Ты пользуешься огромным авторитетом. Но у товарищей скопилось столько замечаний, что это нас встревожило. Хорошо бы сейчас здесь, между нами, все обсудить и выяснить до конца. Надеюсь, ты понимаешь, о чем идет речь?
Косма прикусил почерневшие губы, враждебно ответил:
— Ив мыслях не допускаю. Знаю я, как легко облить человека грязью и свести к нулю всю его работу.
Медленно подошел Догару, сел в кресло напротив Космы.
— А это тоже ложь, что вот уже больше года ты снабжаешь уездный комитет и министерство фальшивой информацией?
— Очередная гнусность, чего только мне не приписывают! Хорошо, что здесь присутствует главный бухгалтер со всей документацией.
Догару и Попэ переглянулись. Сава замер. Василе Думитреску сначала побледнел как полотно, потом покраснел, вопросительно глядя на Панаита. Замминистра сказал скучным голосом:
— Ну давай, милый, показывай свои бумаженции, надо быстрее покончить с этой историей, которая уже всем порядком надоела.
Догару внимательно взглянул на него. По-прежнему спокойным, но не обещавшим ничего хорошего голосом сказал:
— Не будем торопиться, товарищ Панаит. Несколько минут назад вы призывали всех к серьезному и глубокому анализу. Так давайте займемся таким анализом. — И он сделал знак Думитреску подойти поближе.
Саве показалось, что этот робкий, безликий человек вырос прямо на глазах. Поставив тяжелый портфель на стол, Василе открыл его и твердо сказал:
— Товарищ министр, у меня здесь два досье. Первое включает в себя информацию, которую мы ежемесячно посылаем в уездный комитет и в министерство. Второе я составлял лично для товарища Космы. Он запирал его в своем домашнем сейфе и не догадывался, что существуют копии. Одну я привез сюда, другую передал товарищу Штефану Попэ.
Косма молчал. Все взгляды были прикованы к его мертвенно-бледному лицу. Наконец он закрыл глаза, словно не мог больше видеть этот страшный стол и людей, собравшихся вокруг. Догару положил руку ему на колено:
— Нет, товарищ Косма, нас учили держать ответ до конца.
— Вы требуете от меня невозможного. Я хотел спасти людей, завод, план.
— Ложью? Вводя нас в заблуждение? Заставляя подчиненных топтать свое человеческое достоинство?
В этот момент Панаит набросился на Василе Думит-реску:
— А почему же ты, знаток законов, не обратил внимание генерального директора на то, что он нарушает установленные нормы, что совершает серьезную ошибку? Или хотел кому-нибудь отомстить? Или... Скажи, с каких пор ты стал вести второе досье?
Василе качнулся, как от удара. Если бы стоявший рядом Штефан Попэ не поддержал его, он бы не устоял. Ответил, заикаясь:
— С каких пор? С того дня, когда дядюшка Пэкурару покончил с собой... — Василе повернулся к Косме и вдруг срывающимся от рыданий голосом закричал: — Посмотри на свои руки, изверг! Ты не видишь, что они все в крови?
Панаит с изумлением глянул на Оанчу, стоявшего безучастно и отрешенно, на Догару, не сводившего с Космы глаз, на Штефана Попэ и на Иона Саву. Потом воскликнул:
— Это еще что за театр? Прямо трагедия какая-то! У нас столько дел, а мы тут занимаемся какими-то нелепыми обвинениями. Если уж мы дойдем до того, что будем обвинять в убийстве генеральных директоров...
Догару тяжело поднялся со стула.
— Ив самом деле, нет смысла больше задерживаться здесь. Проблемы импорта и новой специализации завода в общих чертах мы сегодня обсудили, они больше не выйдут из-под нашего контроля, теперь их будут рассматривать в главке и министерстве. А что касается того, о чем с такой болью говорил сейчас Василе Думитреску, то уж позвольте на эту тему высказаться нам, уездному комитету партии. И коллективу «Энергии».
Один за другим они покинули кабинет. Только Косма остался. Панаит, не глядя на него, раздраженно шагал из угла в угол.
Когда все спустились по лестнице в холл, Оанча взял под локоть Догару, и Сава услышал, как он сказал:
— А ты знаешь, я ведь ее нашел.
По тому, как просветлело лицо первого секретаря, Сава понял, что весть хорошая. После неприятной сцены в кабинете замминистра искренняя радость Догару казалась чем-то невероятным.
— Ну что, товарищи,— повернулся Догару к Саве и Думитреску,— возвращайтесь-ка вы в гостиницу, отдохните хорошенько от сегодняшней нервотрепки... А тебе, товарищ Попэ, пора в уездный комитет. Иордаке уже должны были сообщить о решении бюро. Пусть передает дела, но никуда не уезжает. Он еще понадобится. До моего возвращения ничем другим, кроме завода, не занимайся.
— А Косма?
