Край ее ночной рубашки зацепился за стул, и она выругалась — она бы давно перестала надевать ночные рубашки Стефании, но в них ей было легче делить постель с Гартом, — а потом набросила халат и выбежала из комнаты.
На кухне Клифф стоял у края озера из апельсинового сока, в котором виднелись островки разбитого стекла. Пенни бросила ему рулон бумажных полотенец, и он держал его перед собой, разматывая в длинную ленту, которая складывалась сама по себе посреди озера, постепенно становясь оранжевой. Когда вошла Сабрина, он взглянул на нее, сосредоточенно нахмурившись, точно так же, как хмурился Гарт, работая за письменным столом над своими бумагами.
— Как ты думаешь, сколько понадобится полотенец, чтобы впитать сок, чтобы я мог потом использовать мокрые полотенца, чтобы собрать осколки стекла и остатки сока, а потом еще сухих для остального? — спросил он серьезно, подчеркивая ключевые слова так же, как отец. Сабрина расхохоталась. Пенни пришла в ярость.
— Почему тебе смешно? — спросила она, и Сабрина поняла, что Стефания не засмеялась бы. Стефания разволновалась бы из-за разбитого стекла, порезанных пальцев, липкой грязи, испугавшись, что дети могут поскользнуться. Но Сабрина видела другую сцену: теплую постель наверху, свою руку на лице Гарта, их взгляд в глаза друг другу, а затем — не слова любви, а звонкий треск разбившейся бутылки апельсинового сока, лента бумажных полотенец в утреннем солнце и Клифф, с его научным подходом к проблеме и лицом — точной копией Гарта.
Она покачала головой, прекратив смеяться.
— Ты права, это не смешно. Как все получилось? Клифф на мгновение поколебался, потом сказал правду:
— Я пытался удержать бутылку на голове.
— Лучший форвард футбольной команды не имеет понятия о равновесии?
Он мрачно пожал плечами.
— Ну, все в твоих руках. Используй столько полотенец, сколько потребуется, сухих и мокрых. Если не хватит, то у нас есть еще в запасе. И никакого сбора яблок для тебя не будет, пока пол не станет чистым.
— Мам! Мужчины не моют полы на кухне! Я соберу стекло и промокну апельсиновый сок, но…
— В этом доме, — спокойно ответила Сабрина, — мужчины моют полы на кухне. — Она пошла к двери, потом обернулась. — Пошли, Пенни. Поговорим о том, какие яблоки будем собирать. — Она обняла Пенни, увлекая ее за собой из кухни, и, посмотрев через плечо, поймала быстрый благодарный взгляд Клиффа за то, что увела зрителей.
Поднимаясь по лестнице, Пенни с любопытством взглянула на нее:
— Что ты имела в виду, — какие яблоки? В самом конце октября есть только один сорт яблок. Сабрина вздохнула. Стефания не рассказала ей много всяких подробностей. Подробностей целой жизни.
— Ты права, — ответила она. — Я, наверное, забыла.
— Каков ущерб? — спросил Гарт из спальни, и Пенни побежала рассказывать, а Сабрина пошла в конец коридора. Здесь дом закруглялся подобно башне, и у изогнутой стены стояла скамья под круглым окном, выходящим на задний двор. Сабрина любила эту нишу, отгороженную от домашней суеты складной ширмой, которую поставила здесь Стефания. Сев на скамейку, она посмотрела в окно на пылающие оранжевые листья сахарного клена во дворе. Сбор яблок. Осень.
В Лондоне, в Париже, в Риме все вернулись из летних путешествий, начинались званые обеды и балы, и в ее «Амбассадор» начнут съезжаться клиенты. Что она здесь делает, планируя провести день в яблочном саду, в то время как ее мир пробуждается с началом нового сезона? Ей так много нужно сделать. Миссис Пимберли, наверное, уже закончила осенние наряды; нужно было подновить прическу; в ноябре приедут клиенты за вещами, которые она еще даже не нашла для них. Это не ее мир. Слова были слишком резкими для мягкого, залитого солнцем дня. Тот, другой мир за океаном не исчез: там жила Стефания, и, независимо от того, какие новости рассказывает она в письмах и по телефону, теперь Сабрина знала лучше, чем когда-либо, сколько мельчайших подробностей составляют жизнь человека — больше, чем, возможно, описать на расстоянии. Что делает Стефания в ее мире? Сколько следов оставит она в качестве Сабрины Лонгворт, по которым предстоит идти Сабрине после возвращения? Что она делает с ее жизнью?
Она почувствовала, как Гарт сел с ней рядом, обнял ее за талию. Он притянул ее к себе и поцеловал в лоб, в уголки глаз, в кончик носа.
— Доброе утро, — повторил он расслабленным голосом. — Можно ли пойти на кухню и приготовить завтрак? Мысли ее все еще были в Европе.
