- Ты не хуже других знаешь, что в свое время Мардоний был настолько возвеличен, что Дарий отдал за него свою дочь, Артазосту, поэтому в жилах всех трех дочерей Мардония теперь течет царская кровь, к тому же смешанная с кровью военачальника, одержавшего множество побед над непокорными народами. А это как раз то, что тебе нужно, Артаксеркс, то, что всем нам нужно...
- Тебе нужно, - усмехнулся Артаксеркс. - Моя детская привязанность к Мардонию никак не коснулась его дочерей. Я уже выбрал себе супругу - её имя Эсфирь.
- Я знаю, ты очень упрям, Артаксеркс, но у тебя ещё есть время подумать. Если тебе не нравится старшая из дочерей, ты можешь выбрать Статиру, а пройдет несколько лет, и самая младшая, Дамаспия сможет стать твоей женой, она уже сейчас хороша собой, не в пример сестрам, чересчур похожим на отца...
Аместрида уже забыла о своей гордости и теперь говорила умоляющим голосом, сложив на груди руки, и по этим морщинистым рукам хорошо было видно, какая царица на самом деле стала старой, непонятливой, отжившей свой царский век.
- Нет, - сказал Артаесеркс. - Я уже объявил о свадебном пире с Эсфирь и не отменю своего слова. Будет так, как я решил.
На следующее утро Аместрида рано покинула Сузы, даже не попрощавшись с сыном и ни разу больше не взглянув на его будущую супругу.
Тот, кто встречал по пути её повозку, говорили, что за последнее время вдовствующая царица что-то уж слишком заметно постарела и у неё гораздо сильнее, чем прежде, стала трястись голова.
Но дело в том, что даже по дороге, Аместрида продолжала мысленно спорить с Артаксерксом, качала головой и тихо приговаривала: все равно не будет этого, не будет, не должно быть...
3.
...никак не может быть.
Больше всего Артаксеркса поразило, что Фемистокл прибыл во дворец переодетым в женское платье. Знаменитый грек приехал в Сузы в закрытой повозке под видом гречанки, которую якобы везли в гарем какого-то знатного перса.
И это упорно не укладывалось у царя в голове: нет, такого просто не могло быть!
Ведь это был тот самый знаменитый афинянин Фемистокл, именем которого издан указ, чтобы все серебро, добытое на серебряных рудниках Лавриона, было пущено на строительство военного флота для защиты от персов. Именно ему удалось создать мощный заслон от врагов на море, построив сто восемьдесят боевых кораблей, Афины при нем сделались самой большой морской державой. Причем иногда Фемистокл сам командовал своим флотом и самолично одержал победу в большом сражении у мыса Артемисий.
Но это ещё не все! Именно под началом Фемистокла выступили греки в знаменитом сражении при Саламине и одержали полную победу, потопив множество кораблей армии Ксеркса. Никто другой, как хитроумный Фемистокл, задумал собрать на острове Делосе представителей из Афин, с Самоса, Хиоса, Десбоса и других островов, чтобы создать общую кассу для денежных взносов для борбы с персами - и все островтяне сделали по его слову, согласившись платить ежегодную дань в честь грядущих побед. Мало того, Фемистокл распорядился сделать так, что даже те островтяне, которые прежде были вынуждены выступать на стороне Ксеркса, а теперь были освобождены от персидского владычества, все равно вносили в общую кассу столько же, сколько прежде отдавали Ксерксу в качестве податей. Получается, что он сумел всех облажить налогами и податями и при этом выдать себя за освободителя.
И теперь этот великий ум, прославленный из греков, красовался в женском хитоне с подведенными глазами и губами - немыслимо, невозможно, чудовищно!
Примерно год назад Артаксеркс получил от Фемистокла необычное послание, из которого кое-что узнал о его судьбе. Оказалось, что в последнее время Фемистокл настолько сильно поссорился с Киммоном, главным своим сподвижником, что был изгнан из Афин и вскоре бежал в Ионию. Там он и познакомился с каким-то знатным персом, который и помог греку в составлении письма Артаксерксу на понятном царю языке.
