Потом к ним присоединилась Овра. В перерывах между схватками все три женщины оживленно беседовали, не упоминая, однако, о близящихся родах. В то утро все женщины Клана побывали у очага Креба. Некоторые оставались там лишь на несколько мгновений, чтобы выразить Эйле свою поддержку и участие, другие подолгу сидели около роженицы. Вокруг Эйлы постоянно находилось несколько женщин. Креб с утра покинул свой очаг. Он возбужденно прохаживался по пещере, изредка обмениваясь несколькими словами с проходившими мимо мужчинами. На этот день намечался охотничий поход, но Бран приказал отложить его. Он заявил, что в лесу еще слишком сыро, но все понимали — дело тут в другом.
После полудня схватки у Эйлы усилились. Иза приготовила для нее отвар корней, облегчающий родовые муки. Когда солнце скрылось за горизонтом, схватки следовали одна за другой почти беспрерывно. Эйла лежала на своей подстилке, обливаясь потом, и судорожно сжимала руку Изы. Она пыталась сдерживать крики, но, когда сумерки спустились на землю, боль одержала над ней верх. Эйла корчилась и пронзительно визжала при каждой новой схватке. Женщины не могли вынести этого. Все, кроме Эбры, вернулись к собственным очагам. Они пытались отвлечься, занявшись своими обычными делами, но всякий раз, как из груди Эйлы вырывался очередной вопль, все взгляды устремлялись к очагу Креба. Мужчины, собравшиеся у очага Брана, тоже прекратили всякие разговоры. Сам вождь сидел с непроницаемым лицом, уставившись в огонь. Стоило кому-нибудь завязать беседу, крик Эйлы обрывал ее.
— Бедра у нее слишком узкие, Эбра, — с горестным вздохом сообщила Иза. — Ребенку трудно будет пройти.
— Может, стоит выпустить воды? Иногда это помогает, — предложила Эбра.
— Я думала об этом и решила, что торопиться не стоит, — сухие ей не вынести. Я надеялась, воды отойдут сами. Но она теряет силы, а дело не двигается. Наверное, лучше выпустить воды сейчас. Дай мне вон ту острую палочку из вяза. У нее опять начинается схватка. Когда кончится, я выпущу воды.
Эйла, завывая от боли, выгнула спину и вцепилась в руки женщин.
— Эйла, сейчас я попытаюсь тебе помочь, — произнесла Иза после того, как боль отпустила роженицу. — Ты поняла меня?
Эйла кивнула.
— Я выпущу воды, а ты должна подняться и сесть на корточки. И сразу начинай тужиться. Тужься изо всех сил.
— Попробую, — слабо махнула рукой молодая женщина.
Иза взмахнула наточенной палочкой из вяза. Хлынули воды, и сразу же началась новая схватка.
— Вставай на корточки, Эйла! — приказала целительница.
Вместе с Эброй они помогли изнуренной роженице подняться на кожаной подстилке — такие подстилки всегда подкладывали под женщину во время родов.
— Тужься, Эйла. Тужься сильнее.
Но Эйла только стонала.
— Она слишком слаба, — заметила Эбра. — У нее не хватает сил на настоящие потуги.
— Эйла, напряги все свои силы, — молила Иза.
— Не могу, — сделала знак Эйла.
— Ты должна. Иначе ребенок умрет. — О том, что смерть грозит и самой Эйле, Иза умолчала. Она увидела, как напряглось тело роженицы. Началась новая схватка. — Давай, Эйла, давай! Тужься! — повторяла целительница.
«Я не позволю своему ребенку умереть, — пронеслось в голове у Эйлы. — Если я потеряю его, других детей у меня не будет». Она сама не знала, откуда у нее взялись силы. Боль все возрастала. Эйла, тяжело переводя дух, схватила руку Изы, ища у матери помощи. От напряжения на лбу у нее выступили крупные капли пота. Перед глазами у Эйлы все плыло. Ей казалось, она пытается вывернуться наизнанку и кости ее при этом хрустят и ломаются.
— Хорошо, Эйла, хорошо, — подбадривала Иза. — Уже головка показалась. Еще разок потужься как следует.
Эйла вновь глубоко вздохнула и напряглась. Она тужилась, ощущая, как рвутся ее кожа и мускулы. Наконец в потоках густой темной крови появилась голова ребенка. Иза немедленно схватила ее. Самое тяжелое было позади.
— Еще чуть-чуть, Эйла. Совсем чуть-чуть.
Эйла собрала последние силы. Внезапно все вокруг заволокла темнота, и, потеряв сознание, она рухнула на подстилку.