— Думаю, у нас больше не осталось апельсинового сока, — сказала она и удивилась, когда он рассмеялся и крепче обнял ее. Потом все вернулось на свое место: оранжевое озеро, ее смех, благодарный взгляд Клиффа. Ее семья. Этот мир. Гарт. Она любит его, хочет его, он ей необходим. Один мир на весах против другого.
Дрожа, она откинулась на его руку, и он покрыл легкими поцелуями ее лоб и щеки. Внутри у Сабрины распустился тугой узел, и желание захлестнуло ее, нетерпеливое, горячее, тяжелое. Она подняла к нему лицо и раскрыла губы и впервые поцеловала так, как ей хотелось его поцеловать, глубоко впитывая его в себя; как хотелось, чтобы он целовал ее. Она теперь поняла, как они должны были целовать друг друга. Он снял руку с ее талии и обнял за плечи, поддерживая ее голову, в то время как его рот впился в ее губы. Другой рукой он сдвинул край ее прозрачной рубашки и охватил ладонью ее грудь, провел пальцами вверх по изгибу ее соска, сделавшегося упругим под его прикосновением.
У Сабрины кружилась голова, мысли ее путались, а тело сжигала жажда. Слезы обожгли ей глаза, и она отпрянула, дрожа всем телом.
— Я не могу! — воскликнула она. «Стефания, прости меня, я не хотела полюбить его». Она покачала головой: — Не могу. Не могу.
— Что, черт побери, с тобой происходит? — зарычал Гарт.
— Не надо! — закричала Пенни. Сабрина подняла голову и увидела, что Пенни стоит в дверях своей спальни в противоположном конце коридора. «Слишком много всего происходит, как мне разобраться во всем?» Но лицо Пенни было искажено страхом, и Сабрина подошла к ней. Она опустилась на колени и обняла ее. Снизу закричал Клифф:
— Папа на меня кричит? Что я сделал на этот раз?
— Проклятье! — взорвалась Сабрина. Она все еще дрожала от желания и чувства вины. — Разве все должны участвовать во всех событиях? Что, в этом доме уже не может быть ничего личного?
Пенни расплакалась, и Сабрина почувствовала, как утро ускользает от нее, что она сама все портит.
— Прости меня, — сказала она и крикнула вниз: — Никто не кричит на тебя, Клифф. — Она повернулась к Пенни. — Прости меня, дорогая. Не пугайся. Все в порядке. Все хорошо, — повторяла она, спрашивая себя, успокаивает ли она Пенни, себя и Гарта. — Держу пари, мы кричали, как вы с Клиффом, правда?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162
На кухне Клифф стоял у края озера из апельсинового сока, в котором виднелись островки разбитого стекла. Пенни бросила ему рулон бумажных полотенец, и он держал его перед собой, разматывая в длинную ленту, которая складывалась сама по себе посреди озера, постепенно становясь оранжевой. Когда вошла Сабрина, он взглянул на нее, сосредоточенно нахмурившись, точно так же, как хмурился Гарт, работая за письменным столом над своими бумагами.
— Как ты думаешь, сколько понадобится полотенец, чтобы впитать сок, чтобы я мог потом использовать мокрые полотенца, чтобы собрать осколки стекла и остатки сока, а потом еще сухих для остального? — спросил он серьезно, подчеркивая ключевые слова так же, как отец. Сабрина расхохоталась. Пенни пришла в ярость.
— Почему тебе смешно? — спросила она, и Сабрина поняла, что Стефания не засмеялась бы. Стефания разволновалась бы из-за разбитого стекла, порезанных пальцев, липкой грязи, испугавшись, что дети могут поскользнуться. Но Сабрина видела другую сцену: теплую постель наверху, свою руку на лице Гарта, их взгляд в глаза друг другу, а затем — не слова любви, а звонкий треск разбившейся бутылки апельсинового сока, лента бумажных полотенец в утреннем солнце и Клифф, с его научным подходом к проблеме и лицом — точной копией Гарта.
Она покачала головой, прекратив смеяться.
— Ты права, это не смешно. Как все получилось? Клифф на мгновение поколебался, потом сказал правду:
— Я пытался удержать бутылку на голове.
— Лучший форвард футбольной команды не имеет понятия о равновесии?
Он мрачно пожал плечами.
— Ну, все в твоих руках. Используй столько полотенец, сколько потребуется, сухих и мокрых. Если не хватит, то у нас есть еще в запасе. И никакого сбора яблок для тебя не будет, пока пол не станет чистым.
— Мам! Мужчины не моют полы на кухне! Я соберу стекло и промокну апельсиновый сок, но…
— В этом доме, — спокойно ответила Сабрина, — мужчины моют полы на кухне. — Она пошла к двери, потом обернулась. — Пошли, Пенни. Поговорим о том, какие яблоки будем собирать. — Она обняла Пенни, увлекая ее за собой из кухни, и, посмотрев через плечо, поймала быстрый благодарный взгляд Клиффа за то, что увела зрителей.
