Старик лежал на боку, притянув к подбородку острые коленки, и, похоже, какое-то время он пытался таким образом защититься от зноя, пока оно окончательно его не победило.
Внезапно Мардохей заметил на нижней рубахе старика кисти, молитвенные кисти из голубых шерстяных ниток, которые обычно носят на своей одежде иудеи. У дяди Абихаила тоже были такие же кисти по четырем углам его нижней рубахи, и когда он рассказывал какую-нибудь длинную историю, то любил то и дело перебирать их пальцами, гладить, теребить.
Когда-то сам Господь приказал Моисею объявить сынам Израиля, чтобы они сделали себе кисти на краях своей одежды, и в крайнюю кисть вставили нити из голубой шерсти, чтобы, глядя на кисти, все сразу же вспоминали заповеди Господа, и даже в повсдневной жизни на полагадись на один свой ум.
Похоже, этот несчастный странник с холщовой котомкой, не выдержавший ударов солнечных лучей, тоже был из иудеев. Не исключено, что он пришел в Сузы издалека и в самый последний момент, уже на дворцовой площади, потерял последние силы.
"А вдруг он пришел пешком из Иерусалима?" - подумал Мардохей, и ему даже показалось, что старик имеет внешнее сходство с Уззиилем и вполне может оказаться его старшим братом, который, наконец-то, сам решил явиться в Сузы вслед за своими многочисленными слезными письмами. И не смог дойти до нужного дома всего неколько шагов.
Чем пристальнее Мардохей смотрел на старика, тем больше обнаруживал в нем сходство с Уззиилем и вспоминал подродные и грустные описания развалин Иерусалима из последнего письма его брата.
"В городе разрушены все стены от башни Меа до башни Хананэла, и сожжены огнем Овечьи ворота, а также Рыбные ворота, и Старые ворота, писал старший брат Уззииля о том, что каждый день видели теперь его скорбные глаза. - В сильном огне сгорела также Печная башня, и ворота Долины, и Навозные ворота, и ворота Источника, а от той стены, которая ведет к гробницам Давидовым, до выкопанного пруда и до дома храбрых, тоже не осталось даже камней. Водяные ворота, Конские ворота и ворота Гаммифкад тоже порушены настолько, что любой из неприятелей через них может без препятствий войти в Иерусалим, где потому из страха, и не живет почти что никто, и мы тоже пока стараемся держаться своего маленького домика с загоном для овец в рощах за городом и здесь находить себе убежище и пропитание..."
Вместе с посланием брат Уззииля передал в Сузы несколько каменей от знаменитого храма Соломона, и были они на вид самыми обыкновенными, серыми каменьями, но все иудеи, кто обычно приходили в дом Уззииля, целовали их и чтили теперь, как великую святыню.
Мардохей не стал больше ни о чем раздумывать, а просто взвалил старика на плечи - он оказался легким, как годовалый агнец! - и поскорее понес его в тень. Самое близкое тенистое место оказалось под стеной царского дворца, и Мардохей прислонил тело старика к стене, и полил ему на голое темячно воды из сосуда, который он всегда в жаркие дни носил у себя на поясе, поставался влить хотя бы немного воды и в безжизненный рот странника.
Наконец, старик очнулся и вдруг быстро-быстро о чем-то заговорил на незнакомом, гортанном наречии, принялся целовать Мардохею руки и что-то объяснять, то и дело тыкая себя грязным пальцем то в грудь, то в висок.
И по речи, и по ожившим чертам лица Мардохею стало ясно, что пострадавший вовсе не был иудеем, а пришел в Сузы откуда-то с восточных гор. Кисти на его исподней рубахе голубого цвета оказались просто небрежно торчащими наружу махрами, потому что вся одежда бродяги была сильно потрепанной и старой.
Нищий чужеземец вскоре и вовсе оживился, извлек откуда-то из своего рванья мелкую монетку и с громкими восклицаниями принялся совать её с причитаниями своему спасителю. Но Мардохей решительным жестом отказался, поднялся на ноги - больше ему здесь нечего было делать...
И в этот момент встретился глазами с начальником дворцовой стражи, Каркасом, который уже давно наблюдал в отдалении за этой сценой.
Каркас стоял в окружении нескольких стражников, в горящих на солнце доспехах, в шапке со знаками царского отличия, и при виде его Мардохей сразу же упал на колени, а старик закрыл глаза и притворился мертвым, подумав, что теперь ему точно несдобровать за то, что они осмелились так близко подойти к стенам царского дворца и тем более касаться их своими телами, не подозревая о том, что как раз в этот час начальник стражи с дозором обходит царские владения.
