Впрочем, ясное дело, и государство не очень-то заинтересовано, чтобы они со всей семьей переезжали в город: оставят, поди, без хлеба... Вот и ездят люди каждый день сотнями и тысячами.
— Конечно, по всему уезду учат рабочим специальностям, — включился в разговор Кристя.— А потом человек тратит на дорогу по два часа в один конец. На вокзале да на станции время проводит. Совсем как холостяк. А бутылка рядом, искать не приходится. Пока до завода добрался, уже готов. Вот тебе и качество, получай — «люкс прима»...
— Ругает нас Сандочка, муштрует, чтобы мы воспитанием людей лучше занимались, — продолжал дед Панде-ле.—А как заниматься, коли у многих только цуйку нос и чует? Но если поглубже копнуть, не во всем, конечно, бутылка виновата. Ездили к нам из села и раньше. В голод, в засухи ездили. Но человек оставался человеком.
— В чем же дело? — спросил Штефан.
— А Марин тебе плохо растолковал? Человек должен знать, для чего он в этом мире находится. Что делает хорошо, а что плохо. А не как беспомощное дитя или кукла, которую за ниточки дергают. Все равно ведь без нас, без рук этих, ничто с места не стронется! — И Панделе положил перед собой тяжелые, как молоты, руки.
— А ты знаешь, — добавил Кристя, — что вот уже год, как держится в тайне факт невыполнения заводом плана? Когда я сказал об этом секретарю Иордаке, тот заявил, что это опасная дезинформация и что он лично получил от генерального директора сведения обратного порядка. Несколько раз я предлагал обсудить на парткоме вопрос нехватки запчастей — безуспешно. Тогда я внес предложение: создать цех по самообеспечению оборудованием. Но Косма эту идею отверг, потому что у завода якобы нет специалистов, способных наладить выпуск необходимых деталей. Наши токари возмутились, тотчас сделали у себя несколько запчастей и поднесли в подарок главному инженеру. Тот, конечно, обрадовался, как малый ребенок, а явился пред ясны очи Космы и словно язык проглотил.
В общем, отделался от рабочих обещанием поговорить в министерстве...
Штефан колебался — подходящий ли момент поделиться с друзьями своими мыслями по этим проблемам? Нет, промолчать он не мог.
— Да, дела на заводе обстоят не лучшим образом, сомневаться не приходится. Но поставить человеку градусник, убедиться, что у него температура, и объявить его заболевшим — это еще полдела. Главное — найти выход из положения. Во-первых, заводское руководство должно положить конец нездоровой ситуации. Я беседовал с генеральным директором, уверен, что он не слепой, видит и знает многое из того, о чем говорили вы. На мой взгляд, Косма тоже ищет пути, верные или нет — другой вопрос. Плохо то, что делает он это в изоляции от коллектива, от рабочих. Окружившая его группка подхалимов не в счет. В руководстве завода единства нет, в партийном комитете тоже. Из инстанций едут разные комиссии, но толку мало. Павел Косма напыжился, как цыганский барон, и никому не желает давать отчета... — И тут неожиданно для собеседников Штефан сказал с упреком: — Так что же, завод — его вотчина? Или наше общее добро? С каких это пор рабочие начали бояться, что в социалистическом обществе они будут обречены умирать с голоду только за то, что честно высказывают свою позицию? С каких пор замалчивание стало называться дисциплиной, а покрыва-тельство безобразий — ответственностью? Тем более что безобразия эти выдаются за линию партии.
— У нас считают, что нужно изменить организационную структуру завода в свете новых задач, — заметил Кристя.
— Не знаю, — ответил Штефан.— Когда назревает необходимость изменить организационные формы, их изменяют. Мы не фетишизируем структуры и не считаем их сложившимися раз и навсегда. Но мне кажется, суть дела не в них.
— Так в чем же, Штефан? — Дед Панделе даже поднялся из-за стола.— Где она, суть, скажи, чтобы и мы знали!
Ответить Штефан не успел — в комнату ввалился раскрасневшийся, запыхавшийся Спиридон Маня.
— Я знал, что вы здесь. Но раньше вырваться не мог. Косма загонял — сил нет. Оказывается, завтра приезжает комиссия из главка, да еще кто-то из министерства. Так он велел обеспечить на третью смену людей, чтобы все цехи дали месячный план, а в токарном убрали завалы готовой продукции. Крепко же мы поругались! Я брякнул, что рабочая совесть не позволяет мне укрывать моторы, от которых отказались заказчики. А Косма в ответ: тебя не устраивает — катись на все четыре стороны. Пришлось напомнить, что завод не его собственная овчарня, дойдет дело — напишем куда надо. А он мне: анонимщики получат под зад ногой. И тогда я ему при всех выдал, что завод без директора мне видать приходилось, а вот без рабочих — нет. Он так взвыл, что главный инженер потащил его на свежий воздух.
