Она жила одним днем. Планировать будущее означало, что с прошлым покончено навсегда. Она знала это, но все еще ей было легче жить настоящим.
Оливия Шассон была частью настоящего, и она позвонила, приглашая ее на обед.
— Это будет очень скромный прием. Я была подругой и покровительницей работы Сабрины и хочу узнать вас так же хорошо, как знала ее.
— Мне очень жаль. Я обедаю с другом…
— Приводите его с собой, дорогая. Полагаю, что он будет себя удобно чувствовать с нами.
«Нашего ли он круга?» — про себя перевела вопрос Сабрина.
— Его зовут Дмитрий Каррас…
— О, международные банки. Мы встречались на поминках после похорон Сабрины, у нас несколько общих друзей. Приводите его, пожалуйста.
За столом в доме Оливии на Белграйв-сквер собралось на обед четырнадцать человек. Они радостно приветствовали Сабрину, им хотелось побыстрее выразить свои соболезнования, чтобы можно было расспросить ее подробно о скандале с контрабандой и подделками: в утренних газетах появилось продолжение статьи.
Они обсуждали это со смехом, приберегаемым для случаев падения сильных, но звучала в их словах и настороженность, потому что все они были собирателями, вкладывавшими немалые деньги в искусство и антиквариат, а никто не знал, какие откровения появятся в следующей статье.
За консоме они расспрашивали Сабрину о том, как отличать подделки. Она отвечала коротко, описывая типы глин, глазурей, красок и рисунка. Объясняла, как иногда можно в ультрафиолетовом свете различить фальшивое или двойное глазирование, но не всегда, по мере улучшения глазурей этот способ все менее и менее надежен.
— Многое здесь зависит от интуиции, — сказала она. — Если вы долго изучаете детали, вы проникаетесь ощущением стиля и способа обработки, которое часто позволяет отличить оригинал от подделки. — Какую-то долю минуты она поколебалась, а затем плавно продолжила: — Просто путем осмотра. Хотя обычно сначала мы проверяем происхождение предмета, ищем приметы, которые помогают нам сказать клиентам, является ли он оригиналом или подделкой. По моему опыту, очень немногие подделки долго остаются нераскрытыми.
Ее тихий чистый голос захватил всеобщее внимание.
— Потрясающе, — проговорил кто-то, пока она вслушивалась в отзвук своих слов. — Но разве не этим занимался Макс?
Дмитрий положил ладонь ей на руку, но Сабрина в этом не нуждалась. Она вздернула голову и холодно обвела глазами стол.
— Я не буду обсуждать ни Макса Стуйвезанта, ни его действия.
— Ну, знаете ли! — произнес тот же голос, но его прервали другие тихие голоса:
— Не глупи, ее сестра…
— Несколько недель назад…
— Как можно было вспоминать об этом… Сильный голос Оливии перекрыл все шепотки.
— Стефания моя гостья, а не наемный эксперт по искусству. Мы рады приветствовать ее в Лондоне. — Она повернулась к сидевшей по правую руку Сабрине. — Моя дорогая, вы больше не должны отвечать ни на какие вопросы. Хотите еще немного вина?
Сабрина и Дмитрий обменялись улыбками.
— Вы мне запретили отвечать, — сказала она.
За столом раздался смех, кто-то спросил о новой игре в Монте-Карло, а Дмитрий стал рассказывать Сабрине о вилле, которую он только что купил под Афинами рядом с виллами своих сестер и их семей. Она молча слушала, расслабившись, успокоенная его присутствием. Он напоминал ей Гарта своей манерой тихо говорить, готовностью помочь ей, если понадобится, но, не навязывая себя. Даже свет в его глазах… Но нет, ни у кого не было такого света в глазах, как у Гарта.
— Там восхитительно, — говорил Дмитрий о своей вилле. — Воздух напоен свежестью и цветами. Никто не сплетничает и не говорит о делах. Там музыка, рассказы о богах, богинях и прошлой славе. Мы притворяемся, что нынешнее время не существует. Может быть, соберетесь когда-нибудь посмотреть своими глазами? Она улыбнулась:
— Может, когда-нибудь.
После кофе с коньяком Оливия пригласила ее и Дмитрия осмотреть свою художественную галерею.
— Я хочу ее расширить и переделать, — сказала она. — Сделать лучше освещение. Я хочу, Стефания, чтобы это сделали вы.
Они стояли в дверях и смотрели вдоль длинной сводчатой комнаты.
— Сабрина годами пилила меня, чтобы я ее осовременила, но до сих пор мне было все равно. Но для моих новых скульптур все это не пойдет.
— А какого рода они? — спросил Дмитрий.
— Современные. Высотой десять, пятнадцать, двадцать футов. Честно говоря, они выглядят как кошмар водопроводчика и пьяный бред столяра, но я это говорю только своим. Эксперты считают, что это настоящее искусство и прекрасное вложение капитала. Какой-то музей в Бостоне уже предложил назвать их Шассоновским собранием, если я завещаю их ему. Что бы вы с ними сделали?
