Все ли выводы сделали теперь? Думаю, лишь поверхностные. А нужны более глубокие и всеобъемлющие. На совещании в Бухаресте я попробую их сформулировать.
— Уж раз мы заговорили о заводе, хотелось бы узнать, нет ли ответа из главка.
— Я разговаривал с Оанчей. Они требуют от нас серь-езной кандидатуры. И непременно хотят, чтобы это был кто-нибудь из работников завода.
— Но мы вроде бы предложили Овидиу Насту!
— Да. Но ведь именно ты и был против.
— Я и сейчас против. Человек он великолепный, инженер первоклассный. В настоящее время лучшего главного инженера нам не сыскать, вот только ему на смену надо готовить Иона Саву. Не забудьте, товарищу Насте уже шестьдесят. Многовато даже для главного инженера. Он, конечно, будет изо всех сил стараться, но надо думать и о нем, и о заводе.
— То есть?
— Вы даже не представляете, как много он мог бы еще сделать в «белом доме».
— Хорошо, но...
— Предлагаю кандидатуру, но только не спешите с ответом: Дан Испас. Перечислить аргументы?
— Давай. Тем более что сам я уже подумывал о нем.
— Во-первых, высокий профессиональный уровень. Одинаково силен в теории и практике. В производстве для Испаса нет секретов. Ну а как творческую личность его, я думаю, представлять не надо. На мой взгляд, Испаса выгодно отличает современный стиль мышления, понимание путей развития индустрии. Во-вторых, Испас политически грамотен, причем не только в теории. Он доказал это еще в академии «Штефан Георгиу», а затем — во всех сложных ситуациях на заводе.
— Согласен. А как личные качества?
— Знаете, он сын академика Испаса, одного их тех ученых, что подписали петицию генералу Антонеску с требованием выхода из антисоветской коалиции. Дана Испаса любят рабочие, уважают коллеги. Не женился вот еще. Очень любил одну женщину, да и сейчас еще, наверно, любит. Но ничего у них не вышло. Это для него серьезный удар. Сам он убежден, что об этой истории никто не знает. Даже я, лучший друг, узнал случайно...
— Хорошо. Похоже, это кандидатура серьезная. Было бы лишь место вакантным.
— То есть как — вакантным?
— Как бы Косма не привел в действие свои связи!
— Неужели это возможно?
Догару развел руками, видно было, что это его сильно беспокоит. Но Штефан сказал твердо:
— Да нет, не может такого быть. Хотя у нас говорят: если шеф захочет, и метла выстрелит. Но с этим не согласятся ни коллектив завода, ни партийная организация, ни наше бюро. И, насколько я знаю Павла Коему, он тоже будет против.
— А он-то почему? Это было бы как бальзам для его уязвленного самолюбия...
Несколько секунд Штефан помедлил в раздумье, потом сказал, взвешивая каждое слово:
— Конечно, Павел Косма самолюбив сверх меры. Но сейчас ему преподан урок, который он уже никогда в жизни не забудет. Что заводом ему больше не руководить, это он и сам понимает. Хотя, конечно, на нем еще рано ставить крест. А вы как думаете?
В глазах Догару вспыхнул огонь.
— Это меня не интересует. Виктора Пэкурару я не прощу Косме столько, сколько буду жить на свете. И лучше ему на моем пути не возникать.
Штефан сидел, смущенно опустив глаза. Больших усилий стоило ему снова взглянуть в лицо секретарю.
— Не узнаю вас, товарищ Догару, ведь вы сами учили нас, что объективность — необходимое условие для партийного работника.
— Да, ты прав. Но ведь и я живой человек. Только из-за возложенной на меня ответственности я высказался за выговор с предупреждением, а ведь были предложения об исключении его из партии. Странно, что после всех твоих обвинений ты еще пытаешься его защищать.
— Это не защита. Я считаю, что после освобождения его от занимаемой должности мы должны протянуть ему РУку.
— Ради чего?
— Ради справедливости и интересов дела. Несмотря на грубейшие промахи, он не лишен положительных качеств. И партия вложила в него много, слишком много, чтобы так просто отвернуться от него.
— Вот не думал, что ты такой добренький.
— А я никогда не считал вас таким суровым. Меня, откровенно говоря, проблема волнует больше в социально-политическом аспекте и, не удивляйтесь, в чисто человеческом. Я много размышлял и пришел к выводу: дело не в отдельном человеке, сколь бы много зла он ни причинил, а в определенной ориентации, в нездоровой и опасной тенденции. Короче, свести все к Павлу Косме, замкнуть проблему на его персоне означало бы расчистить место для рецидива.