— А что еще было? — спросил Кристя.
— Кто меня удивил, так это инженер Станчу. Раньше он всегда держал нашу сторону, ругался с Космой, а сегодня — ни слова. Как выходили с завода, стал я его упрекать, а он прячет глаза и бубнит: «Все напрасно: митингуем, из кожи лезем, а Косме все нипочем — будто железный, будто завел себе покровителей не только в Бухаресте, но и на небесах»... Ну ничего, до завтра это у него пройдет. Уж больно близко к сердцу все принимает...
Штефан напряженно обдумывал услышанное. Первый вывод, отмечал он, такой: основная проблема не в организационных препонах, а в убыточном режиме работы завода и в волюнтаристских методах управления. Каковы причины такого положения дел? Надо проанализировать их как можно скорее, и сделать это должен сам коллектив. Это обязательное условие. Случай инженера Аристиде Станчу на первый взгляд особого беспокойства не вызывает, однако в нем просматривается нечто типичное. Среди инженеров, мастеров и рабочих наверняка есть немало людей сломленных, деморализованных. Но возмущенных, пытающихся найти выход — несомненно больше. Так или иначе, исправлять создавшееся положение нужно демократическим путем, причем в каждом цехе отдельно.
— Как много у вас рационализаторов в цехе? — спросил Штефан.
Спиридон Маня подсел к столу, расстегнул воротник рубашки, опрокинул стаканчик вина и улыбнулся:
— Да немало. Люди у нас головастые. Вот, например, Николае Замфир и Марин Журка предложили новую систему резки изоляционных пластиков. Вначале экономия составила двадцать процентов, а после того как они посоветовались с инженером Франчиском Надем из проектного, эта цифра поднялась до сорока процентов. Экономия, сами видите, серьезная, тем более что материал импортный. Из затененного угла послышался голос Ликэ Барбэлатэ, до сих пор молчавшего:
— А знаешь, что придумали Георге Паску и Лидия Флореску? Это молодые инженеры из проектного отдела, всего два года работают. Так вот, идея, по-моему, толковейшая:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
— Конечно, по всему уезду учат рабочим специальностям, — включился в разговор Кристя.— А потом человек тратит на дорогу по два часа в один конец. На вокзале да на станции время проводит. Совсем как холостяк. А бутылка рядом, искать не приходится. Пока до завода добрался, уже готов. Вот тебе и качество, получай — «люкс прима»...
— Ругает нас Сандочка, муштрует, чтобы мы воспитанием людей лучше занимались, — продолжал дед Панде-ле.—А как заниматься, коли у многих только цуйку нос и чует? Но если поглубже копнуть, не во всем, конечно, бутылка виновата. Ездили к нам из села и раньше. В голод, в засухи ездили. Но человек оставался человеком.
— В чем же дело? — спросил Штефан.
— А Марин тебе плохо растолковал? Человек должен знать, для чего он в этом мире находится. Что делает хорошо, а что плохо. А не как беспомощное дитя или кукла, которую за ниточки дергают. Все равно ведь без нас, без рук этих, ничто с места не стронется! — И Панделе положил перед собой тяжелые, как молоты, руки.
— А ты знаешь, — добавил Кристя, — что вот уже год, как держится в тайне факт невыполнения заводом плана? Когда я сказал об этом секретарю Иордаке, тот заявил, что это опасная дезинформация и что он лично получил от генерального директора сведения обратного порядка. Несколько раз я предлагал обсудить на парткоме вопрос нехватки запчастей — безуспешно. Тогда я внес предложение: создать цех по самообеспечению оборудованием. Но Косма эту идею отверг, потому что у завода якобы нет специалистов, способных наладить выпуск необходимых деталей. Наши токари возмутились, тотчас сделали у себя несколько запчастей и поднесли в подарок главному инженеру. Тот, конечно, обрадовался, как малый ребенок, а явился пред ясны очи Космы и словно язык проглотил.
В общем, отделался от рабочих обещанием поговорить в министерстве...
Штефан колебался — подходящий ли момент поделиться с друзьями своими мыслями по этим проблемам? Нет, промолчать он не мог.