— Забудьте про музей, — предложил Дмитрий. — Постройте детскую игровую площадку Оливии Шассон. Оливия расхохоталась и похлопала его по плечу:
— Вы ее профинансируете, а Стефания придумает, как она должна выглядеть.
— И назовите ее, — предложила Сабрина, — «Casher et chasser».
Дмитрий рассмеялся над тем, как она обыграла фамилию Оливии.
— Игра в прятки, — сказал он, а Оливия радостно заулыбалась.
— Замечательно, — проговорила она, — замечательно.
— Я чувствую, что не совсем потеряла Сабрину. Сразу после Нового года, дорогая Стефания, начинайте переделку галереи.
И она возвратилась к своим гостям, с удовольствием повторяя французские слова. Дмитрий взял Сабрину за руку.
— Какая бессердечная женщина. Она не чувствует, что потеряла вашу сестру.
— Но ведь она и не потеряла, — сказала Сабрина, отняв руку, она пошла вдоль галереи. — С небольшим перерывом она видит черед собой женщину, которая выглядит так же, обращается с ней, как с ровней, и поможет ей поменять обстановку дома. Чего ей еще желать?
— Того самого человека, по сути.
— По сути? Большинство людей удовлетворяется внешностью.
Дмитрий последовал за ней, и они стали рассматривать шассоновское собрание немецкой и французской живописи.
— Мне хотелось бы лучше узнать вас, если вы разрешите мне это. Вы необыкновенная женщина.
Сабрина отвернулась от мрачного портрета давно умершего торговца шерстью и посмотрела в живую теплоту глаз Дмитрия.
— Мы с вами обедали три раза, — сказал он, — но не стали ближе, чем когда я увидел вас впервые.
— Я надеюсь, мы друзья, — тихо ответила она.
— Друзья. Конечно. Я хочу гораздо большего, как вы догадываетесь. Но я не тороплюсь.
— Как осмотрительно, — сухо пробормотала она, — если учесть, что я еще замужем.
— Мне не нужно напоминать об этом. Вы все еще влюблены в своего мужа.
Она застыла, потом отвернулась и двинулась к выходу.
— Думаю, нам не следует это обсуждать.
— Пожалуйста, — он взял ее за руку, — я прошу прощения. Мы такие разные, так по-разному воспринимаем друг друга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162
Оливия Шассон была частью настоящего, и она позвонила, приглашая ее на обед.
— Это будет очень скромный прием. Я была подругой и покровительницей работы Сабрины и хочу узнать вас так же хорошо, как знала ее.
— Мне очень жаль. Я обедаю с другом…
— Приводите его с собой, дорогая. Полагаю, что он будет себя удобно чувствовать с нами.
«Нашего ли он круга?» — про себя перевела вопрос Сабрина.
— Его зовут Дмитрий Каррас…
— О, международные банки. Мы встречались на поминках после похорон Сабрины, у нас несколько общих друзей. Приводите его, пожалуйста.
За столом в доме Оливии на Белграйв-сквер собралось на обед четырнадцать человек. Они радостно приветствовали Сабрину, им хотелось побыстрее выразить свои соболезнования, чтобы можно было расспросить ее подробно о скандале с контрабандой и подделками: в утренних газетах появилось продолжение статьи.
Они обсуждали это со смехом, приберегаемым для случаев падения сильных, но звучала в их словах и настороженность, потому что все они были собирателями, вкладывавшими немалые деньги в искусство и антиквариат, а никто не знал, какие откровения появятся в следующей статье.
За консоме они расспрашивали Сабрину о том, как отличать подделки. Она отвечала коротко, описывая типы глин, глазурей, красок и рисунка. Объясняла, как иногда можно в ультрафиолетовом свете различить фальшивое или двойное глазирование, но не всегда, по мере улучшения глазурей этот способ все менее и менее надежен.
— Многое здесь зависит от интуиции, — сказала она. — Если вы долго изучаете детали, вы проникаетесь ощущением стиля и способа обработки, которое часто позволяет отличить оригинал от подделки. — Какую-то долю минуты она поколебалась, а затем плавно продолжила: — Просто путем осмотра. Хотя обычно сначала мы проверяем происхождение предмета, ищем приметы, которые помогают нам сказать клиентам, является ли он оригиналом или подделкой. По моему опыту, очень немногие подделки долго остаются нераскрытыми.
Ее тихий чистый голос захватил всеобщее внимание.
— Потрясающе, — проговорил кто-то, пока она вслушивалась в отзвук своих слов. — Но разве не этим занимался Макс?
Дмитрий положил ладонь ей на руку, но Сабрина в этом не нуждалась. Она вздернула голову и холодно обвела глазами стол.