Иза перерезала пуповину и перевязала ее особой жилой, выкрашенной в священный красный цвет. Она хлопала по подошвам крошечных ножек, пока скулящий плач не перешел в громкий рев. «Живой, — вздохнула с облегчением Иза и принялась обтирать новорожденного. Тут сердце ее упало. — За что? — с ужасом подумала она. — К чему все эти бессмысленные страдания? Эйла так хотела ребенка». Иза завернула новорожденного в мягкую кроличью шкурку, заранее приготовленную Эйлой, потом сделала для молодой матери припарку из измельченных во рту корней, которые хранились в лоскутке непромокаемой кожи. Эйла застонала и открыла глаза.
— Ребенок жив, Иза? Мальчик или девочка? — сразу спросила она.
— Жив, Эйла. Это мальчик, — сказала целительница и тут же добавила, не желая возбуждать у молодой матери напрасной радости: — Он родился увечным.
Слабая улыбка сползла с лица Эйлы.
— Нет! Нет! — отчаянно вскрикнула она. — Не может быть! Дай мне взглянуть на него!
Иза подала ей ребенка:
— Я давно боялась этого, Эйла. Когда женщина тяжело носит, ребенок редко рождается здоровым. Такое горе, такое горе.
Молодая мать развернула кроличью шкурку, пристально вглядываясь в свое дитя. Ножки и ручки у мальчика были намного длиннее и тоньше, чем у Убы, когда она появилась на свет. Но пальчиков было столько, сколько надо, и все признаки мужского пола тоже оказались на месте. Однако головка ребенка действительно выглядела необычно. Она намного превосходила нормальные размеры — это и послужило одной из причин тяжелых родов. Новорожденный с трудом пробивался в этот мир, и головка его немного повредилась, хотя в этом не было ничего тревожного. Изе доводилось встречаться с подобными последствиями родов, и она знала — они проходят бесследно. Но форма головы, ее строение — это не выправится никогда. Ребенок останется уродом. Тонкая, хрупкая шейка никогда не сможет держать огромную голову.
Как и у всех, рожденных в Клане, у ребенка Эйлы были выступающие надбровные дуги, но высокий выпуклый лоб разительно отличал его от соплеменников. Затылок его тоже словно был срезан и скруглен самым странным образом, нос казался необычно маленьким. Челюсти развиты хуже, чем у младенцев, рожденных в Клане, к тому же ниже рта выступала какая-то кость, на взгляд Изы уродующая лицо мальчика. Когда Иза взяла ребенка, головка его беспомощно повисла, и целительница инстинктивно поддержала ее, горестно покачивая головой на короткой толстой шее. «Да, вряд ли этот мальчик когда-нибудь сумеет сам держать голову», — сокрушенно думала она.
Оказавшись на руках матери, ребенок сразу же принялся тыкаться носиком ей в грудь, словно проголодался еще до рождения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163
После полудня схватки у Эйлы усилились. Иза приготовила для нее отвар корней, облегчающий родовые муки. Когда солнце скрылось за горизонтом, схватки следовали одна за другой почти беспрерывно. Эйла лежала на своей подстилке, обливаясь потом, и судорожно сжимала руку Изы. Она пыталась сдерживать крики, но, когда сумерки спустились на землю, боль одержала над ней верх. Эйла корчилась и пронзительно визжала при каждой новой схватке. Женщины не могли вынести этого. Все, кроме Эбры, вернулись к собственным очагам. Они пытались отвлечься, занявшись своими обычными делами, но всякий раз, как из груди Эйлы вырывался очередной вопль, все взгляды устремлялись к очагу Креба. Мужчины, собравшиеся у очага Брана, тоже прекратили всякие разговоры. Сам вождь сидел с непроницаемым лицом, уставившись в огонь. Стоило кому-нибудь завязать беседу, крик Эйлы обрывал ее.
— Бедра у нее слишком узкие, Эбра, — с горестным вздохом сообщила Иза. — Ребенку трудно будет пройти.
— Может, стоит выпустить воды? Иногда это помогает, — предложила Эбра.
— Я думала об этом и решила, что торопиться не стоит, — сухие ей не вынести. Я надеялась, воды отойдут сами. Но она теряет силы, а дело не двигается. Наверное, лучше выпустить воды сейчас. Дай мне вон ту острую палочку из вяза. У нее опять начинается схватка. Когда кончится, я выпущу воды.
Эйла, завывая от боли, выгнула спину и вцепилась в руки женщин.
— Эйла, сейчас я попытаюсь тебе помочь, — произнесла Иза после того, как боль отпустила роженицу. — Ты поняла меня?
Эйла кивнула.
— Я выпущу воды, а ты должна подняться и сесть на корточки. И сразу начинай тужиться. Тужься изо всех сил.
— Попробую, — слабо махнула рукой молодая женщина.
Иза взмахнула наточенной палочкой из вяза. Хлынули воды, и сразу же началась новая схватка.