- Встань! - приказал Мардохею начальник дворцовой стражи на персидском языке, в котором угадывалось также и вавилонское наречие.
Мардохей сразу же понял приказ и поднялся на ноги, а старик открыл глаза и начал снова говорить что-то непонятное, с гневом показывая на Мардохея - вероятно, пытаясь объяснить, что он вовсе не по своей воле оказался возле стены и потому ни в чем не виноват.
Но Каркас и сам видел, как высокий, хорошо одетый молодой человек с легкостью донес до стены этого грязного старика, и особенно хорошо заметил, как он затем отказался от денег за свою услугу. Подумать только - наотрез отказался от денег!
Кка раз в эим минуты Каркас размышлял о том, где ему найти ещё одного подходящего стражника на дальние ворота взамен бедняги, которого сразила смертельная лихорадка, и дело это было вовсе не таким простым, как могло показаться на первый взгляд.
Несмотря на то, что должность царского слуги и стражника считалась почетной и оплачивалась чистым серебром, даже самые проверенные мужи, выходцы из хороших семей, не всегда справлялись со своей службой. И вовсе не потому, что не могли подолгу стоять в тяжелом облачении с оружием в руках на солнцепеке или вовремя грозно преградить кому следует дорогу вовсе нет! Постепенно выснилось, что большинство стражников имеют общую слабину на деньги и подарки, и позволяют с легкостью подкупать себя на разные непотребные дела. Каркас хорошо знал, что, тайком договорившись между собой, люди из дворцовой стражи, разрешали за золото заходить в сад всяким заезжим проходимцам и вблизи рассматривать царский дом, и никакими наказаниями не возможно было их отучить от столь легкого способа обогащения. А ведь как раз из таких обожателей денег и заморских подарков как раз и выходили потом заговорщики и пособники мятежников против трона!
Даже самый незначительный дворцовый заговор мог стоить головы начальнику охраны, и Каркасу поневоле приходилось быть осторожным и при подоборе людей доверять собственному чутью. Потому на Каркаса и произвел теперь такое впечатление резкий, непримиримый жест, с которым Мардохей отказался взять у старика деньги, притом заработанные, можно сказать, своим горбом.
Каркас ещё раз внимательно, опытным взглядом оглядел стоящего перед ним молодого человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
Внезапно Мардохей заметил на нижней рубахе старика кисти, молитвенные кисти из голубых шерстяных ниток, которые обычно носят на своей одежде иудеи. У дяди Абихаила тоже были такие же кисти по четырем углам его нижней рубахи, и когда он рассказывал какую-нибудь длинную историю, то любил то и дело перебирать их пальцами, гладить, теребить.
Когда-то сам Господь приказал Моисею объявить сынам Израиля, чтобы они сделали себе кисти на краях своей одежды, и в крайнюю кисть вставили нити из голубой шерсти, чтобы, глядя на кисти, все сразу же вспоминали заповеди Господа, и даже в повсдневной жизни на полагадись на один свой ум.
Похоже, этот несчастный странник с холщовой котомкой, не выдержавший ударов солнечных лучей, тоже был из иудеев. Не исключено, что он пришел в Сузы издалека и в самый последний момент, уже на дворцовой площади, потерял последние силы.
"А вдруг он пришел пешком из Иерусалима?" - подумал Мардохей, и ему даже показалось, что старик имеет внешнее сходство с Уззиилем и вполне может оказаться его старшим братом, который, наконец-то, сам решил явиться в Сузы вслед за своими многочисленными слезными письмами. И не смог дойти до нужного дома всего неколько шагов.
Чем пристальнее Мардохей смотрел на старика, тем больше обнаруживал в нем сходство с Уззиилем и вспоминал подродные и грустные описания развалин Иерусалима из последнего письма его брата.
"В городе разрушены все стены от башни Меа до башни Хананэла, и сожжены огнем Овечьи ворота, а также Рыбные ворота, и Старые ворота, писал старший брат Уззииля о том, что каждый день видели теперь его скорбные глаза. - В сильном огне сгорела также Печная башня, и ворота Долины, и Навозные ворота, и ворота Источника, а от той стены, которая ведет к гробницам Давидовым, до выкопанного пруда и до дома храбрых, тоже не осталось даже камней. Водяные ворота, Конские ворота и ворота Гаммифкад тоже порушены настолько, что любой из неприятелей через них может без препятствий войти в Иерусалим, где потому из страха, и не живет почти что никто, и мы тоже пока стараемся держаться своего маленького домика с загоном для овец в рощах за городом и здесь находить себе убежище и пропитание..."