Поднимаясь по лестнице, Пенни с любопытством взглянула на нее:
— Что ты имела в виду, — какие яблоки? В самом конце октября есть только один сорт яблок. Сабрина вздохнула. Стефания не рассказала ей много всяких подробностей. Подробностей целой жизни.
— Ты права, — ответила она. — Я, наверное, забыла.
— Каков ущерб? — спросил Гарт из спальни, и Пенни побежала рассказывать, а Сабрина пошла в конец коридора. Здесь дом закруглялся подобно башне, и у изогнутой стены стояла скамья под круглым окном, выходящим на задний двор. Сабрина любила эту нишу, отгороженную от домашней суеты складной ширмой, которую поставила здесь Стефания. Сев на скамейку, она посмотрела в окно на пылающие оранжевые листья сахарного клена во дворе. Сбор яблок. Осень.
В Лондоне, в Париже, в Риме все вернулись из летних путешествий, начинались званые обеды и балы, и в ее «Амбассадор» начнут съезжаться клиенты. Что она здесь делает, планируя провести день в яблочном саду, в то время как ее мир пробуждается с началом нового сезона? Ей так много нужно сделать. Миссис Пимберли, наверное, уже закончила осенние наряды; нужно было подновить прическу; в ноябре приедут клиенты за вещами, которые она еще даже не нашла для них. Это не ее мир. Слова были слишком резкими для мягкого, залитого солнцем дня. Тот, другой мир за океаном не исчез: там жила Стефания, и, независимо от того, какие новости рассказывает она в письмах и по телефону, теперь Сабрина знала лучше, чем когда-либо, сколько мельчайших подробностей составляют жизнь человека — больше, чем, возможно, описать на расстоянии. Что делает Стефания в ее мире? Сколько следов оставит она в качестве Сабрины Лонгворт, по которым предстоит идти Сабрине после возвращения? Что она делает с ее жизнью?
Она почувствовала, как Гарт сел с ней рядом, обнял ее за талию. Он притянул ее к себе и поцеловал в лоб, в уголки глаз, в кончик носа.
— Доброе утро, — повторил он расслабленным голосом. — Можно ли пойти на кухню и приготовить завтрак? Мысли ее все еще были в Европе.
— Думаю, у нас больше не осталось апельсинового сока, — сказала она и удивилась, когда он рассмеялся и крепче обнял ее. Потом все вернулось на свое место: оранжевое озеро, ее смех, благодарный взгляд Клиффа. Ее семья. Этот мир. Гарт. Она любит его, хочет его, он ей необходим. Один мир на весах против другого.
Дрожа, она откинулась на его руку, и он покрыл легкими поцелуями ее лоб и щеки. Внутри у Сабрины распустился тугой узел, и желание захлестнуло ее, нетерпеливое, горячее, тяжелое. Она подняла к нему лицо и раскрыла губы и впервые поцеловала так, как ей хотелось его поцеловать, глубоко впитывая его в себя; как хотелось, чтобы он целовал ее. Она теперь поняла, как они должны были целовать друг друга. Он снял руку с ее талии и обнял за плечи, поддерживая ее голову, в то время как его рот впился в ее губы. Другой рукой он сдвинул край ее прозрачной рубашки и охватил ладонью ее грудь, провел пальцами вверх по изгибу ее соска, сделавшегося упругим под его прикосновением.
У Сабрины кружилась голова, мысли ее путались, а тело сжигала жажда. Слезы обожгли ей глаза, и она отпрянула, дрожа всем телом.
— Я не могу! — воскликнула она. «Стефания, прости меня, я не хотела полюбить его». Она покачала головой: — Не могу. Не могу.
— Что, черт побери, с тобой происходит? — зарычал Гарт.
— Не надо! — закричала Пенни. Сабрина подняла голову и увидела, что Пенни стоит в дверях своей спальни в противоположном конце коридора. «Слишком много всего происходит, как мне разобраться во всем?» Но лицо Пенни было искажено страхом, и Сабрина подошла к ней. Она опустилась на колени и обняла ее. Снизу закричал Клифф:
— Папа на меня кричит? Что я сделал на этот раз?
— Проклятье! — взорвалась Сабрина. Она все еще дрожала от желания и чувства вины. — Разве все должны участвовать во всех событиях? Что, в этом доме уже не может быть ничего личного?
Пенни расплакалась, и Сабрина почувствовала, как утро ускользает от нее, что она сама все портит.
— Прости меня, — сказала она и крикнула вниз: — Никто не кричит на тебя, Клифф. — Она повернулась к Пенни. — Прости меня, дорогая. Не пугайся. Все в порядке. Все хорошо, — повторяла она, спрашивая себя, успокаивает ли она Пенни, себя и Гарта. — Держу пари, мы кричали, как вы с Клиффом, правда?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162