатки и ввели внутрь. В палатке ее ожидал Аврелиан. При виде Зенобии он приподнял свою светлую бровь и усмехнулся.
— Уж не хотела ли ты вызвать мое недовольство, надев траурные одежды, богиня? Я полагаю, что твое платье — превосходный выбор, так как это подразумевает поражение. Поражение Пальмиры.
Ее сердце упало. Он оказался прав, она совершенно упустила такую простую мысль, как и старая Баб. Она и в самом деле хотела рассердить его, надев простой черный каласирис без всяких драгоценностей, за исключением царского венка из золотых виноградных листьев.
— Ты ничего не позволишь мне, римлянин? — тихо произнесла ока.
— Это опасно. Мы дали тебе город, а ты взяла целую империю. Известно, что ты кусаешь руку, которая кормит тебя, Зенобия.
Ее рука мелькнула в воздухе, застав его врасплох, и хлестнула его по лицу. Мгновенно его черты исказились от гнева, и схватив ее за руку, он с силой завел ее ей за спину.
— Если ты ни должна была бы предстать перед твоим народом и сыном, я ударил бы тебя, — произнес он сквозь стиснутые зубы. — Никогда больше не поднимай на меня руку, богиня!
— Ты делаешь мне больно, римлянин, — прошипела она в ответ, не осмеливаясь сопротивляться из страха, что он сломает ей руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157
Она почувствовала, что эта речь истощила ее силы, но в то же время, каким бы невероятным это ни казалось, она вновь ощущала себя сильной.
Во время ее монолога он лежал на животе. Теперь он перевернулся и взглянул на нее снизу вверх.
— Как же ты удивительно наивна, богиня!
Его голубые глаза смотрели на нее с причудливой смесью сочувствия и решимости. Потом это выражение внезапно исчезло, и его взгляд вновь стал непроницаемым. Он спокойно поднялся с постели и, повернувшись к ней, произнес:
— Вставай, богиня! Ночью я отправил твоему сыну послание, и сегодня утром представлю тебя Пальмире в качестве моей пленницы. У них будет один день, чтобы решить свою судьбу.
— Они не сдадутся! — настаивала она.
— Тогда я обрушу город им на головы! — последовал ответ. Они пристально смотрели друг на друга. Каждый из них был непоколебим в своих намерениях и уверен в своей правоте. Наконец, Зенобия с хмурым видом произнесла:
— Мне нечего надеть, римлянин. Несомненно, ты не собираешься выставлять меня нагой перед стенами моего собственного города?
Злобная усмешка искривила его губы.
— Восхитительная мысль, богиня! Но нет! Я редко делю с другими то, что принадлежит мне. Вчера поздно ночью, прежде чем я присоединился к тебе, в лагерь явилась ворчливая старуха, которая заявила, что она — твоя служанка. Твой сын прислал ее с одеждой и другими вещами, которые могут понадобиться женщине. Бедному Гаю Цицерону нелегко пришлось. Только когда с ней заговорила одна из бедавийских женщин, ее удалось успокоить. Я сейчас же пошлю за ними.
Аврелиан быстро оделся и вышел из палатки, не сказав ей больше ни слова. Вскоре после он вернулся вместе с двумя женщинами.
— Хвала богам! Ты невредима! — воскликнула Баб, и слезы заструились по ее обветренному старому лицу, когда она бросилась на шею Зенобии.
Завернувшись в покрывало, Зенобия утешала свою няню.
— Тише, старушка! Как всегда, ты слишком беспокоишься обо мне. Разве я не любима богами?
Аврелиан, однако, заметил выражение озабоченности на лице царицы. Итак, подумал он, ее сердце не совсем холодное.
— Зенобия!
Зенобия с любопытством взглянула на вторую женщину, которая откинула назад капюшон накидки.
— Тамар! Ох, Тамар, неужели это действительно ты?
— Да, это я, дитя мое! — Тамар разглядывала одеяние Зенобии. — Как у тебя дела?
Зенобия спокойно кивнула.
— Все так, как я ожидала, — ответила она.
— Кто эти женщины? — спросил император. Зенобия взглянула на него.
— Это моя старая няня, которая всегда заботилась обо мне. Ее зовут Баб. А это, — с этими словами она подтолкнула вперед Тамар, — это Тамар бат Хаммид, жена моего отца.