— Да, дела на заводе обстоят не лучшим образом, сомневаться не приходится. Но поставить человеку градусник, убедиться, что у него температура, и объявить его заболевшим — это еще полдела. Главное — найти выход из положения. Во-первых, заводское руководство должно положить конец нездоровой ситуации. Я беседовал с генеральным директором, уверен, что он не слепой, видит и знает многое из того, о чем говорили вы. На мой взгляд, Косма тоже ищет пути, верные или нет — другой вопрос. Плохо то, что делает он это в изоляции от коллектива, от рабочих. Окружившая его группка подхалимов не в счет. В руководстве завода единства нет, в партийном комитете тоже. Из инстанций едут разные комиссии, но толку мало. Павел Косма напыжился, как цыганский барон, и никому не желает давать отчета... — И тут неожиданно для собеседников Штефан сказал с упреком: — Так что же, завод — его вотчина? Или наше общее добро? С каких это пор рабочие начали бояться, что в социалистическом обществе они будут обречены умирать с голоду только за то, что честно высказывают свою позицию? С каких пор замалчивание стало называться дисциплиной, а покрыва-тельство безобразий — ответственностью? Тем более что безобразия эти выдаются за линию партии.
— У нас считают, что нужно изменить организационную структуру завода в свете новых задач, — заметил Кристя.
— Не знаю, — ответил Штефан.— Когда назревает необходимость изменить организационные формы, их изменяют. Мы не фетишизируем структуры и не считаем их сложившимися раз и навсегда. Но мне кажется, суть дела не в них.
— Так в чем же, Штефан? — Дед Панделе даже поднялся из-за стола.— Где она, суть, скажи, чтобы и мы знали!
Ответить Штефан не успел — в комнату ввалился раскрасневшийся, запыхавшийся Спиридон Маня.
— Я знал, что вы здесь. Но раньше вырваться не мог. Косма загонял — сил нет. Оказывается, завтра приезжает комиссия из главка, да еще кто-то из министерства. Так он велел обеспечить на третью смену людей, чтобы все цехи дали месячный план, а в токарном убрали завалы готовой продукции. Крепко же мы поругались! Я брякнул, что рабочая совесть не позволяет мне укрывать моторы, от которых отказались заказчики. А Косма в ответ: тебя не устраивает — катись на все четыре стороны. Пришлось напомнить, что завод не его собственная овчарня, дойдет дело — напишем куда надо. А он мне: анонимщики получат под зад ногой. И тогда я ему при всех выдал, что завод без директора мне видать приходилось, а вот без рабочих — нет. Он так взвыл, что главный инженер потащил его на свежий воздух.
— А что еще было? — спросил Кристя.
— Кто меня удивил, так это инженер Станчу. Раньше он всегда держал нашу сторону, ругался с Космой, а сегодня — ни слова. Как выходили с завода, стал я его упрекать, а он прячет глаза и бубнит: «Все напрасно: митингуем, из кожи лезем, а Косме все нипочем — будто железный, будто завел себе покровителей не только в Бухаресте, но и на небесах»... Ну ничего, до завтра это у него пройдет. Уж больно близко к сердцу все принимает...
Штефан напряженно обдумывал услышанное. Первый вывод, отмечал он, такой: основная проблема не в организационных препонах, а в убыточном режиме работы завода и в волюнтаристских методах управления. Каковы причины такого положения дел? Надо проанализировать их как можно скорее, и сделать это должен сам коллектив. Это обязательное условие. Случай инженера Аристиде Станчу на первый взгляд особого беспокойства не вызывает, однако в нем просматривается нечто типичное. Среди инженеров, мастеров и рабочих наверняка есть немало людей сломленных, деморализованных. Но возмущенных, пытающихся найти выход — несомненно больше. Так или иначе, исправлять создавшееся положение нужно демократическим путем, причем в каждом цехе отдельно.
— Как много у вас рационализаторов в цехе? — спросил Штефан.
Спиридон Маня подсел к столу, расстегнул воротник рубашки, опрокинул стаканчик вина и улыбнулся:
— Да немало. Люди у нас головастые. Вот, например, Николае Замфир и Марин Журка предложили новую систему резки изоляционных пластиков. Вначале экономия составила двадцать процентов, а после того как они посоветовались с инженером Франчиском Надем из проектного, эта цифра поднялась до сорока процентов. Экономия, сами видите, серьезная, тем более что материал импортный. Из затененного угла послышался голос Ликэ Барбэлатэ, до сих пор молчавшего:
— А знаешь, что придумали Георге Паску и Лидия Флореску? Это молодые инженеры из проектного отдела, всего два года работают. Так вот, идея, по-моему, толковейшая:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103