Потому что она никак не могла решиться.
Все говорили ей, что женщине больше и желать нечего: огромное богатство и власть; современный принц, прилетевший за ней на собственном самолете, хотя в речи его там и сям проскальзывали отзвуки прекрасных старинных народных преданий племен его матери и бабушек.
— Хорошо, — говорил он Сабрине, — что ты меня по-прежнему не любишь. Боги племени гуарани говорят, что любовь приходит последней. Она медленно прорастает из зерен совместной жизни и творения. Вот когда поживешь подольше, народишь большую семью, тогда и приходит любовь.
В свете тоже ждали от Сабрины повторного брака. Ей на каждом приеме представляли все новых и новых холостых мужчин из высшего общества. Все они заметно уступали Антонио, которому не было равных в его решительной любезности, непоколебимой уверенности в их будущем счастье; он был одновременно могуч и легок, таинствен и практичен, этакий бизнесмен и плейбой. Их с Сабриной видели на многих спортплощадках, куда ее с гордостью приводил в свое время Дентон. Но работать он умел не хуже, чем развлекаться. В перерывах между кинофестивалями и автогонками, балами и дерби, охотами и загородными уик-эндами он успевал слетать в Бразилию, где paботал по двадцать четыре часа в сутки, или запирался вдруг в Лондоне у себя в квартире и совершал телефонный марафон, надиктовывая длиннющие документы сотрудникам своего секретариата в Рио. И ежедневно звонил Сабрине, напоминая, что ждет.
Но она выжидала.
— В конце-то концов, — жаловалась она Александре, — я ведь думала, что выйти за Дентона — тоже неплохая идея. Александра хмыкнула:
— Ты была молода и невинна. Зависима. А теперь у тебя все есть — бизнес, дом, я, чтобы давать советы.
— Ну, хорошо. Посоветуй тогда. Почему мне следует выходить за Антонио?
— Потому что, как и для всех женщин, мужчина рядом. — это то, что необходимо для полного счастья.
— Любой?
— Милая моя! Сабрине Лонгворт вовсе ни к чему цепляться за любого. Твой Антонио — птица очень редкого полета.
Он работал над планом строительства жилья, больниц и школ для крестьян тех провинций, где простирались его владения. В его задачу входило не дать этим самым крестьянам организоваться против него самого и ему подобных латифундистов; публично же он, естественно, заявлял, что движет им исключительно забота о бедных и несчастных. В этой важной работе Сабрине отводилась немаловажная роль. Вдобавок к воспитанию его детей и исполнению роли хозяйки дома, она должна была поспособствовать ему в поднятии жизненного уровня тысяч людей.
— Король Антонио Первый, — отшучивалась она.
Когда Сабрина впервые оказалась в его постели, он удивил ее нежностью рук, плавными, мягкими ласками, выдержанными в том же чувственно-неотразимом ритме, как и его назойливые любезности и ухаживания, и только доведя ее до крайней степени желания и готовности, овладел ею. Когда же он почувствовал, что хочет ее тело, то не стал, подобно Дентону, вынуждать ее подстраиваться под себя, и она испытала, наконец, то удовлетворение желания, а не притупление его, которое бывало с Дентоном. Впервые Сабрина поняла, что значит радость от секса, благодарность партнеру.
— Но если я снова выйду замуж, — сказала она Александре, — то только по любви.
Она-то знает, что такое настоящая любовь. Она познала это благодаря Стефании. За годы одиночества она искала того, кому нужен спутник в жизни, а не красивая вещь; того, кто успокоит ее страх, а не будет просто аплодировать ее умениям; того, кому нужна, будет ее забота, а не самообладание и положение и обществе; того, кто будет лелеять ее, а не перековывать под свою жизнь. Она знала, что такое общность жизненных интересов, а Антонио в эту схему не укладывался.
И вот, едва лишь Майкл предупредил ее насчет Рори Карра, позвонил Антонио. Может, и впрямь есть что-то этакое у этих индейцев гуарани; вдруг это и впрямь знак? С чего это она решила, что Антонио не станет принимать близко к сердцу ее трудности и не захочет в них поучаствовать? Самое время все выяснить. И она с радостным предвкушением взяла трубку.
Гарт открыл окно, в кабинет ворвался ветер с озера, а на утреннем небе всходило солнце. Было уже гораздо жарче, чем бывает обычно в конце мая, какие-то студенты болтали босыми ногами, сидя на прибрежных камнях, и визжали, обжигаясь семиградусной водой. Над рассеянными здесь и там группами готовящихся к выпускным экзаменам взлетали разноцветные тарелочки, велосипедисты обгоняли жмущихся поближе к деревьям влюбленных, запускающих пальцы в задние карманы джинсов друг друга. Пахло летом. Тянуло на улицу. Но у Гарта была назначена встреча. Он посмотрел, где у него бумаги Вивьен Гудман. Если повезет, можно будет немного прогуляться перед двухчасовым семинаром. Он был уже на полпути к двери, когда зазвонил телефон.
— Гарт, — раздался голос Стефании, — мне нужно поговорить с тобой о Клиффе.
— Я встречаюсь с деканом. Я позже тебе пере…
— Нет, я сейчас одна в офисе, все ушли, потом такого случая не будет. Пожалуйста, Гарт.
— Ладно, если до вечера нельзя потерпеть. Что такое у тебя?
— По-моему, он ворует.
— Ворует? Не верю. С чего ты взяла?
— Я нашла приемник и два калькулятора у него в шкафу. Сегодня утром, под одеждой. Собиралась постирать…
— Под одеждой?
— Да. Запечатанные, новые.
— Не верю. Он их не украл.
— А как они там оказались?
— Может, друзья дали.
— Но, Гарт, он же их спрятал!
— Ну и что такого, по-твоему, стряслось?
— Мне на работе рассказывали, что дети сейчас воруют на продажу…
— Зачем? Мы ему все даем, к тому же он весь год зарабатывал сам, убирал чердаки и подвалы. И вообще, зачем шестикласснику деньги? По-моему, даже самые богатые из его друзей раньше седьмого класса на «мерседесы» не пересядут.
— Гарт, не шути; это не смешно.
— Совсем не смешно. Стефания, Клифф устойчивый, открытый мальчик, он не вор. Но вот, сдается мне, что завидовать всем этим богатеньким сынкам, которые учатся вместе с ним, он может. Или стыдиться их. И если кто-нибудь из его дружков нашел себе такое развлечение, как чистить магазины, то за компанию с ними он вполне мог увязаться. Кстати, ты не интересовалась, каково ему смотреть на одноклассников, покупающих все, что их избалованным душенькам угодно?
— А ты не спрашивал?
— Потому что и так знаю. Извини, Стефания, мне пора. Опаздываю на встречу с деканом. Вечером закончим этот разговор.
— Я хочу, чтобы ты пришел пораньше. Неужели ты только сейчас понял, что он может завидовать другим? Мне это давным-давно известно. Ты же с ним не разговариваешь! Даже не знаешь, что у него на уме.
— Но могут же у него быть от нас секреты? Не всегда, конечно. У меня в его возрасте были. Мне казалось, что родители вечно суют нос куда не надо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162