Догару тер щеку рукой. Через минуту сказал решительно:
— Найдутся люди, которые нашу человечность и желание помочь воспримут как проявление слабости. И Косма будет в их числе. Тебе вот, например, кажется, что гуманность всегда выходит победительницей. Но, как свидетельствует мой жизненный опыт, так бывает не всегда, и тот факт, что Косма в течение стольких лет пользовался на заводе полной безнаказанностью, лучшее тому доказательство.
— Доказательство чего? Что мы вовремя не разобрались в происходящем на заводе, где генеральный директор скользил по наклонной плоскости? Что не реагировали на тревожные сигналы?
Первый секретарь собрал бумаги, окинул прощальным взглядом полутемную комнату, поднялся со стула и сказал:
— Обещаю, что в Бухаресте еще раз обдумаю наш сегодняшний разговор. Однако, пока ты меня будешь замещать, проявляй, пожалуйста, повышенную бдительность. С Павлом Космой может случиться всякое. И помни, вычеркивать его из жизни я не собираюсь.— Догару мягко улыбнулся: — Я спокоен за Кристи, хорошо, что она проведет эти дни у вас. Санда сумела расположить ее к себе. Еще одна просьба...— Догару помедлил у двери, повернулся к Штефану и положил ему руку на плечо.— Есть один человек, о судьбе которого мы должны позаботиться. Это Ольга Стайку, журналистка. Ей было невыносимо тяжело в последнее время. Она разрывалась между любовью и долгом. И выстояла, показала себя настоящим человеком...
— Я Ольгу давно знаю.
— Так вот, я не считал нужным информировать бюро о том, что она ушла из дому и, казалось бы, совсем порвала с Космой. А теперь вдруг... вернулась к нему вопреки всякой логике. Или, точнее, руководствуясь своей собственной логикой. Мы должны ей помочь. Будущее Ольги Стайку для нас важнее будущего Павла Космы. Не забудь это.
— У Ольги здесь много друзей.
— Разумеется. Однако помощь партии может оказаться необходимой.
У испытательного стенда к утру их осталось всего пятеро. Овидиу Наста без конца утирался носовым платком, хотя в зале было прохладно. Ион Сава и мастер Маня шутливо боксировали, давая таким образом выход переполнявшей их радости. Кристя молчал, заглядывая в глаза изможденному бессонными ночами Испасу. Дан был небрит, щеки ввалились, но лицо светилось такой радостью, что она передавалась всем. В самом деле, успех был полный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
— Уж раз мы заговорили о заводе, хотелось бы узнать, нет ли ответа из главка.
— Я разговаривал с Оанчей. Они требуют от нас серь-езной кандидатуры. И непременно хотят, чтобы это был кто-нибудь из работников завода.
— Но мы вроде бы предложили Овидиу Насту!
— Да. Но ведь именно ты и был против.
— Я и сейчас против. Человек он великолепный, инженер первоклассный. В настоящее время лучшего главного инженера нам не сыскать, вот только ему на смену надо готовить Иона Саву. Не забудьте, товарищу Насте уже шестьдесят. Многовато даже для главного инженера. Он, конечно, будет изо всех сил стараться, но надо думать и о нем, и о заводе.
— То есть?
— Вы даже не представляете, как много он мог бы еще сделать в «белом доме».
— Хорошо, но...
— Предлагаю кандидатуру, но только не спешите с ответом: Дан Испас. Перечислить аргументы?
— Давай. Тем более что сам я уже подумывал о нем.
— Во-первых, высокий профессиональный уровень. Одинаково силен в теории и практике. В производстве для Испаса нет секретов. Ну а как творческую личность его, я думаю, представлять не надо. На мой взгляд, Испаса выгодно отличает современный стиль мышления, понимание путей развития индустрии. Во-вторых, Испас политически грамотен, причем не только в теории. Он доказал это еще в академии «Штефан Георгиу», а затем — во всех сложных ситуациях на заводе.
— Согласен. А как личные качества?
— Знаете, он сын академика Испаса, одного их тех ученых, что подписали петицию генералу Антонеску с требованием выхода из антисоветской коалиции. Дана Испаса любят рабочие, уважают коллеги. Не женился вот еще. Очень любил одну женщину, да и сейчас еще, наверно, любит. Но ничего у них не вышло. Это для него серьезный удар. Сам он убежден, что об этой истории никто не знает. Даже я, лучший друг, узнал случайно...
— Хорошо. Похоже, это кандидатура серьезная. Было бы лишь место вакантным.
— То есть как — вакантным?
— Как бы Косма не привел в действие свои связи!
— Неужели это возможно?