— Он тоже возвращается. На следующем заседании решим вопрос и о нем. А я останусь здесь еще на день-два. Понадоблюсь — ищите меня у товарища Оанчи. Вот номер его телефона. Надеюсь, вы поставите меня в известность, чем кончились испытания.
Сава вздрогнул, соскочил с постели, подбежал к телефону.
— Муниципия? Соедините меня, пожалуйста, с заводом «Энергия». Да, да. Главного инженера Овидиу Насту. — Положил трубку на место и только тогда вспомнил, что еще ночь. Посмотрел на циферблат — без четверти пять. «Вот дубина! — ругнул он себя. — Человек давно дома отдыхает, а ты...»
Но телефон тут же затрезвонил, и послышался бодрый голос:
— Инженер Наста у телефона.
— Ради бога, как прошли испытания? Что-нибудь полетело?
Наста рассмеялся:
— Нет, дружочек. Мы вот тут все собрались и отмечаем праздник горячим кофе. Полная победа, Ион!
ГЛАВА 13
Он велел шоферу возвращаться — отвезти Иона Саву, которого срочно ждали на заводе, а сам, сославшись на дела, остался в Бухаресте. Целый день просидел у телефона, накручивая диск. Старые приятели и деловые знакомые отвечали любезно, но все были одинаково «ужасно заняты». Не было у них времени, хоть ты лопни! Вот так всегда: когда тебе сопутствует удача, от друзей деваться некуда, а случись несчастье — и рядом никого. Дозвонился наконец до двух друзей, которым трудно было ему отказать, но, вместо того чтобы пригласить его домой, хоть на чашку кофе, они назначили через секретарш день и час визита, и уже от себя секретарши предупредили, в какое время придет следующий посетитель. Павел Косма, перед которым всегда открывались любые двери, был в ярости. Все как сговорились: натянутые улыбки, вялые, поспешные рукопожатия. Лишь один Флорою, бывший сокурсник по партака-демии, теперь начальник финансового управления в их министерстве, принял его дружески и терпеливо в течение целого часа слушал Павла, долго и нудно обвинявшего во всех своих бедах кучку посредственностей, которым не дают покоя его успехи.
Флорою вопросов не задавал, молча слушал, посасывая погасшую трубку. Когда же Косма заклеймил коварство Догару и Попэ, неожиданно явившихся на совещание в министерство, а потом пожаловался на охлаждение друзей, к которым пытался обратиться, Флорою словно очнулся, потер лысину цвета слоновой кости, пригладил рыжие бакенбарды, глянул на гостя бесцветными глазками и спросил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
Косма прикусил почерневшие губы, враждебно ответил:
— Ив мыслях не допускаю. Знаю я, как легко облить человека грязью и свести к нулю всю его работу.
Медленно подошел Догару, сел в кресло напротив Космы.
— А это тоже ложь, что вот уже больше года ты снабжаешь уездный комитет и министерство фальшивой информацией?
— Очередная гнусность, чего только мне не приписывают! Хорошо, что здесь присутствует главный бухгалтер со всей документацией.
Догару и Попэ переглянулись. Сава замер. Василе Думитреску сначала побледнел как полотно, потом покраснел, вопросительно глядя на Панаита. Замминистра сказал скучным голосом:
— Ну давай, милый, показывай свои бумаженции, надо быстрее покончить с этой историей, которая уже всем порядком надоела.
Догару внимательно взглянул на него. По-прежнему спокойным, но не обещавшим ничего хорошего голосом сказал:
— Не будем торопиться, товарищ Панаит. Несколько минут назад вы призывали всех к серьезному и глубокому анализу. Так давайте займемся таким анализом. — И он сделал знак Думитреску подойти поближе.
Саве показалось, что этот робкий, безликий человек вырос прямо на глазах. Поставив тяжелый портфель на стол, Василе открыл его и твердо сказал:
— Товарищ министр, у меня здесь два досье. Первое включает в себя информацию, которую мы ежемесячно посылаем в уездный комитет и в министерство. Второе я составлял лично для товарища Космы. Он запирал его в своем домашнем сейфе и не догадывался, что существуют копии. Одну я привез сюда, другую передал товарищу Штефану Попэ.
Косма молчал. Все взгляды были прикованы к его мертвенно-бледному лицу. Наконец он закрыл глаза, словно не мог больше видеть этот страшный стол и людей, собравшихся вокруг. Догару положил руку ему на колено:
— Нет, товарищ Косма, нас учили держать ответ до конца.
— Вы требуете от меня невозможного. Я хотел спасти людей, завод, план.
— Ложью? Вводя нас в заблуждение? Заставляя подчиненных топтать свое человеческое достоинство?
В этот момент Панаит набросился на Василе Думит-реску:
— А почему же ты, знаток законов, не обратил внимание генерального директора на то, что он нарушает установленные нормы, что совершает серьезную ошибку? Или хотел кому-нибудь отомстить? Или... Скажи, с каких пор ты стал вести второе досье?