При воспоминании об этом наивном послании, царя и теперь поневоле одолевал то гнев, то снова приступы смеха. В красивых, витиеватых выражениях Фемистокл признавался, что причинил дому царя гораздо больше бед, нежели любой другой из эллинов, но делал он это лишь потому, что вынужден был защищать свою страну от персидских завоевателей, и на его месте точно также поступил бы всякий благородный человек. Вместе с тем, Фемистокл напомнил, что именно он в свое время помог Ксерксу благополучно спастись из Греции, когда тот бежал, перекинув армию на Мардония, то есть, никто другой из эллинов не сделал для дома царя столько высшего блага. Следовательно, чашу весов добра и зла можно вполне считать уравновешенной и они вполне могут стать друзьями, - к такому выводу пришел в конце ученый грек. Фемистокл написал также, что он оказался гонимым соотечественниками за симпатию к персам и в изящных выражениях пообещал в будущем Артаксерксу множество таких услуг, которые не сможет сделать никто другой. В заключение письма высказывалась просьба о возможности пожить некоторое время во воладениях царя, чтобы изучить персидский язык, и затем явиться к нему для личных переговоров.
Прошел год, и оказалось, что вездесущий Фемистокл уже находится в доме начальника стражи Каркаса, где тот держал у себя греческую наложницу, и через него просил разрешения лично увидеться с Артаксерксом. Причем, несколько дней Фемистокл на всякий случай скрывал свое истинное имя, а называл себя просто знатным греков из перебежчиков. И лишь однажды вечером, напившись пьяным неразбавленным вином, проговорился, что является одним из тех доблестных мужей, кто наголову разбил армию Ксеркса в морском сражении при Саламине, но теперь желает стать близким другом молодого персидского царя.
- А как же быть с про... скинесисом? - спросил Каркас, с трудом выговаривая вслед за наложницей трудное греческое слово, означающее земной поклон перед царем, который гордые эллины считали унижением для своей гордости.
Каркас вспомнил в этот момент также про своего стражника, Мардохея Иудеянина, кто продолжал не кланяться Аману за то, что тот осмелился оскорбить его невидимого бога.
- О, я с удовольствием упаду в ноги владыке, - засмеялся Фемистокл. Я слышал о нем столько хорошего, что для меня это будет радостью и почетом. И к тому же я прибыл, чтобы просить у него для себя убежище.
И вот прославленный эллин после поклонов и поцелуев одежды царя, которые он проделал с удивительной ловкостью и непринужденностью, свободно сидел напротив Артаксеркса и с веселым дружелюбием разглядывал владыку.
Фемистокл был уже не молод, но ещё крепок, а его открытое, загорелое лицо цвета обожженного кирпича, свидетельствовало о неплохом здоровье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
- Тебе нужно, - усмехнулся Артаксеркс. - Моя детская привязанность к Мардонию никак не коснулась его дочерей. Я уже выбрал себе супругу - её имя Эсфирь.
- Я знаю, ты очень упрям, Артаксеркс, но у тебя ещё есть время подумать. Если тебе не нравится старшая из дочерей, ты можешь выбрать Статиру, а пройдет несколько лет, и самая младшая, Дамаспия сможет стать твоей женой, она уже сейчас хороша собой, не в пример сестрам, чересчур похожим на отца...
Аместрида уже забыла о своей гордости и теперь говорила умоляющим голосом, сложив на груди руки, и по этим морщинистым рукам хорошо было видно, какая царица на самом деле стала старой, непонятливой, отжившей свой царский век.
- Нет, - сказал Артаесеркс. - Я уже объявил о свадебном пире с Эсфирь и не отменю своего слова. Будет так, как я решил.
На следующее утро Аместрида рано покинула Сузы, даже не попрощавшись с сыном и ни разу больше не взглянув на его будущую супругу.
Тот, кто встречал по пути её повозку, говорили, что за последнее время вдовствующая царица что-то уж слишком заметно постарела и у неё гораздо сильнее, чем прежде, стала трястись голова.
Но дело в том, что даже по дороге, Аместрида продолжала мысленно спорить с Артаксерксом, качала головой и тихо приговаривала: все равно не будет этого, не будет, не должно быть...
3.
...никак не может быть.
Больше всего Артаксеркса поразило, что Фемистокл прибыл во дворец переодетым в женское платье. Знаменитый грек приехал в Сузы в закрытой повозке под видом гречанки, которую якобы везли в гарем какого-то знатного перса.
И это упорно не укладывалось у царя в голове: нет, такого просто не могло быть!