Догару развел руками, видно было, что это его сильно беспокоит. Но Штефан сказал твердо:
— Да нет, не может такого быть. Хотя у нас говорят: если шеф захочет, и метла выстрелит. Но с этим не согласятся ни коллектив завода, ни партийная организация, ни наше бюро. И, насколько я знаю Павла Коему, он тоже будет против.
— А он-то почему? Это было бы как бальзам для его уязвленного самолюбия...
Несколько секунд Штефан помедлил в раздумье, потом сказал, взвешивая каждое слово:
— Конечно, Павел Косма самолюбив сверх меры. Но сейчас ему преподан урок, который он уже никогда в жизни не забудет. Что заводом ему больше не руководить, это он и сам понимает. Хотя, конечно, на нем еще рано ставить крест. А вы как думаете?
В глазах Догару вспыхнул огонь.
— Это меня не интересует. Виктора Пэкурару я не прощу Косме столько, сколько буду жить на свете. И лучше ему на моем пути не возникать.
Штефан сидел, смущенно опустив глаза. Больших усилий стоило ему снова взглянуть в лицо секретарю.
— Не узнаю вас, товарищ Догару, ведь вы сами учили нас, что объективность — необходимое условие для партийного работника.
— Да, ты прав. Но ведь и я живой человек. Только из-за возложенной на меня ответственности я высказался за выговор с предупреждением, а ведь были предложения об исключении его из партии. Странно, что после всех твоих обвинений ты еще пытаешься его защищать.
— Это не защита. Я считаю, что после освобождения его от занимаемой должности мы должны протянуть ему РУку.
— Ради чего?
— Ради справедливости и интересов дела. Несмотря на грубейшие промахи, он не лишен положительных качеств. И партия вложила в него много, слишком много, чтобы так просто отвернуться от него.
— Вот не думал, что ты такой добренький.
— А я никогда не считал вас таким суровым. Меня, откровенно говоря, проблема волнует больше в социально-политическом аспекте и, не удивляйтесь, в чисто человеческом. Я много размышлял и пришел к выводу: дело не в отдельном человеке, сколь бы много зла он ни причинил, а в определенной ориентации, в нездоровой и опасной тенденции. Короче, свести все к Павлу Косме, замкнуть проблему на его персоне означало бы расчистить место для рецидива.
Догару тер щеку рукой. Через минуту сказал решительно:
— Найдутся люди, которые нашу человечность и желание помочь воспримут как проявление слабости. И Косма будет в их числе. Тебе вот, например, кажется, что гуманность всегда выходит победительницей. Но, как свидетельствует мой жизненный опыт, так бывает не всегда, и тот факт, что Косма в течение стольких лет пользовался на заводе полной безнаказанностью, лучшее тому доказательство.
— Доказательство чего? Что мы вовремя не разобрались в происходящем на заводе, где генеральный директор скользил по наклонной плоскости? Что не реагировали на тревожные сигналы?
Первый секретарь собрал бумаги, окинул прощальным взглядом полутемную комнату, поднялся со стула и сказал:
— Обещаю, что в Бухаресте еще раз обдумаю наш сегодняшний разговор. Однако, пока ты меня будешь замещать, проявляй, пожалуйста, повышенную бдительность. С Павлом Космой может случиться всякое. И помни, вычеркивать его из жизни я не собираюсь.— Догару мягко улыбнулся: — Я спокоен за Кристи, хорошо, что она проведет эти дни у вас. Санда сумела расположить ее к себе. Еще одна просьба...— Догару помедлил у двери, повернулся к Штефану и положил ему руку на плечо.— Есть один человек, о судьбе которого мы должны позаботиться. Это Ольга Стайку, журналистка. Ей было невыносимо тяжело в последнее время. Она разрывалась между любовью и долгом. И выстояла, показала себя настоящим человеком...
— Я Ольгу давно знаю.
— Так вот, я не считал нужным информировать бюро о том, что она ушла из дому и, казалось бы, совсем порвала с Космой. А теперь вдруг... вернулась к нему вопреки всякой логике. Или, точнее, руководствуясь своей собственной логикой. Мы должны ей помочь. Будущее Ольги Стайку для нас важнее будущего Павла Космы. Не забудь это.
— У Ольги здесь много друзей.
— Разумеется. Однако помощь партии может оказаться необходимой.
У испытательного стенда к утру их осталось всего пятеро. Овидиу Наста без конца утирался носовым платком, хотя в зале было прохладно. Ион Сава и мастер Маня шутливо боксировали, давая таким образом выход переполнявшей их радости. Кристя молчал, заглядывая в глаза изможденному бессонными ночами Испасу. Дан был небрит, щеки ввалились, но лицо светилось такой радостью, что она передавалась всем. В самом деле, успех был полный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103