Василе качнулся, как от удара. Если бы стоявший рядом Штефан Попэ не поддержал его, он бы не устоял. Ответил, заикаясь:
— С каких пор? С того дня, когда дядюшка Пэкурару покончил с собой... — Василе повернулся к Косме и вдруг срывающимся от рыданий голосом закричал: — Посмотри на свои руки, изверг! Ты не видишь, что они все в крови?
Панаит с изумлением глянул на Оанчу, стоявшего безучастно и отрешенно, на Догару, не сводившего с Космы глаз, на Штефана Попэ и на Иона Саву. Потом воскликнул:
— Это еще что за театр? Прямо трагедия какая-то! У нас столько дел, а мы тут занимаемся какими-то нелепыми обвинениями. Если уж мы дойдем до того, что будем обвинять в убийстве генеральных директоров...
Догару тяжело поднялся со стула.
— Ив самом деле, нет смысла больше задерживаться здесь. Проблемы импорта и новой специализации завода в общих чертах мы сегодня обсудили, они больше не выйдут из-под нашего контроля, теперь их будут рассматривать в главке и министерстве. А что касается того, о чем с такой болью говорил сейчас Василе Думитреску, то уж позвольте на эту тему высказаться нам, уездному комитету партии. И коллективу «Энергии».
Один за другим они покинули кабинет. Только Косма остался. Панаит, не глядя на него, раздраженно шагал из угла в угол.
Когда все спустились по лестнице в холл, Оанча взял под локоть Догару, и Сава услышал, как он сказал:
— А ты знаешь, я ведь ее нашел.
По тому, как просветлело лицо первого секретаря, Сава понял, что весть хорошая. После неприятной сцены в кабинете замминистра искренняя радость Догару казалась чем-то невероятным.
— Ну что, товарищи,— повернулся Догару к Саве и Думитреску,— возвращайтесь-ка вы в гостиницу, отдохните хорошенько от сегодняшней нервотрепки... А тебе, товарищ Попэ, пора в уездный комитет. Иордаке уже должны были сообщить о решении бюро. Пусть передает дела, но никуда не уезжает. Он еще понадобится. До моего возвращения ничем другим, кроме завода, не занимайся.
— А Косма?
— Он тоже возвращается. На следующем заседании решим вопрос и о нем. А я останусь здесь еще на день-два. Понадоблюсь — ищите меня у товарища Оанчи. Вот номер его телефона. Надеюсь, вы поставите меня в известность, чем кончились испытания.
Сава вздрогнул, соскочил с постели, подбежал к телефону.
— Муниципия? Соедините меня, пожалуйста, с заводом «Энергия». Да, да. Главного инженера Овидиу Насту. — Положил трубку на место и только тогда вспомнил, что еще ночь. Посмотрел на циферблат — без четверти пять. «Вот дубина! — ругнул он себя. — Человек давно дома отдыхает, а ты...»
Но телефон тут же затрезвонил, и послышался бодрый голос:
— Инженер Наста у телефона.
— Ради бога, как прошли испытания? Что-нибудь полетело?
Наста рассмеялся:
— Нет, дружочек. Мы вот тут все собрались и отмечаем праздник горячим кофе. Полная победа, Ион!
ГЛАВА 13
Он велел шоферу возвращаться — отвезти Иона Саву, которого срочно ждали на заводе, а сам, сославшись на дела, остался в Бухаресте. Целый день просидел у телефона, накручивая диск. Старые приятели и деловые знакомые отвечали любезно, но все были одинаково «ужасно заняты». Не было у них времени, хоть ты лопни! Вот так всегда: когда тебе сопутствует удача, от друзей деваться некуда, а случись несчастье — и рядом никого. Дозвонился наконец до двух друзей, которым трудно было ему отказать, но, вместо того чтобы пригласить его домой, хоть на чашку кофе, они назначили через секретарш день и час визита, и уже от себя секретарши предупредили, в какое время придет следующий посетитель. Павел Косма, перед которым всегда открывались любые двери, был в ярости. Все как сговорились: натянутые улыбки, вялые, поспешные рукопожатия. Лишь один Флорою, бывший сокурсник по партака-демии, теперь начальник финансового управления в их министерстве, принял его дружески и терпеливо в течение целого часа слушал Павла, долго и нудно обвинявшего во всех своих бедах кучку посредственностей, которым не дают покоя его успехи.
Флорою вопросов не задавал, молча слушал, посасывая погасшую трубку. Когда же Косма заклеймил коварство Догару и Попэ, неожиданно явившихся на совещание в министерство, а потом пожаловался на охлаждение друзей, к которым пытался обратиться, Флорою словно очнулся, потер лысину цвета слоновой кости, пригладил рыжие бакенбарды, глянул на гостя бесцветными глазками и спросил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103