Сквозь мерцание огня в струях поднимавшегося дыма и теплого воздуха плавно извивались деревья и кустарники. На скалистой стене пещеры завели свой танец свет и тени.
Эйла сидела на огороженной камнями территории Креба, уставившись на семейство Брана. Упражняясь в роли взрослого мужчины, Бруд вымещал досаду на матери и Оге. С самого утра день начался у него неудачно, а позже стало и того хуже. После долгих часов выслеживания лисы, шкуру которой Бруд обещал принести Оге, он упустил зверя. Брошенный им камень спугнул лису, и та бесследно растворилась в кустах. Взгляды Оги, преисполненные понимания и прощения, лишь подливали масла в огонь. Он мог снести от нее все, что угодно, только не это.
Уставшие после трудового дня женщины заканчивали свои дела, и Эбра, которой то и дело мешали доделать работу, рассердившись, дала знать Брану. Вождь давно заметил непотребное поведение Бруда. Тот имел на это право, но мог бы проявить к женщинам большую чуткость. Зачем было заставлять их бегать за каждой ерундой, когда они без того заняты и валятся с ног от усталости?
— Бруд, оставь женщин в покое! У них и без тебя хватает дел, — жестами осёк его Бран.
Получить такой нагоняй, да еще от самого вождя и в присутствии Оги, для Бруда было невыносимо. Он удалился от остальных в дальний угол и тут поймал на себе пристальный взгляд Эйлы. Не важно, что она ухватила лишь суть небольшой домашней перебранки, весь ужас заключался в том, что в присутствии этой дурнушки его отчитали как ребенка. Это был сокрушительный удар по его болезненному самолюбию. «У нее даже не хватило воспитанности отвести взгляд, — подумал он. — Ну раз ей наплевать на вежливость, то и мне тоже». Это была последняя капля, переполнившая чашу его терпения. Ратуя за соблюдение обычая Клана, он пронзил ненавистную девчонку злорадным взглядом.
Креб чувствовал, что в семье Брана возник небольшой разлад. Ему было ведомо все, что творилось в Клане. Чаще всего он воспринимал все как посторонний шум, но то, что касалось Эйлы, заставило его насторожиться. Он мог себе представить, сколько злости накопилось у Бруда, раз он, невзирая на все, чему его всю жизнь учили, уставился прямо на чужой семейный очаг. «Бруд относится к ней слишком враждебно, — подумал Креб. — Ради ее же блага придется поучить малышку, как себя вести».
— Эйла! — резко окликнул ее Креб. От звука его голоса она едва не подскочила на месте. — Не гляди на других людей! — добавил он знаками.
— Почему? — удивилась она.
Нельзя глядеть, нельзя таращиться. Людям это не нравится, — пытался ей объяснить Мог-ур, чувствуя, что Бруд с нескрываемым удовольствием краем глаза наблюдает за тем, как девчонка получает взбучку от Мог-ура.
«И все же он к ней слишком мягок. Ничего, придет время, и я ей еще покажу, как следует себя вести женщине».
— Давай поучимся говорить, — знаками предложила Эйла. Она все еще была изумлена и слегка обижена.
Кто-кто, а Мог-ур-то точно знал, почему она за всеми наблюдала, но все же решил сделать внушение. Да и Бруд, увидев, как ее ругают за неприличное поведение, слегка поумерил свой гнев.
— Эйла, прекрати глазеть, — означал строгий взгляд Креба. — Это плохо. Эйла не перебивает, когда говорит мужчина. Это плохо. Эйла не глядит на другие семьи. Это плохо. Плохо. Понимаешь?
Креб был резок. Он хотел, чтобы она это поняла. Мог-ур заметил, что Бруда позвал Бран, и настроение у молодого человека явно улучшилось.
Эйла была подавлена. Еще никогда Креб не был с ней груб. Ей казалось, ему нравится, что она осваивает их язык. Теперь же он велел ей не смотреть на других, а значит, ей не придется больше учиться. Слезы боли и обиды так и хлынули у нее из глаз.
— Иза! — встревоженно позвал ее Креб. — Иди сюда! У Эйлы что-то случилось с глазами.
У людей Клана глаза слезились, только когда в них попадала соринка, а также в случае простуды или глазной болезни. Но чтобы плакать от огорчения — такого Кребу еще не приходилось видеть. Иза быстро подбежала к ним.
— Погляди! У нее слезятся глаза. Может, попала искра? Лучше проверь, — настаивал он.
Иза тоже не на шутку забеспокоилась. Подняв веки Эйлы, она стада пристально рассматривать глазницы девочки.
— Глаз болит? — спросила она. Целительница не обнаружила никаких признаков его поражения. Все было в порядке, но глаза продолжали слезиться.
— Нет, не болит, — шмыгая носом, произнесла Эйла. Она не понимала, почему они так забегали вокруг нее, но ощущала их заботу, несмотря на то, что Креб недавно сердился на нее.