Вместе с посланием брат Уззииля передал в Сузы несколько каменей от знаменитого храма Соломона, и были они на вид самыми обыкновенными, серыми каменьями, но все иудеи, кто обычно приходили в дом Уззииля, целовали их и чтили теперь, как великую святыню.
Мардохей не стал больше ни о чем раздумывать, а просто взвалил старика на плечи - он оказался легким, как годовалый агнец! - и поскорее понес его в тень. Самое близкое тенистое место оказалось под стеной царского дворца, и Мардохей прислонил тело старика к стене, и полил ему на голое темячно воды из сосуда, который он всегда в жаркие дни носил у себя на поясе, поставался влить хотя бы немного воды и в безжизненный рот странника.
Наконец, старик очнулся и вдруг быстро-быстро о чем-то заговорил на незнакомом, гортанном наречии, принялся целовать Мардохею руки и что-то объяснять, то и дело тыкая себя грязным пальцем то в грудь, то в висок.
И по речи, и по ожившим чертам лица Мардохею стало ясно, что пострадавший вовсе не был иудеем, а пришел в Сузы откуда-то с восточных гор. Кисти на его исподней рубахе голубого цвета оказались просто небрежно торчащими наружу махрами, потому что вся одежда бродяги была сильно потрепанной и старой.
Нищий чужеземец вскоре и вовсе оживился, извлек откуда-то из своего рванья мелкую монетку и с громкими восклицаниями принялся совать её с причитаниями своему спасителю. Но Мардохей решительным жестом отказался, поднялся на ноги - больше ему здесь нечего было делать...
И в этот момент встретился глазами с начальником дворцовой стражи, Каркасом, который уже давно наблюдал в отдалении за этой сценой.
Каркас стоял в окружении нескольких стражников, в горящих на солнце доспехах, в шапке со знаками царского отличия, и при виде его Мардохей сразу же упал на колени, а старик закрыл глаза и притворился мертвым, подумав, что теперь ему точно несдобровать за то, что они осмелились так близко подойти к стенам царского дворца и тем более касаться их своими телами, не подозревая о том, что как раз в этот час начальник стражи с дозором обходит царские владения.
- Встань! - приказал Мардохею начальник дворцовой стражи на персидском языке, в котором угадывалось также и вавилонское наречие.
Мардохей сразу же понял приказ и поднялся на ноги, а старик открыл глаза и начал снова говорить что-то непонятное, с гневом показывая на Мардохея - вероятно, пытаясь объяснить, что он вовсе не по своей воле оказался возле стены и потому ни в чем не виноват.
Но Каркас и сам видел, как высокий, хорошо одетый молодой человек с легкостью донес до стены этого грязного старика, и особенно хорошо заметил, как он затем отказался от денег за свою услугу. Подумать только - наотрез отказался от денег!
Кка раз в эим минуты Каркас размышлял о том, где ему найти ещё одного подходящего стражника на дальние ворота взамен бедняги, которого сразила смертельная лихорадка, и дело это было вовсе не таким простым, как могло показаться на первый взгляд.
Несмотря на то, что должность царского слуги и стражника считалась почетной и оплачивалась чистым серебром, даже самые проверенные мужи, выходцы из хороших семей, не всегда справлялись со своей службой. И вовсе не потому, что не могли подолгу стоять в тяжелом облачении с оружием в руках на солнцепеке или вовремя грозно преградить кому следует дорогу вовсе нет! Постепенно выснилось, что большинство стражников имеют общую слабину на деньги и подарки, и позволяют с легкостью подкупать себя на разные непотребные дела. Каркас хорошо знал, что, тайком договорившись между собой, люди из дворцовой стражи, разрешали за золото заходить в сад всяким заезжим проходимцам и вблизи рассматривать царский дом, и никакими наказаниями не возможно было их отучить от столь легкого способа обогащения. А ведь как раз из таких обожателей денег и заморских подарков как раз и выходили потом заговорщики и пособники мятежников против трона!
Даже самый незначительный дворцовый заговор мог стоить головы начальнику охраны, и Каркасу поневоле приходилось быть осторожным и при подоборе людей доверять собственному чутью. Потому на Каркаса и произвел теперь такое впечатление резкий, непримиримый жест, с которым Мардохей отказался взять у старика деньги, притом заработанные, можно сказать, своим горбом.
Каркас ещё раз внимательно, опытным взглядом оглядел стоящего перед ним молодого человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101