— Что ты имеешь в виду? — забеспокоился Догару.
— Многое. Во-первых, неточную информацию, которая к нам поступает, и не только с «Энергии». Где гарантия, что мы получаем и передаем по цепочке дальше действительно верные данные? Как правило, нас интересуют лишь общие плановые показатели. Анализ, который мы иногда делаем, недостаточно глубок и редко вскрывает реальные недостатки. Не всегда серьезно мы реагируем и на острые сигналы. Не говорит ли ситуация на «Энергии» о необходимости без всяких скидок проанализировать нашу работу с кадрами и общий ее стиль?
— Эти вопросы занимали меня и раньше, до самоубийства Пэкурару,— задумчиво произнес секретарь.— От ответственности нам никуда не уйти.
— Ведь и сам Пэкурару деликатно, с тактом говорит вам об этом в конце письма. Вот почему со всей убежденностью я формулирую третий вывод следующим образом: необходим серьезный пересмотр методов нашей работы. Люди не нуждаются в том, чтобы их мобилизовывали сверху эдакие вожди, любители показного, принудительного энтузиазма. Ни для кого не секрет, что Василе Нягу сформировал на заводе группу человек в тридцать и протаскивает ее на любое важное собрание. Шум, который они поднимают, помогает ему сбить людей с толку и проводить свои решения... Но я отклонился от темы. Вот вам вопрос: то, что происходит на «Энергии», известно главку, министерству и нам, уездному комитету?
— Ты считаешь, Иордаке знал о подтасовке данных?
— Более чем уверен, хотя и не могу доказать.
— И о конфликте Испаса с Савой, и о позиции Космы?
— Несомненно. Ведь именно ему Сава представлял свою докладную. Мне кажется, товарищ Иордаке не только был в курсе всех этих разногласий, но и благословлял их с высоты своего положения.
— В каких целях?
— В тех же самых, что и Косма.
— Ну а какие ему от этого выгоды?
— Поднять свой авторитет как секретаря и экономического отдела. Для него это сейчас очень важно — укрепить свои позиции в комитете.
Догару помолчал. Сказал с горечью:
— Может быть, ты и прав. Не исключено, что Иордаке метит выше. Ведь я приближаюсь к тому возрасту, когда обычно уходят на пенсию. А у нас, как в городе, так и в уезде, я далеко не всем нравлюсь.
— Вы сами понимаете, если главк прикрыл телеграмму, посланную Космой в Бонн, то там непременно должны быть люди, поддерживающие его. Без санкции министерства невозможно заключить и одного контракта, а тут целый ряд. Здесь речь не просто о приятельских услугах, это уже похоже на круговую поруку. Одно то, что план не учитывает острейших нужд нашей энергетики, говорит о многом. Вот почему я беру на себя ответственность заявить о необходимости строжайшей проверки: как мы выполняем решения съезда, не следуем ли слепо любому указанию того или иного передающего звена.
Догару бросил на Штефана пристальный взгляд.
— А не кажется ли тебе, товарищ Попэ, что мы, уездный комитет, в большой мере несем ответственность за сложившуюся ситуацию? И прежде всего я, первый секретарь?
Штефан ответил открыто и искренне:
— Кажется, товарищ секретарь. Мы все виноваты. И естественно, что облеченный большой властью обязан давать отчет в первую очередь. Надо крепко подумать, как лучше разобраться во всем, какие наметить меры. А главное — как по-настоящему поддержать наших людей...
Вызов в министерство застал Коему в состоянии прострации. Уже несколько дней ему казалось, что все на заводе обходят его стороной. В цехах рабочие делали вид, что очень заняты и не замечают его. С Даном Испасом он не разговаривал с тех пор, как Ольга и Тея ушли из дому. И, чтобы избежать встречи с ним, обходил «белый дом» стороной. Во время докладов Испаса на заседаниях руководящего состава оставался бесстрастным, не задавал вопросов, не требовал уточнений. По всем вопросам Дан обращался теперь к Овидиу Насте, с которым очень сблизился за последние месяцы. Несмотря на временное назначение начальником проектного отдела, Дан чувствовал себя на своем месте, и все проектировщики относились к нему с уважением, как к своему законному руководителю. Лишь от Нягу Косма узнал о радикальных изменениях в работе проектного отдела: без ведома дирекции, но при молчаливой поддержке главного инженера Дан разделил коллектив на четыре мастерских-лабораторий, специализация которых определялась перспективными проблемами, изменением профиля всего завода. Особенно разозлило Коему создание специальной мастерской по проектированию технологий. Когда он стал выговаривать Овидиу Насте за подобную неоправданную роскошь в условиях, когда заводу не хватает кадров и фондов даже для текущих дел, тот заметил лукаво: «Но ведь шеф проектировщиков не просил у вас ни денег, ни материалов!» Косма посмотрел на него с раздражением. «Во-первых, он не шеф, а «временно исполняющий», во-вторых, после той скандальной истории с трансформаторами мы знаем, чем кончается такая самодеятельность. Нет уже Пэкурару, чтобы подыгрывать им...» Сказал — и сразу пожалел об этом. Ибо сам затронул свое самое уязвимое место. Однако Наста не воспользовался возможностью нанести удар ниже пояса, с искренним великодушием посоветовал: «Вам решать, товарищ директор, но, по-моему, не стоит отказываться от творческого поиска, который может быть весьма полезным в самом ближайшем будущем». Косма спорить не стал, но на следующий же день приказал распустить мастерскую-лабораторию по проектированию новых технологий. Испас попросил дать распоряжение в письменном виде. Но Косма был слишком осторожным, чтобы поставить свою подпись под такой бумагой. Дан не настаивал: его устраивала эта ситуация, и Косме пришлось проглотить обиду. До позднего вечера сидел он в кабинете безо всякой нужды — листал газеты, вызывал Ва-силе Нягу, обсуждал, как мобилизовать коллективы токарного и намоточного цехов на выполнение плана. Все он делал механически, по инерции, по привычке. Ему все сложнее было притворяться по-прежнему полным сил и энергии. Уходя из кабинета, он даже не прятал коньячную бутылку в потайной шкафчик. Мариета Ласку сначала с удивлением, а потом со злорадством отметила, что генеральный директор выпивает ежедневно не менее бутылки. А ведь раньше коньяк простаивал месяцами нераскупоренным.
Питался он где попало, без разбора. Иногда просил принести чего-нибудь из столовой — дескать, совсем нет времени. А то вдруг отправлялся в самый дорогой ресторан и — к изумлению официантов, хорошо знавших его не один год,— просил обыкновенную отбивную или просто мамалыгу с брынзой. Выпивал два-три кофе и уходил с видом очень занятого человека, хотя на самом деле не знал, куда деваться, как убить время, которого у него стало теперь слишком много.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103