— Почему Креб разозлился, Иза? — всхлипывая, спросила она.
— Ты должна усвоить, Эйла, — с серьезным видом начала объяснять Иза, — невежливо смотреть на чужой очаг, смотреть, о чем там говорят. Эйла должна знать, что, когда говорит мужчина, женщина смотрит вниз, вот так. — И Иза ей показала как. — Когда мужчина приказывает, женщина выполняет. И никаких вопросов. Таращат глаза только маленькие. Эйла большая. Люди сердятся на Эйлу.
— Креб сердится? И не будет обо мне заботиться? — И она вновь разразилась слезами.
Иза не понимала, почему у девочки слезятся глаза, но ощущала, что та не в себе.
— Креб будет заботиться об Эйле. И Иза тоже. Креб учит Эйлу. Нужно многое узнать. Эйла должна узнать правила Клана. — Она нежно обняла девочку и вытерла ей глаза кусочком кожи, после чего посмотрела в них, чтобы проверить, все ли в порядке.
— Что случилось у нее с глазами? — осведомился Креб. — Она больна?
— Она думает, что ты ее не любишь. Она думает, что ты на нее разозлился. Должно быть, поэтому она расстроилась. Возможно, светлые глаза, такие как у нее, слишком слабые, но, насколько я могу судить, они здоровы, да и сама она говорит, что глаза не болят. Думаю, они слезятся от печали, Креб, — пояснила Иза.
— От печали? Она так огорчилась из-за того, что я ее не люблю? И поэтому потекли слезы из глаз?
Мог-ур был поражен до глубины души, он испытывал непонятные чувства. Неужели она так слаба здоровьем, хотя по ней этого не скажешь? Первый раз в жизни он видел, чтобы кто-то плакал, узнав, что он его не любит. Кроме Изы, к нему еще никто так не относился. Люди его боялись, испытывали благоговейный страх, уважали, но чтобы буквально до слез жаждать его любви — такого еще не бывало. «Возможно, Иза права, у девочки слабые глаза, но зрение нормальное. Все-таки нужно ей как-то сказать для ее же блага, как следует себя вести. Бран выгонит ее, если она не усвоит наших правил. Это в его власти. Но это не значит, что я ее не люблю. Я ее люблю, — впервые признался он себе, — как это ни странно, я очень ее люблю».
Эйла поплелась к калеке, нервно поглядывая на свои ноги. Стала напротив него и только тогда подняла печальные глаза, еще мокрые от слез.
— Я больше не таращу глаза, — жестами сказала она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163
Эйла сидела на огороженной камнями территории Креба, уставившись на семейство Брана. Упражняясь в роли взрослого мужчины, Бруд вымещал досаду на матери и Оге. С самого утра день начался у него неудачно, а позже стало и того хуже. После долгих часов выслеживания лисы, шкуру которой Бруд обещал принести Оге, он упустил зверя. Брошенный им камень спугнул лису, и та бесследно растворилась в кустах. Взгляды Оги, преисполненные понимания и прощения, лишь подливали масла в огонь. Он мог снести от нее все, что угодно, только не это.
Уставшие после трудового дня женщины заканчивали свои дела, и Эбра, которой то и дело мешали доделать работу, рассердившись, дала знать Брану. Вождь давно заметил непотребное поведение Бруда. Тот имел на это право, но мог бы проявить к женщинам большую чуткость. Зачем было заставлять их бегать за каждой ерундой, когда они без того заняты и валятся с ног от усталости?
— Бруд, оставь женщин в покое! У них и без тебя хватает дел, — жестами осёк его Бран.
Получить такой нагоняй, да еще от самого вождя и в присутствии Оги, для Бруда было невыносимо. Он удалился от остальных в дальний угол и тут поймал на себе пристальный взгляд Эйлы. Не важно, что она ухватила лишь суть небольшой домашней перебранки, весь ужас заключался в том, что в присутствии этой дурнушки его отчитали как ребенка. Это был сокрушительный удар по его болезненному самолюбию. «У нее даже не хватило воспитанности отвести взгляд, — подумал он. — Ну раз ей наплевать на вежливость, то и мне тоже». Это была последняя капля, переполнившая чашу его терпения. Ратуя за соблюдение обычая Клана, он пронзил ненавистную девчонку злорадным взглядом.
Креб чувствовал, что в семье Брана возник небольшой разлад. Ему было ведомо все, что творилось в Клане. Чаще всего он воспринимал все как посторонний шум, но то, что касалось Эйлы, заставило его насторожиться. Он мог себе представить, сколько злости накопилось у Бруда, раз он, невзирая на все, чему его всю жизнь учили, уставился прямо на чужой семейный очаг. «Бруд относится к ней слишком враждебно, — подумал Креб. — Ради ее же блага придется поучить малышку, как себя вести».
— Эйла! — резко окликнул ее Креб. От звука его голоса она едва не подскочила на месте. — Не гляди на других людей! — добавил он знаками.
