На этот раз не пошел на охоту и Грод, верный помощник вождя.
Однажды на исходе лета Дарк сломя голову ворвался в пещеру:
— Мама! Мама! К нам идет человек!
Вместе со всеми обитателями пещеры Эйла поспешила к выходу. Действительно, со стороны морского берега к жилищу Клана приближался какой-то незнакомец.
— Эйла, как ты думаешь, это за тобой? — в волнении спросила Уба.
— Я знаю не больше твоего.
Эйлу обуревало смятение. Ей хотелось, чтобы гонец явился за ней, и в то же время она боялась этого. Вождь вышел навстречу посланцу и повел его к своему очагу. Вскоре Эйла увидела, что к очагу Креба приближается Эбра.
— Бран ждет тебя, Эйла, — сообщила она.
Сердце у Эйлы упало. С трудом передвигая внезапно ослабевшие ноги, она направилась к очагу Брана и ни жива, ни мертва опустилась у ног вождя. Он коснулся ее плеча.
— Это Бонд, Эйла, — сообщил Бран, указав на гостя. — Он проделал долгий путь из Клана Норга, чтобы посоветоваться с тобой. Мать его больна, и целительница их Клана не способна облегчить ее недуг. Она сказала, ты владеешь более сильными чарами, ты можешь помочь.
На Великом Сходбище все имели случай убедиться в искусстве и знаниях Эйлы. Гонцу нужна была целительница, не женщина. Это немного кольнуло Эйлу, но досада быстро сменилась облегчением. Бонд провел в Клане несколько дней и сообщил за это время множество новостей. Молодой охотник, обязанный Эйле жизнью, перезимовал в пещере Клана Норга. К весне он поправился настолько, что почти перестал хромать и вместе со своей женщиной двинулся домой. Женщина его произвела на свет крепкого здорового мальчика, которого нарекли Креб. Эйла подробно расспросила Бонда о недуге его матери и дала ему сверток с целебными травами, а также множество советов, которые тому надлежало передать целительнице своего Клана. Эйла отнюдь не была уверена, что ее снадобья окажутся более действенными, но не могла хотя бы не попытаться помочь матери столь преданного и храброго сына.
Появление Бонда заставило Брана всерьез задуматься об участи Эйлы. До сих пор он откладывал решение ее судьбы, надеясь, что какой-нибудь охотник из другого Клана все же пожелает ее взять. Но если один путник сумел найти их пещеру, другим это удалось бы тоже. Однако со времени Великого Сходбища минуло немало времени, а гонцы не давали о себе знать. На соединение Эйлы с мужчиной из другого Клана рассчитывать явно не приходилось. Надо было искать ей пару среди своих.
«Но пока жив Мог-ур, спешить незачем, — успокаивал себя Бран. — Скоро вождем станет Бруд, и ему волей-неволей придется взять Эйлу к своему очагу. Хорошо бы только он сам понял — это его долг и иначе нельзя. Что ж, — думал Бран, — пусть сын моей женщины принимает решение. Судя по всему, он сумел совладать со своей неприязнью к Эйле, она уже не вызывает у него прежних вспышек раздражения. Наверное, теперь, когда Бруд научился владеть собой, он готов к тому, чтобы возглавить Клан». И все же душу Брана омрачала тень сомнения.
Лето пролетело, и вскоре на смену многоцветью осени пришла студеная пора. Как водится, с наступлением холодов жизнь в Клане замедлилась. Уба без затруднений относила две трети своего срока, но ближе к концу ощутила, что шевеление новой жизни внутри ее прекратилось. Она старалась не обращать внимания на ноющую боль в спине и судороги в ногах. Но, заметив на своей накидке пятна крови, поспешила к Эйле.
— Давно ребенок перестал шевелиться? — озабоченно спросила Эйла.
— Несколько дней назад. Что делать, Эйла? Ворн так радовался, что я понесла. Я не хочу терять ребенка. Носить осталось не так много. Я должна родить весной.
— А тебе не случалось упасть, Уба? Или поднять что-нибудь тяжелое?
— Нет, Эйла. Ничего такого не было.
— Ступай к своему очагу и ложись. Я приготовлю тебе отвар березовой коры. Будь сейчас осень, я отыскала бы корень гремучей змеи, который так помог мне самой. Но из-под снега его не выроешь. Ничего, что-нибудь придумаем. Ты тоже постарайся что-нибудь припомнить, Уба. Тебе известно больше, чем мне, ты унаследовала знания Изы.
— Я уже спрашивала у своей памяти, Эйла. Но по-моему, средства, способного оживить ребенка в утробе матери, не существует.
Эйла промолчала. Как и Уба, она понимала, что ребенка не спасти, и горячо сострадала молодой женщине.