— Значит, ты в хороших руках, и я могу спокойно оставить тебя, — ответил он. Потом он повернулся к двум старым женщинам.
— Оденьте царицу в ее лучшие одежды! Он поднес руку Зенобии к своим губам и, повернув ее, поцеловал внутреннюю сторону ее запястья.
— Встретимся позже, богиня! — сказал он и быстро вышел из палатки.
С минуту все три женщины стояли в молчании, а потом Тамар спокойно сказала:
— Баб, покажи Зенобии то, что ты принесла. Выберем что-нибудь подходящее.
Баб зашаркала к выходу из палатки, нагнулась и втащила небольшой сундучок. Открыв его, она достала оттуда прозрачное темное одеяние. Со слабым подобием улыбки протянула его Зенобии и сказала:
— Я выбрала для тебя вот это, дитя мое. Губы Зенобии дрогнули от восторга.
— Неужели ты становишься бунтовщицей в свои преклонные годы. Баб?
Старуха захихикала.
— Я подумала, что это подойдет при данных обстоятельствах!
— Ты, что, с ума сошла? — спросила Тамар. — Ведь черный цвет — это цвет траура.
— А разве мне не следует быть в трауре? — возразила Зенобия. — Я в трауре по моей добродетели, которую у меня вырвали прошлой ночью. Я в трауре по Пальмире, моему любимому городу. Я чувствую, что эта битва с Римом будет смертельной.
— А разве мы не сможем победить? — прошептала Тамар.
— Если бы я была в городе, а не здесь — тогда да. Царь Пальмиры, мой сын, еще не воин. Я опасаюсь, что Аврелиан перехитрит Вабу, ведь он умный человек.
— Тогда почему же ты передала полную ответственность за Пальмиру Вабе перед тем, как отправиться в Персию? — полюбопытствовала Тамар.
— Я хотела, чтобы среди членов совета не было разногласий по поводу того, кто станет царем. Я могу только молиться, чтобы Ваба стал таким же царем, каким был его отец, чтобы он оставался твердым, даже несмотря на то, что Аврелиан захватил меня в плен. Я буду молиться богам, если они еще не совсем покинули меня, чтобы он был сильным.
Снаружи донесся сигнал труб, и Баб сказала:
— Мы должны одеть тебя, дитя мое. Скоро за тобой придут. Несколько мгновений спустя пришел Гай Цицерон в сопровождении эскорта из шести человек, которых он оставил снаружи поджидать пленницу.
Зенобия приветствовала его довольно любезно. Он был не в состоянии скрыть восхищение, которое испытал при виде нее.
— Вы готовы, ваше величество? — вежливо осведомился он.
— Готова, Гай Цицерон, — спокойно ответила она. Тамар и Баб стояли возле входа в палатку и наблюдали, как римский центурион со своими людьми уводил Зенобию. Они повели ее на окраину лагеря, обращенную в сторону главных ворот Пальмиры. Там она увидела возвышавшийся помост, на котором стояла маленькая палатка. Они провели ее наверх по небольшому лестничному маршу позади палатки и ввели внутрь. В палатке ее ожидал Аврелиан. При виде Зенобии он приподнял свою светлую бровь и усмехнулся.
— Уж не хотела ли ты вызвать мое недовольство, надев траурные одежды, богиня? Я полагаю, что твое платье — превосходный выбор, так как это подразумевает поражение. Поражение Пальмиры.
Ее сердце упало. Он оказался прав, она совершенно упустила такую простую мысль, как и старая Баб. Она и в самом деле хотела рассердить его, надев простой черный каласирис без всяких драгоценностей, за исключением царского венка из золотых виноградных листьев.
— Ты ничего не позволишь мне, римлянин? — тихо произнесла ока.
— Это опасно. Мы дали тебе город, а ты взяла целую империю. Известно, что ты кусаешь руку, которая кормит тебя, Зенобия.
Ее рука мелькнула в воздухе, застав его врасплох, и хлестнула его по лицу. Мгновенно его черты исказились от гнева, и схватив ее за руку, он с силой завел ее ей за спину.
— Если ты ни должна была бы предстать перед твоим народом и сыном, я ударил бы тебя, — произнес он сквозь стиснутые зубы. — Никогда больше не поднимай на меня руку, богиня!
— Ты делаешь мне больно, римлянин, — прошипела она в ответ, не осмеливаясь сопротивляться из страха, что он сломает ей руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157