Сделаешь себе новую чашу.
— Нет, нет. Такой мне не сделать. Это чаша Изы, та, что досталась ей в наследство.
— Чаша матери? Ее ритуальная чаша? — изменившись в лице, повторяла Уба.
С течением лет дерево, из которого была сделана чаша, стало хрупким и ломким. В нем возникла трещина, до времени незаметная под слоем белой краски, но удара о камни оказалось достаточно, чтобы чаша раскололась надвое.
Эйла была так расстроена, что не ощутила на себе пристального взгляда Креба. Известие о том, что древняя чаша разбита, подтвердило мрачные догадки Великого Мог-ура. «Так и должно было произойти. Больше мы не будем прибегать к чарам священного напитка, — решил он. — Минувший обряд был последним. Тайну корней я унесу с собой, скрыв ее даже от Гува, Клан забудет об их чудодейственной силе».
Старый шаман тяжело оперся на посох и поднялся, морщась от ломоты в больных суставах. «Я провел всю свою жизнь в холодных святилищах, — думал он. — Настал черед Гува. Возможно, он еще молод. Но я слишком стар и жажду покоя. Через пару лет Гув будет готов к тому, чтобы стать Мог-уром. Непременно будет. Кто знает, сколько я еще протяну…»
Бран сразу заметил, с Мог-уром творится что-то неладное. Но вождь полагал, причина уныния старого шамана — упадок сил, неизбежно наступающий за праздничным одушевлением. К тому же Мог-ур наверняка догадывался — заканчивается его последнее Великое Сходбище. Бран понимал, что старый шаман с трудом выдержит обратный путь и из-за него Клану придется двигаться медленнее.
Перед отбытием вождь решил отправить охотников на промысел. Надо было пополнять запасы Клана хозяев свежим мясом, а у них позаимствовать вяленого, необходимого в дороге.
После успешной охоты Бран заторопился домой. Несколько Кланов уже покинули Сходбище. Теперь, когда состязания и празднества остались позади, все помыслы вождя устремились к родной пещере, к оставшимся там старикам. Он пребывал в добром расположении духа. Никогда прежде он не подвергался столь серьезному риску утратить свое почетное положение. Тем убедительнее стала его победа. Вождь был доволен собой, доволен своим Кланом, доволен Эйлой. Она оказалась превосходной целительницей. Впрочем, он давно знал, на нее можно положиться. В самом деле, она истинная преемница Изы — точно так же забывает обо всем, когда чьей-то жизни угрожает опасность. Конечно, Мог-ур пустил в ход немало доводов, чтобы убедить шаманов допустить Эйлу к участию в ритуале. Но она сама победила всеобщую неприязнь, когда бросилась на помощь молодому охотнику. Раненый вместе со своей женщиной намеревался остаться в Клане хозяев до полного выздоровления. Скорее всего, ему предстояло провести здесь зиму.
Мог-ур словно позабыл о кощунственном вторжении Эйлы в подземное святилище. Лишь один-единственный раз он упомянул о случившемся. Эйла суетилась у своего очага, поспешно собирая вещи, — на следующее утро Клан должен был отправиться в путь. В пещеру, прихрамывая, вошел Креб. Уже несколько дней Эйла с горечью замечала, что он избегает ее. И сейчас, увидев ее, он резко повернулся, торопясь уйти. Но она бросилась к нему и опустилась у его ног. Взглянув на ее склоненную голову, он тяжело вздохнул и коснулся ее плеча.
Она подняла глаза и поразилась, как сильно Креб сдал за эти дни. Морщины и рубцы, бороздившие его щеки, словно стали еще глубже, а нависающие брови бросали на лицо мрачную тень. Седая борода превратилась в мохнатые клочья, а низкий скошенный лоб казался выше из-за поредевших волос. Но сильнее всего ее потрясла печаль, которой был полон его взгляд. «Что я наделала, — содрогнулась Эйла. — Если бы я могла все исправить, если бы вернуть ту ночь. Я и близко не подошла бы к пещере!» Ее глаза прирожденной целительницы отмечали признаки болезни, терзавшей тело Креба. Но она понимала, что телесная боль меркнет в сравнении с той, что она, Эйла, причинила душе Мог-ура.
— В чем дело, Эйла? — спросил он.
— Мог-ур, я… я… — Наконец она набралась смелости. — О Креб! Я вижу, я виновата в твоем горе. Поверь, мне тяжело, очень тяжело. Как же быть теперь? Хочешь, я сама пойду и во всем признаюсь Брану. Я сделаю так, как скажешь ты. Только прикажи.