Несколько дней Уба провела на своей подстилке, надеясь, что снадобья совершат чудо, и сознавая, что все они бессильны ей помочь. Боль в спине стала почти нестерпимой, лишь благодаря успокоительным отварам Уба погружалась ненадолго в тяжелый тревожный сон. Но судороги не переходили в схватки, роды не начинались. Овра почти не покидала очаг Ворна и, как могла, утешала и поддерживала Убу. Ей самой много раз пришлось терять ребенка, не доносив, и она понимала, каково женщине, на долю которой выпадает подобное испытание. С годами Овра увяла и поблекла, но по-прежнему оставалась приветливой и отзывчивой. Эйла была рада, что Гув так снисходителен к своей женщине. Любой другой прогнал бы ее прочь или взял себе вторую. Но бездетность Овры не ослабила привязанности, которую питал к ней Гув. Он видел, как она извелась, чувствовал, что ей тяжело будет делить очаг с другой женщиной и ее детьми. С тех пор как стало ясно, что Овра никогда не произведет на свет живого и здорового ребенка, Эйла давала ей секретное снадобье Изы. Покровитель Овры не уступал теперь ни одной битвы, и она избавилась от напрасных мук. Эйла не говорила Овре, для чего предназначено снадобье, но та догадалась сама и была признательна целительнице.
Холодным хмурым утром на исходе зимы Эйла осмотрела Убу и поняла, что больше тянуть нельзя.
— Уба, — тихонько окликнула она. Девочка открыла глубоко запавшие глаза, под которыми залегли темные круги. — Тебе надо выпить настой спорыньи, Уба. Он вызовет схватки. Твоего ребенка не спасти. Если ты не избавишься от него прямо сейчас, ты тоже умрешь. Ты молода, Уба, у тебя еще будут дети, — убеждала Эйла.
Уба переводила полный горечи взгляд с Эйлы на Овру.
— Хорошо, — наконец кивнула она. — Ты права, надежды нет. Ребенок умер во мне.
Убе пришлось вынести много бессмысленных страданий. Несмотря на то, что она выпила настой спорыньи, схватки начались только спустя некоторое время. Опасаясь, что они могут прекратиться, Эйла не давала роженице снадобий, утоляющих боль. Все женщины Клана побывали у очага Ворна, выразили сочувствие Убе, но, зная, что она мучается впустую, они не оставались надолго. Лишь Овра помогала Эйле.
Когда мертвый ребенок появился на свет, Эйла поспешно завернула его в кожаную подстилку.
— Это мальчик, — сообщила она Убе.
— Дай мне взглянуть, — попросила изнуренная роженица.
— Не надо, Уба. Ни к чему растравлять себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163
Однажды на исходе лета Дарк сломя голову ворвался в пещеру:
— Мама! Мама! К нам идет человек!
Вместе со всеми обитателями пещеры Эйла поспешила к выходу. Действительно, со стороны морского берега к жилищу Клана приближался какой-то незнакомец.
— Эйла, как ты думаешь, это за тобой? — в волнении спросила Уба.
— Я знаю не больше твоего.
Эйлу обуревало смятение. Ей хотелось, чтобы гонец явился за ней, и в то же время она боялась этого. Вождь вышел навстречу посланцу и повел его к своему очагу. Вскоре Эйла увидела, что к очагу Креба приближается Эбра.
— Бран ждет тебя, Эйла, — сообщила она.
Сердце у Эйлы упало. С трудом передвигая внезапно ослабевшие ноги, она направилась к очагу Брана и ни жива, ни мертва опустилась у ног вождя. Он коснулся ее плеча.
— Это Бонд, Эйла, — сообщил Бран, указав на гостя. — Он проделал долгий путь из Клана Норга, чтобы посоветоваться с тобой. Мать его больна, и целительница их Клана не способна облегчить ее недуг. Она сказала, ты владеешь более сильными чарами, ты можешь помочь.
На Великом Сходбище все имели случай убедиться в искусстве и знаниях Эйлы. Гонцу нужна была целительница, не женщина. Это немного кольнуло Эйлу, но досада быстро сменилась облегчением. Бонд провел в Клане несколько дней и сообщил за это время множество новостей. Молодой охотник, обязанный Эйле жизнью, перезимовал в пещере Клана Норга. К весне он поправился настолько, что почти перестал хромать и вместе со своей женщиной двинулся домой. Женщина его произвела на свет крепкого здорового мальчика, которого нарекли Креб. Эйла подробно расспросила Бонда о недуге его матери и дала ему сверток с целебными травами, а также множество советов, которые тому надлежало передать целительнице своего Клана. Эйла отнюдь не была уверена, что ее снадобья окажутся более действенными, но не могла хотя бы не попытаться помочь матери столь преданного и храброго сына.
Появление Бонда заставило Брана всерьез задуматься об участи Эйлы. До сих пор он откладывал решение ее судьбы, надеясь, что какой-нибудь охотник из другого Клана все же пожелает ее взять. Но если один путник сумел найти их пещеру, другим это удалось бы тоже. Однако со времени Великого Сходбища минуло немало времени, а гонцы не давали о себе знать. На соединение Эйлы с мужчиной из другого Клана рассчитывать явно не приходилось. Надо было искать ей пару среди своих.