— Я не буду обсуждать ни Макса Стуйвезанта, ни его действия.
— Ну, знаете ли! — произнес тот же голос, но его прервали другие тихие голоса:
— Не глупи, ее сестра…
— Несколько недель назад…
— Как можно было вспоминать об этом… Сильный голос Оливии перекрыл все шепотки.
— Стефания моя гостья, а не наемный эксперт по искусству. Мы рады приветствовать ее в Лондоне. — Она повернулась к сидевшей по правую руку Сабрине. — Моя дорогая, вы больше не должны отвечать ни на какие вопросы. Хотите еще немного вина?
Сабрина и Дмитрий обменялись улыбками.
— Вы мне запретили отвечать, — сказала она.
За столом раздался смех, кто-то спросил о новой игре в Монте-Карло, а Дмитрий стал рассказывать Сабрине о вилле, которую он только что купил под Афинами рядом с виллами своих сестер и их семей. Она молча слушала, расслабившись, успокоенная его присутствием. Он напоминал ей Гарта своей манерой тихо говорить, готовностью помочь ей, если понадобится, но, не навязывая себя. Даже свет в его глазах… Но нет, ни у кого не было такого света в глазах, как у Гарта.
— Там восхитительно, — говорил Дмитрий о своей вилле. — Воздух напоен свежестью и цветами. Никто не сплетничает и не говорит о делах. Там музыка, рассказы о богах, богинях и прошлой славе. Мы притворяемся, что нынешнее время не существует. Может быть, соберетесь когда-нибудь посмотреть своими глазами? Она улыбнулась:
— Может, когда-нибудь.
После кофе с коньяком Оливия пригласила ее и Дмитрия осмотреть свою художественную галерею.
— Я хочу ее расширить и переделать, — сказала она. — Сделать лучше освещение. Я хочу, Стефания, чтобы это сделали вы.
Они стояли в дверях и смотрели вдоль длинной сводчатой комнаты.
— Сабрина годами пилила меня, чтобы я ее осовременила, но до сих пор мне было все равно. Но для моих новых скульптур все это не пойдет.
— А какого рода они? — спросил Дмитрий.
— Современные. Высотой десять, пятнадцать, двадцать футов. Честно говоря, они выглядят как кошмар водопроводчика и пьяный бред столяра, но я это говорю только своим. Эксперты считают, что это настоящее искусство и прекрасное вложение капитала. Какой-то музей в Бостоне уже предложил назвать их Шассоновским собранием, если я завещаю их ему. Что бы вы с ними сделали?
— Забудьте про музей, — предложил Дмитрий. — Постройте детскую игровую площадку Оливии Шассон. Оливия расхохоталась и похлопала его по плечу:
— Вы ее профинансируете, а Стефания придумает, как она должна выглядеть.
— И назовите ее, — предложила Сабрина, — «Casher et chasser».
Дмитрий рассмеялся над тем, как она обыграла фамилию Оливии.
— Игра в прятки, — сказал он, а Оливия радостно заулыбалась.
— Замечательно, — проговорила она, — замечательно.
— Я чувствую, что не совсем потеряла Сабрину. Сразу после Нового года, дорогая Стефания, начинайте переделку галереи.
И она возвратилась к своим гостям, с удовольствием повторяя французские слова. Дмитрий взял Сабрину за руку.
— Какая бессердечная женщина. Она не чувствует, что потеряла вашу сестру.
— Но ведь она и не потеряла, — сказала Сабрина, отняв руку, она пошла вдоль галереи. — С небольшим перерывом она видит черед собой женщину, которая выглядит так же, обращается с ней, как с ровней, и поможет ей поменять обстановку дома. Чего ей еще желать?
— Того самого человека, по сути.
— По сути? Большинство людей удовлетворяется внешностью.
Дмитрий последовал за ней, и они стали рассматривать шассоновское собрание немецкой и французской живописи.
— Мне хотелось бы лучше узнать вас, если вы разрешите мне это. Вы необыкновенная женщина.
Сабрина отвернулась от мрачного портрета давно умершего торговца шерстью и посмотрела в живую теплоту глаз Дмитрия.
— Мы с вами обедали три раза, — сказал он, — но не стали ближе, чем когда я увидел вас впервые.
— Я надеюсь, мы друзья, — тихо ответила она.
— Друзья. Конечно. Я хочу гораздо большего, как вы догадываетесь. Но я не тороплюсь.
— Как осмотрительно, — сухо пробормотала она, — если учесть, что я еще замужем.
— Мне не нужно напоминать об этом. Вы все еще влюблены в своего мужа.
Она застыла, потом отвернулась и двинулась к выходу.
— Думаю, нам не следует это обсуждать.
— Пожалуйста, — он взял ее за руку, — я прошу прощения. Мы такие разные, так по-разному воспринимаем друг друга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162