«Ты ничего не можешь исправить, Эйла, — с грустью подумал он. — Ты — это ты, и с этим ничего не поделаешь. Тебе не дано уничтожить зло, которое ты сотворила, сама того не ведая. Наш Клан погибнет, подобные тебе останутся в этом мире. Клан Пещерного Медведя вышел из глубин древности. Мы хранили наши традиции и чтили Великого Урсуса, но время, отведенное нам на земле, истекло. Наверное, все свершается как должно, в соответствии с велениями духов. И не ты виновница нашего печального удела. Но зачем тогда духи послали тебя к нам? Для того чтобы через тебя открыть мне судьбу Клана? Земля, которую мы покидаем, щедра и милостива. Многим поколениям она дарила все, что необходимо для жизни. Для твоего племени тоже настанет черед покинуть ее. И вам придется с этим смириться».
— Ты можешь сделать только одно, Эйла. — Медлительность жестов Мог-ура подчеркивала значение того, что он говорил. Взгляд его был холоден и спокоен. — Забудь о том, что видела.
Он выпрямился, насколько позволяла ему больная нога, и, стараясь не опираться на посох, удалился. В этот миг в нем воплотилось все достоинство древнего Клана.
— Бруд!
Молодой охотник повернулся на оклик. Женщины Клана в спешке готовили завтрак. Бран сообщил, что сразу после еды они тронутся в дорогу. Мужчины пользовались последней возможностью перемолвиться словом с охотниками из других Кланов. Предстояла семилетняя разлука, и они знали, не всем приведется дожить до следующей встречи. С восхищением припоминали они минувшие состязания и обряды, оживляя в памяти захватывающие подробности.
— Ты превосходно показал себя в состязаниях, Бруд. Не сомневаюсь, к следующему Сходбищу ты будешь вождем.
— Возможно, на следующем Сходбище первым станет ваш Клан, — раздувшись от гордости, ответил Бруд. — Но на этот раз удача сопутствовала нам.
— Да, вы избранники удачи. Ваш Клан — самый почитаемый Клан. Ваш Мог-ур — самый могущественный Мог-ур. Даже целительница у вас самая лучшая. Повезло Клану, в котором есть такая целительница, как Эйла. Далеко не всякая отважилась бы приблизиться к разъяренному зверю, чтобы спасти раненого охотника.
Бруд, нахмурившись, отошел от своего собеседника. Заметив вдалеке Вурда, он поспешил ему навстречу.
— Вурд! — воскликнул Бруд, сделав приветственный жест. — Ты отлично показал себя в состязаниях. Я был рад, что для Медвежьего Ритуала избрали тебя, а не Нуза. Нуз — отважный охотник, но он уступает тебе.
— Однако ты, Бруд, по праву был назван первым. Ваш Клан заслужил самое почетное место.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163
— Нет, нет. Такой мне не сделать. Это чаша Изы, та, что досталась ей в наследство.
— Чаша матери? Ее ритуальная чаша? — изменившись в лице, повторяла Уба.
С течением лет дерево, из которого была сделана чаша, стало хрупким и ломким. В нем возникла трещина, до времени незаметная под слоем белой краски, но удара о камни оказалось достаточно, чтобы чаша раскололась надвое.
Эйла была так расстроена, что не ощутила на себе пристального взгляда Креба. Известие о том, что древняя чаша разбита, подтвердило мрачные догадки Великого Мог-ура. «Так и должно было произойти. Больше мы не будем прибегать к чарам священного напитка, — решил он. — Минувший обряд был последним. Тайну корней я унесу с собой, скрыв ее даже от Гува, Клан забудет об их чудодейственной силе».
Старый шаман тяжело оперся на посох и поднялся, морщась от ломоты в больных суставах. «Я провел всю свою жизнь в холодных святилищах, — думал он. — Настал черед Гува. Возможно, он еще молод. Но я слишком стар и жажду покоя. Через пару лет Гув будет готов к тому, чтобы стать Мог-уром. Непременно будет. Кто знает, сколько я еще протяну…»
Бран сразу заметил, с Мог-уром творится что-то неладное. Но вождь полагал, причина уныния старого шамана — упадок сил, неизбежно наступающий за праздничным одушевлением. К тому же Мог-ур наверняка догадывался — заканчивается его последнее Великое Сходбище. Бран понимал, что старый шаман с трудом выдержит обратный путь и из-за него Клану придется двигаться медленнее.
Перед отбытием вождь решил отправить охотников на промысел. Надо было пополнять запасы Клана хозяев свежим мясом, а у них позаимствовать вяленого, необходимого в дороге.
После успешной охоты Бран заторопился домой. Несколько Кланов уже покинули Сходбище. Теперь, когда состязания и празднества остались позади, все помыслы вождя устремились к родной пещере, к оставшимся там старикам. Он пребывал в добром расположении духа. Никогда прежде он не подвергался столь серьезному риску утратить свое почетное положение. Тем убедительнее стала его победа. Вождь был доволен собой, доволен своим Кланом, доволен Эйлой. Она оказалась превосходной целительницей. Впрочем, он давно знал, на нее можно положиться. В самом деле, она истинная преемница Изы — точно так же забывает обо всем, когда чьей-то жизни угрожает опасность. Конечно, Мог-ур пустил в ход немало доводов, чтобы убедить шаманов допустить Эйлу к участию в ритуале. Но она сама победила всеобщую неприязнь, когда бросилась на помощь молодому охотнику. Раненый вместе со своей женщиной намеревался остаться в Клане хозяев до полного выздоровления. Скорее всего, ему предстояло провести здесь зиму.