«Но пока жив Мог-ур, спешить незачем, — успокаивал себя Бран. — Скоро вождем станет Бруд, и ему волей-неволей придется взять Эйлу к своему очагу. Хорошо бы только он сам понял — это его долг и иначе нельзя. Что ж, — думал Бран, — пусть сын моей женщины принимает решение. Судя по всему, он сумел совладать со своей неприязнью к Эйле, она уже не вызывает у него прежних вспышек раздражения. Наверное, теперь, когда Бруд научился владеть собой, он готов к тому, чтобы возглавить Клан». И все же душу Брана омрачала тень сомнения.
Лето пролетело, и вскоре на смену многоцветью осени пришла студеная пора. Как водится, с наступлением холодов жизнь в Клане замедлилась. Уба без затруднений относила две трети своего срока, но ближе к концу ощутила, что шевеление новой жизни внутри ее прекратилось. Она старалась не обращать внимания на ноющую боль в спине и судороги в ногах. Но, заметив на своей накидке пятна крови, поспешила к Эйле.
— Давно ребенок перестал шевелиться? — озабоченно спросила Эйла.
— Несколько дней назад. Что делать, Эйла? Ворн так радовался, что я понесла. Я не хочу терять ребенка. Носить осталось не так много. Я должна родить весной.
— А тебе не случалось упасть, Уба? Или поднять что-нибудь тяжелое?
— Нет, Эйла. Ничего такого не было.
— Ступай к своему очагу и ложись. Я приготовлю тебе отвар березовой коры. Будь сейчас осень, я отыскала бы корень гремучей змеи, который так помог мне самой. Но из-под снега его не выроешь. Ничего, что-нибудь придумаем. Ты тоже постарайся что-нибудь припомнить, Уба. Тебе известно больше, чем мне, ты унаследовала знания Изы.
— Я уже спрашивала у своей памяти, Эйла. Но по-моему, средства, способного оживить ребенка в утробе матери, не существует.
Эйла промолчала. Как и Уба, она понимала, что ребенка не спасти, и горячо сострадала молодой женщине.
Несколько дней Уба провела на своей подстилке, надеясь, что снадобья совершат чудо, и сознавая, что все они бессильны ей помочь. Боль в спине стала почти нестерпимой, лишь благодаря успокоительным отварам Уба погружалась ненадолго в тяжелый тревожный сон. Но судороги не переходили в схватки, роды не начинались. Овра почти не покидала очаг Ворна и, как могла, утешала и поддерживала Убу. Ей самой много раз пришлось терять ребенка, не доносив, и она понимала, каково женщине, на долю которой выпадает подобное испытание. С годами Овра увяла и поблекла, но по-прежнему оставалась приветливой и отзывчивой. Эйла была рада, что Гув так снисходителен к своей женщине. Любой другой прогнал бы ее прочь или взял себе вторую. Но бездетность Овры не ослабила привязанности, которую питал к ней Гув. Он видел, как она извелась, чувствовал, что ей тяжело будет делить очаг с другой женщиной и ее детьми. С тех пор как стало ясно, что Овра никогда не произведет на свет живого и здорового ребенка, Эйла давала ей секретное снадобье Изы. Покровитель Овры не уступал теперь ни одной битвы, и она избавилась от напрасных мук. Эйла не говорила Овре, для чего предназначено снадобье, но та догадалась сама и была признательна целительнице.
Холодным хмурым утром на исходе зимы Эйла осмотрела Убу и поняла, что больше тянуть нельзя.
— Уба, — тихонько окликнула она. Девочка открыла глубоко запавшие глаза, под которыми залегли темные круги. — Тебе надо выпить настой спорыньи, Уба. Он вызовет схватки. Твоего ребенка не спасти. Если ты не избавишься от него прямо сейчас, ты тоже умрешь. Ты молода, Уба, у тебя еще будут дети, — убеждала Эйла.
Уба переводила полный горечи взгляд с Эйлы на Овру.
— Хорошо, — наконец кивнула она. — Ты права, надежды нет. Ребенок умер во мне.
Убе пришлось вынести много бессмысленных страданий. Несмотря на то, что она выпила настой спорыньи, схватки начались только спустя некоторое время. Опасаясь, что они могут прекратиться, Эйла не давала роженице снадобий, утоляющих боль. Все женщины Клана побывали у очага Ворна, выразили сочувствие Убе, но, зная, что она мучается впустую, они не оставались надолго. Лишь Овра помогала Эйле.
Когда мертвый ребенок появился на свет, Эйла поспешно завернула его в кожаную подстилку.
— Это мальчик, — сообщила она Убе.
— Дай мне взглянуть, — попросила изнуренная роженица.
— Не надо, Уба. Ни к чему растравлять себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163