— Почему? — удивилась она.
Нельзя глядеть, нельзя таращиться. Людям это не нравится, — пытался ей объяснить Мог-ур, чувствуя, что Бруд с нескрываемым удовольствием краем глаза наблюдает за тем, как девчонка получает взбучку от Мог-ура.
«И все же он к ней слишком мягок. Ничего, придет время, и я ей еще покажу, как следует себя вести женщине».
— Давай поучимся говорить, — знаками предложила Эйла. Она все еще была изумлена и слегка обижена.
Кто-кто, а Мог-ур-то точно знал, почему она за всеми наблюдала, но все же решил сделать внушение. Да и Бруд, увидев, как ее ругают за неприличное поведение, слегка поумерил свой гнев.
— Эйла, прекрати глазеть, — означал строгий взгляд Креба. — Это плохо. Эйла не перебивает, когда говорит мужчина. Это плохо. Эйла не глядит на другие семьи. Это плохо. Плохо. Понимаешь?
Креб был резок. Он хотел, чтобы она это поняла. Мог-ур заметил, что Бруда позвал Бран, и настроение у молодого человека явно улучшилось.
Эйла была подавлена. Еще никогда Креб не был с ней груб. Ей казалось, ему нравится, что она осваивает их язык. Теперь же он велел ей не смотреть на других, а значит, ей не придется больше учиться. Слезы боли и обиды так и хлынули у нее из глаз.
— Иза! — встревоженно позвал ее Креб. — Иди сюда! У Эйлы что-то случилось с глазами.
У людей Клана глаза слезились, только когда в них попадала соринка, а также в случае простуды или глазной болезни. Но чтобы плакать от огорчения — такого Кребу еще не приходилось видеть. Иза быстро подбежала к ним.
— Погляди! У нее слезятся глаза. Может, попала искра? Лучше проверь, — настаивал он.
Иза тоже не на шутку забеспокоилась. Подняв веки Эйлы, она стада пристально рассматривать глазницы девочки.
— Глаз болит? — спросила она. Целительница не обнаружила никаких признаков его поражения. Все было в порядке, но глаза продолжали слезиться.
— Нет, не болит, — шмыгая носом, произнесла Эйла. Она не понимала, почему они так забегали вокруг нее, но ощущала их заботу, несмотря на то, что Креб недавно сердился на нее.
— Почему Креб разозлился, Иза? — всхлипывая, спросила она.
— Ты должна усвоить, Эйла, — с серьезным видом начала объяснять Иза, — невежливо смотреть на чужой очаг, смотреть, о чем там говорят. Эйла должна знать, что, когда говорит мужчина, женщина смотрит вниз, вот так. — И Иза ей показала как. — Когда мужчина приказывает, женщина выполняет. И никаких вопросов. Таращат глаза только маленькие. Эйла большая. Люди сердятся на Эйлу.
— Креб сердится? И не будет обо мне заботиться? — И она вновь разразилась слезами.
Иза не понимала, почему у девочки слезятся глаза, но ощущала, что та не в себе.
— Креб будет заботиться об Эйле. И Иза тоже. Креб учит Эйлу. Нужно многое узнать. Эйла должна узнать правила Клана. — Она нежно обняла девочку и вытерла ей глаза кусочком кожи, после чего посмотрела в них, чтобы проверить, все ли в порядке.
— Что случилось у нее с глазами? — осведомился Креб. — Она больна?
— Она думает, что ты ее не любишь. Она думает, что ты на нее разозлился. Должно быть, поэтому она расстроилась. Возможно, светлые глаза, такие как у нее, слишком слабые, но, насколько я могу судить, они здоровы, да и сама она говорит, что глаза не болят. Думаю, они слезятся от печали, Креб, — пояснила Иза.
— От печали? Она так огорчилась из-за того, что я ее не люблю? И поэтому потекли слезы из глаз?
Мог-ур был поражен до глубины души, он испытывал непонятные чувства. Неужели она так слаба здоровьем, хотя по ней этого не скажешь? Первый раз в жизни он видел, чтобы кто-то плакал, узнав, что он его не любит. Кроме Изы, к нему еще никто так не относился. Люди его боялись, испытывали благоговейный страх, уважали, но чтобы буквально до слез жаждать его любви — такого еще не бывало. «Возможно, Иза права, у девочки слабые глаза, но зрение нормальное. Все-таки нужно ей как-то сказать для ее же блага, как следует себя вести. Бран выгонит ее, если она не усвоит наших правил. Это в его власти. Но это не значит, что я ее не люблю. Я ее люблю, — впервые признался он себе, — как это ни странно, я очень ее люблю».
Эйла поплелась к калеке, нервно поглядывая на свои ноги. Стала напротив него и только тогда подняла печальные глаза, еще мокрые от слез.
— Я больше не таращу глаза, — жестами сказала она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163