Мог-ур словно позабыл о кощунственном вторжении Эйлы в подземное святилище. Лишь один-единственный раз он упомянул о случившемся. Эйла суетилась у своего очага, поспешно собирая вещи, — на следующее утро Клан должен был отправиться в путь. В пещеру, прихрамывая, вошел Креб. Уже несколько дней Эйла с горечью замечала, что он избегает ее. И сейчас, увидев ее, он резко повернулся, торопясь уйти. Но она бросилась к нему и опустилась у его ног. Взглянув на ее склоненную голову, он тяжело вздохнул и коснулся ее плеча.
Она подняла глаза и поразилась, как сильно Креб сдал за эти дни. Морщины и рубцы, бороздившие его щеки, словно стали еще глубже, а нависающие брови бросали на лицо мрачную тень. Седая борода превратилась в мохнатые клочья, а низкий скошенный лоб казался выше из-за поредевших волос. Но сильнее всего ее потрясла печаль, которой был полон его взгляд. «Что я наделала, — содрогнулась Эйла. — Если бы я могла все исправить, если бы вернуть ту ночь. Я и близко не подошла бы к пещере!» Ее глаза прирожденной целительницы отмечали признаки болезни, терзавшей тело Креба. Но она понимала, что телесная боль меркнет в сравнении с той, что она, Эйла, причинила душе Мог-ура.
— В чем дело, Эйла? — спросил он.
— Мог-ур, я… я… — Наконец она набралась смелости. — О Креб! Я вижу, я виновата в твоем горе. Поверь, мне тяжело, очень тяжело. Как же быть теперь? Хочешь, я сама пойду и во всем признаюсь Брану. Я сделаю так, как скажешь ты. Только прикажи.
«Ты ничего не можешь исправить, Эйла, — с грустью подумал он. — Ты — это ты, и с этим ничего не поделаешь. Тебе не дано уничтожить зло, которое ты сотворила, сама того не ведая. Наш Клан погибнет, подобные тебе останутся в этом мире. Клан Пещерного Медведя вышел из глубин древности. Мы хранили наши традиции и чтили Великого Урсуса, но время, отведенное нам на земле, истекло. Наверное, все свершается как должно, в соответствии с велениями духов. И не ты виновница нашего печального удела. Но зачем тогда духи послали тебя к нам? Для того чтобы через тебя открыть мне судьбу Клана? Земля, которую мы покидаем, щедра и милостива. Многим поколениям она дарила все, что необходимо для жизни. Для твоего племени тоже настанет черед покинуть ее. И вам придется с этим смириться».
— Ты можешь сделать только одно, Эйла. — Медлительность жестов Мог-ура подчеркивала значение того, что он говорил. Взгляд его был холоден и спокоен. — Забудь о том, что видела.
Он выпрямился, насколько позволяла ему больная нога, и, стараясь не опираться на посох, удалился. В этот миг в нем воплотилось все достоинство древнего Клана.
— Бруд!
Молодой охотник повернулся на оклик. Женщины Клана в спешке готовили завтрак. Бран сообщил, что сразу после еды они тронутся в дорогу. Мужчины пользовались последней возможностью перемолвиться словом с охотниками из других Кланов. Предстояла семилетняя разлука, и они знали, не всем приведется дожить до следующей встречи. С восхищением припоминали они минувшие состязания и обряды, оживляя в памяти захватывающие подробности.
— Ты превосходно показал себя в состязаниях, Бруд. Не сомневаюсь, к следующему Сходбищу ты будешь вождем.
— Возможно, на следующем Сходбище первым станет ваш Клан, — раздувшись от гордости, ответил Бруд. — Но на этот раз удача сопутствовала нам.
— Да, вы избранники удачи. Ваш Клан — самый почитаемый Клан. Ваш Мог-ур — самый могущественный Мог-ур. Даже целительница у вас самая лучшая. Повезло Клану, в котором есть такая целительница, как Эйла. Далеко не всякая отважилась бы приблизиться к разъяренному зверю, чтобы спасти раненого охотника.
Бруд, нахмурившись, отошел от своего собеседника. Заметив вдалеке Вурда, он поспешил ему навстречу.
— Вурд! — воскликнул Бруд, сделав приветственный жест. — Ты отлично показал себя в состязаниях. Я был рад, что для Медвежьего Ритуала избрали тебя, а не Нуза. Нуз — отважный охотник, но он уступает тебе.
— Однако ты, Бруд, по праву был назван первым. Ваш Клан заслужил самое почетное место.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163