— Да, она так сказала? Ну что ж, я думаю, это можно будет устроить. Когда начинаются занятия?
— Сразу после Рождества. Только тут одна проблема…
— Какая?
— Ну, мне нужно иметь краски, кисточки, угольный карандаш и холст… А все это стоит больших денег…
— Да? Не знал. Я думал, что ты вполне можешь продолжать рисовать обычными карандашами на обычной бумаге из альбома… Но если ты настаиваешь на том, чтобы иметь точно такое же оснащение, какое было в распоряжении Микеланджело… Я думаю, мы можем купить тебе все необходимое в качестве подарка к Рождеству.
— О! Папочка! — Она тут же скинула одеяло и бросилась Гарту на шею.
Он прижал дочку к себе.
— Ну а теперь спать. Спать! Вряд ли ты сможешь создать настоящее произведение искусства, если будешь через каждые тридцать секунд чихать и кашлять.
— Пап?
— Что-нибудь еще?
— А, правда, наша мама какая-то другая в последнее время?
Гарт внимательно взглянул на дочь:
— Как это «другая»?
— Ну, другая! Ну, ты меня понимаешь. Она обнимает нас теперь гораздо чаще, чем раньше. И почти совсем не бесится. А порой кажется, будто она совсем не обращает внимания на то, чем мы занимаемся. Иногда она так странно улыбается, когда смотрит на нас, а иногда совсем нас не замечает. А часто у нее такой вид, как будто она находится далеко-далеко… И думает все, думает. Как будто… Как будто она дома и одновременно еще где-то. Гарт стал задумчиво гладить дочь по волосам. Он размышлял над ее словами.
С какой стати Стефания станет кем-то прикидываться? Зачем? Он знал, что очень часто детям непонятны слова и поступки их родителей, но бывают такие времена, когда нет ничего более чуткого, чем видение ребенка. В чем-то они, безусловно, прозорливее взрослых.
— Я думаю, что у нее просто очень много забот и мыслей в голове, и она старается спокойно разобраться в них. Когда ты станешь старше, поймешь. В тридцать-сорок лет человек часто задаёт себе вопрос: а то ли я делаю, что хочу, и так ли я это делаю, как хочу? Поэтому нет ничего удивительного, что поведение человека со стороны кажется не много странным.
— Как будто он берет отпуск от реального мира и хочет отдохнуть в одиночестве, да, пап? Он был удивлен ее сравнением.
— Да, примерно так. Но почему ты об этом подумала?
— Так мне ответила мама, когда я говорила с ней.
— Да? А что она еще сказала?
— Что вы с ней не собираетесь разводиться.
— Что мы с ней…
— Но мне кажется, что она еще думает об этом.
Гарт повернулся лицом к лучу света из коридора и застыл. Господи, какой осел! Идиот! Это же надо! Ждать до тех пор, пока одиннадцатилетняя дочь не объяснит очевидное! Его рука инстинктивно сжала воображаемую теннисную ракетку, мышцы напряглись, и он сильным воображаемым ударом послал воображаемый мячик в противоположную стену комнаты. О Боже, какой осел! Какой идиот! Жить, смеяться, читать газеты, есть завтраки и не знать, что она собирается с тобой разводиться… Когда у нее появились эти мысли? Со времени поездки в Китай? Или еще раньше? Когда появились?
Пенни все известно. Пенни давно уже все известно. Она даже разговаривала с матерью. Это же надо! Но мне кажется, что она еще думает об этом. Разумеется, она думает. Кому это еще известно, кроме Пенни? Неужели он один такой слепец на всю округу? Какой позор! А может, все дело отнюдь не в слепоте? Может, он в глубине души тоже все знал, но боялся посмотреть истине в лицо?
Да, конечно, он знал. Прятал эту мысль в самом потайном уголке своей души. Подозревал, что она хочет от него уйти. Об этом свидетельствовало многое. Начиная с поездки в Китай и заканчивая ее отказом в близости, тогда, после веселого семейного ужина. Были и десятки других доказательств. Словом, все, решительно все, указывало, что она хочет от него уйти.
Все, кроме одного. До сих пор она жила дома и не делала каких-либо вызывающих попыток его покинуть. Кто знает, может, в глубине души она еще видела возможность остаться? И эта догадка также пришла ему в голову. Он изо всех сил уцепился за нее. Тем более что она подтверждалась косвенными доказательствами. Она хотела остаться, иначе, чем объяснить ее поистине героические усилия в последнее время слепить семью заново? Чем объяснить ее оживление за ужином, ее желание изменить свои старые привычки, даже в мелочах, ее интерес, который она усиленно демонстрировала по отношению к его работе? Чем еще это можно было объяснить, как не желанием сохранить распадающуюся семью? Она позволяла ему заботиться о ней, оказывать ей помощь в различных ситуациях, она умело организовывала увлекательные семейные вечера, пыталась расшевелить его. Что это, как не прозрачный намек, который он должен был понять и пойти ей навстречу? Чтобы у них началось все сначала, все заново.
Впрочем, ее оживление не было постоянным. Видно было, что она старается его поддерживать как можно чаще, но порой она сдавалась перед чем-то… Удалялась… Как будто ее мысли уносились далеко-далеко. Тут дочь права. Она думала… О разводе. Еще и еще раз взвешивала все за и против. Но еще не решила!
Гарт почувствовал удивительную нежность к ней, восхищение ее мужеством. Он и не подозревал, что она такая сильная. Ведь надо было обладать поистине железным упорством и неиссякаемым запасом энергии, чтобы раскачать его, заставить вновь ухаживать за ней, заставить себя ухаживать за ним… Не будучи уверенной, в том, что их ждет впереди, за очередным жизненным поворотом. Второе дыхание совместной жизни? Или расставание…
Да, она совсем не была похожа на саму себя.
Ему необходимо показать ей, что он ее понял, что он больше никогда не забудет, что у него есть семья, что он не позволит работе затянуть его, что он готов — черт возьми, готов — все начать заново, как бы трудно ни пришлось ему на этом пути. Только бы она дала еще один шанс! Это было все, что он мог сделать.
— Папа?
— Все хорошо, милая. Мы с твоей мамой действительно не собираемся разводиться. Многие взрослые люди, у которых есть семьи, временами думают о разводе. А когда на самом деле возникают серьезные проблемы, разводы становятся реальностью. Но далеко не всегда так получается. И знаешь еще что?
— Что? — У нее был теплый, сонный голосок.
— Я люблю твою маму. И тебя. И Клиффа. Ближе вас у меня нет никого на целом свете. Каким же нужно быть дураком, чтобы сознательно лишить себя всего этого?! Что бы разрушить нашу любовь?
— Я люблю тебя, папа, — пробормотала Пенни и тут же заснула.
Гарт наклонился к ней и поцеловал в лоб.
«Порой у любви, даже самой сильной, не хватает сил, — грустно сказал он сам себе. — Но я приложу все усилия…» Лежа рядом с женой на кровати и глядя в темноту, он сказал:
— Я не хочу ехать на конференцию. Прошедшая неделя была так хороша. Я почувствовал, что мы начали по-серьезному поговорить… В последнее время, кажется, мы начинаем, как бы жить заново.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162