— Вставай на корточки, Эйла! — приказала целительница.
Вместе с Эброй они помогли изнуренной роженице подняться на кожаной подстилке — такие подстилки всегда подкладывали под женщину во время родов.
— Тужься, Эйла. Тужься сильнее.
Но Эйла только стонала.
— Она слишком слаба, — заметила Эбра. — У нее не хватает сил на настоящие потуги.
— Эйла, напряги все свои силы, — молила Иза.
— Не могу, — сделала знак Эйла.
— Ты должна. Иначе ребенок умрет. — О том, что смерть грозит и самой Эйле, Иза умолчала. Она увидела, как напряглось тело роженицы. Началась новая схватка. — Давай, Эйла, давай! Тужься! — повторяла целительница.
«Я не позволю своему ребенку умереть, — пронеслось в голове у Эйлы. — Если я потеряю его, других детей у меня не будет». Она сама не знала, откуда у нее взялись силы. Боль все возрастала. Эйла, тяжело переводя дух, схватила руку Изы, ища у матери помощи. От напряжения на лбу у нее выступили крупные капли пота. Перед глазами у Эйлы все плыло. Ей казалось, она пытается вывернуться наизнанку и кости ее при этом хрустят и ломаются.
— Хорошо, Эйла, хорошо, — подбадривала Иза. — Уже головка показалась. Еще разок потужься как следует.
Эйла вновь глубоко вздохнула и напряглась. Она тужилась, ощущая, как рвутся ее кожа и мускулы. Наконец в потоках густой темной крови появилась голова ребенка. Иза немедленно схватила ее. Самое тяжелое было позади.
— Еще чуть-чуть, Эйла. Совсем чуть-чуть.
Эйла собрала последние силы. Внезапно все вокруг заволокла темнота, и, потеряв сознание, она рухнула на подстилку.
Иза перерезала пуповину и перевязала ее особой жилой, выкрашенной в священный красный цвет. Она хлопала по подошвам крошечных ножек, пока скулящий плач не перешел в громкий рев. «Живой, — вздохнула с облегчением Иза и принялась обтирать новорожденного. Тут сердце ее упало. — За что? — с ужасом подумала она. — К чему все эти бессмысленные страдания? Эйла так хотела ребенка». Иза завернула новорожденного в мягкую кроличью шкурку, заранее приготовленную Эйлой, потом сделала для молодой матери припарку из измельченных во рту корней, которые хранились в лоскутке непромокаемой кожи. Эйла застонала и открыла глаза.
— Ребенок жив, Иза? Мальчик или девочка? — сразу спросила она.
— Жив, Эйла. Это мальчик, — сказала целительница и тут же добавила, не желая возбуждать у молодой матери напрасной радости: — Он родился увечным.
Слабая улыбка сползла с лица Эйлы.
— Нет! Нет! — отчаянно вскрикнула она. — Не может быть! Дай мне взглянуть на него!
Иза подала ей ребенка:
— Я давно боялась этого, Эйла. Когда женщина тяжело носит, ребенок редко рождается здоровым. Такое горе, такое горе.
Молодая мать развернула кроличью шкурку, пристально вглядываясь в свое дитя. Ножки и ручки у мальчика были намного длиннее и тоньше, чем у Убы, когда она появилась на свет. Но пальчиков было столько, сколько надо, и все признаки мужского пола тоже оказались на месте. Однако головка ребенка действительно выглядела необычно. Она намного превосходила нормальные размеры — это и послужило одной из причин тяжелых родов. Новорожденный с трудом пробивался в этот мир, и головка его немного повредилась, хотя в этом не было ничего тревожного. Изе доводилось встречаться с подобными последствиями родов, и она знала — они проходят бесследно. Но форма головы, ее строение — это не выправится никогда. Ребенок останется уродом. Тонкая, хрупкая шейка никогда не сможет держать огромную голову.
Как и у всех, рожденных в Клане, у ребенка Эйлы были выступающие надбровные дуги, но высокий выпуклый лоб разительно отличал его от соплеменников. Затылок его тоже словно был срезан и скруглен самым странным образом, нос казался необычно маленьким. Челюсти развиты хуже, чем у младенцев, рожденных в Клане, к тому же ниже рта выступала какая-то кость, на взгляд Изы уродующая лицо мальчика. Когда Иза взяла ребенка, головка его беспомощно повисла, и целительница инстинктивно поддержала ее, горестно покачивая головой на короткой толстой шее. «Да, вряд ли этот мальчик когда-нибудь сумеет сам держать голову», — сокрушенно думала она.
Оказавшись на руках матери, ребенок сразу же принялся тыкаться носиком ей в грудь, словно проголодался еще до рождения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163