Ведь это был тот самый знаменитый афинянин Фемистокл, именем которого издан указ, чтобы все серебро, добытое на серебряных рудниках Лавриона, было пущено на строительство военного флота для защиты от персов. Именно ему удалось создать мощный заслон от врагов на море, построив сто восемьдесят боевых кораблей, Афины при нем сделались самой большой морской державой. Причем иногда Фемистокл сам командовал своим флотом и самолично одержал победу в большом сражении у мыса Артемисий.
Но это ещё не все! Именно под началом Фемистокла выступили греки в знаменитом сражении при Саламине и одержали полную победу, потопив множество кораблей армии Ксеркса. Никто другой, как хитроумный Фемистокл, задумал собрать на острове Делосе представителей из Афин, с Самоса, Хиоса, Десбоса и других островов, чтобы создать общую кассу для денежных взносов для борбы с персами - и все островтяне сделали по его слову, согласившись платить ежегодную дань в честь грядущих побед. Мало того, Фемистокл распорядился сделать так, что даже те островтяне, которые прежде были вынуждены выступать на стороне Ксеркса, а теперь были освобождены от персидского владычества, все равно вносили в общую кассу столько же, сколько прежде отдавали Ксерксу в качестве податей. Получается, что он сумел всех облажить налогами и податями и при этом выдать себя за освободителя.
И теперь этот великий ум, прославленный из греков, красовался в женском хитоне с подведенными глазами и губами - немыслимо, невозможно, чудовищно!
Примерно год назад Артаксеркс получил от Фемистокла необычное послание, из которого кое-что узнал о его судьбе. Оказалось, что в последнее время Фемистокл настолько сильно поссорился с Киммоном, главным своим сподвижником, что был изгнан из Афин и вскоре бежал в Ионию. Там он и познакомился с каким-то знатным персом, который и помог греку в составлении письма Артаксерксу на понятном царю языке.
При воспоминании об этом наивном послании, царя и теперь поневоле одолевал то гнев, то снова приступы смеха. В красивых, витиеватых выражениях Фемистокл признавался, что причинил дому царя гораздо больше бед, нежели любой другой из эллинов, но делал он это лишь потому, что вынужден был защищать свою страну от персидских завоевателей, и на его месте точно также поступил бы всякий благородный человек. Вместе с тем, Фемистокл напомнил, что именно он в свое время помог Ксерксу благополучно спастись из Греции, когда тот бежал, перекинув армию на Мардония, то есть, никто другой из эллинов не сделал для дома царя столько высшего блага. Следовательно, чашу весов добра и зла можно вполне считать уравновешенной и они вполне могут стать друзьями, - к такому выводу пришел в конце ученый грек. Фемистокл написал также, что он оказался гонимым соотечественниками за симпатию к персам и в изящных выражениях пообещал в будущем Артаксерксу множество таких услуг, которые не сможет сделать никто другой. В заключение письма высказывалась просьба о возможности пожить некоторое время во воладениях царя, чтобы изучить персидский язык, и затем явиться к нему для личных переговоров.
Прошел год, и оказалось, что вездесущий Фемистокл уже находится в доме начальника стражи Каркаса, где тот держал у себя греческую наложницу, и через него просил разрешения лично увидеться с Артаксерксом. Причем, несколько дней Фемистокл на всякий случай скрывал свое истинное имя, а называл себя просто знатным греков из перебежчиков. И лишь однажды вечером, напившись пьяным неразбавленным вином, проговорился, что является одним из тех доблестных мужей, кто наголову разбил армию Ксеркса в морском сражении при Саламине, но теперь желает стать близким другом молодого персидского царя.
- А как же быть с про... скинесисом? - спросил Каркас, с трудом выговаривая вслед за наложницей трудное греческое слово, означающее земной поклон перед царем, который гордые эллины считали унижением для своей гордости.
Каркас вспомнил в этот момент также про своего стражника, Мардохея Иудеянина, кто продолжал не кланяться Аману за то, что тот осмелился оскорбить его невидимого бога.
- О, я с удовольствием упаду в ноги владыке, - засмеялся Фемистокл. Я слышал о нем столько хорошего, что для меня это будет радостью и почетом. И к тому же я прибыл, чтобы просить у него для себя убежище.
И вот прославленный эллин после поклонов и поцелуев одежды царя, которые он проделал с удивительной ловкостью и непринужденностью, свободно сидел напротив Артаксеркса и с веселым дружелюбием разглядывал владыку.
Фемистокл был уже не молод, но ещё крепок, а его открытое, загорелое лицо цвета обожженного кирпича, свидетельствовало о неплохом здоровье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101