они предлагают унификацию каркасов. Подсчитали, что это обеспечит большую экономию металла. Кое в чем помог им и я. Но продвигается дело медленно. К сожалению, главный конструктор не дает ему ходу, говорит, что в производстве электромоторов подобное невозможно...
— Ну и?..— не понял Штефан.
— Вот именно, «ну и»! Антон Димитриу убежден: каждый тип электромотора должен иметь детали и запчасти, созданные только для него, не иначе.
— Хорошо, но ведь Дан И спас человек смелый, любит рисковать и в то же время в авантюру не полезет. Почему он не вмешивается?
— Не знаю, пока молчит...
Разговор затянулся далеко за полночь. Гости стали постепенно расходиться, только Штефана дед Панделе все не хотел отпускать.
— А то оставайтесь, а? Есть у меня к тебе дело. Личное, понимаешь? А Санде постелим в комнате у Ралуки.
— Нет, нет, не могу, дядюшка Панделе, — забеспокоилась Санда.— Петришор дома один.
— Ну что особенного? — Штефан сделал попытку успокоить ее.— Он же мужчина. Хватит нянчить...
Но Санда и слышать ничего не хотела. Она уже собралась уходить, как появился Ликэ и, узнав, в чем дело, предложил отвезти ее на своей машине.
— Будьте спокойны, доставлю прямо до порога, в целости и сохранности.
Штефан поблагодарил его с особой теплотой. От его внимания не ускользнул ни грустный взгляд, которым Ликэ обменялся с дедом Панделе, ни сердитый вид Ралуки, когда она принесла новую порцию кофе.
— Опять поссорились? — пристыдил ее отец. — Не знаю, что у тебя на уме, доченька, а только ведешь ты себя безобразно. Счастье свое не бережешь. И подумать только — ради кого, для чего...
— Оставь меня, папочка, в покое! — взорвалась Ралука.— Смотри, не перестанешь ворчать — уйду из дому куда глаза глядят. Я уважаю тебя, почитаю твое слово, но и я тоже человек. И веду себя так, как подсказывает сердце.
— Вот именно, — пробормотал Панделе.— А голова твоя где?
Девушка выбежала, хлопнув дверью.
Разговор не клеился — дед Панделе словно скалу пытался сдвинуть с места. По обрывкам фраз, больше по междометиям, Штефан понял, что и Василе, и Ралука оказались в трудном положении, а отец ничем не может им помочь. Но постепенно старик разговорился.
— Понимаешь, всю свою жизнь я прожил без деликатностей, безо всяких эдаких намеков да околичностей. Одно хорошо понимал: белое — это белое, а черное — это черное. И детей так учил. А вот последнее время вижу — стал Василе от меня что-то скрывать. С Ралукой по-иному. Мы, можно сказать, друзья. Разве что о делах сердечных тяжело с ней разговаривать. У нее мой характер — решительная, упрямая, гордая, даже, пожалуй слишком. Но очень уж зубастая, нетерпимая. Все знают: как она появилась на заводе, влюбился в нее Ликэ без ума. Сохнет парень, прямо сердце кровью обливается. А уводить ей никак не может. Поначалу они были друзья не разлей вода. И в стенгазете, и в комсомольской работе, и на вечерах — повсюду вместе. Ликэ не стал скрывать, что влюбился. Объявил и ей, и мне. Она хохотала весь вечер, а потом заявила: «Ты, наверно, чокнулся. Чтобы сделать из меня мужнюю жену вместо комсомольского секретаря? Чтоб я всю жизнь стирала твои грязные носки? Хочешь, — говорит, — остаться друзьями — хорошо, нет — скатертью дорожка». Конечно, Ликэ выбрал дружбу. Все ждет, что Ралука передумает. Но вот уж который месяц они в ссоре. И все из-за Космы. Однажды на дирекции Ралука поддержала его: мол, надо не дискуссии разводить, а дело делать, слишком много заседаем. Но обсуждался-то как раз вопрос об изменении профиля завода! В тот вечер Ликэ пришел к нам, и они с Ралукой до самого утра разговаривали. Уж какой терпеливый был он с Ралукой, а под конец не выдержал: «Да чего ты пляшешь под его дудку? Вскружил он тебе голову обещаниями, новым молодежным общежитием». Ралука не осталась в долгу. «Ты, — говорит, — оппозиционер по призванию». Ну, Ликэ и сорвался: «Знаешь пословицу: волос долог, а ум короток!» Тут Ралука выставила его за дверь. Целых два месяца встречались они только на собраниях. А потом Ликэ явился — виноватый, с букетом, и она опять стала над ним издеваться.
Сейчас парень заходит к нам время от времени, но прежней дружбы уже нет. Что поделаешь, насильно мил не будешь!.. Но слушай дальше. Недели две назад сунулся я искать доклад к съезду. Туда, сюда, порылся в шкафах. И на что, ты думаешь, натыкаюсь? Между скатертями фотография. Портрет Павла Космы. И та же ухмылочка, которую ты отлично знаешь. Смотрю — не от него ли? Нет, ничего не написано на обороте. Потом вспоминаю, что видел эту фотографию в стенгазете. Стою как дурак и спрашиваю себя: ну что теперь делать? Скажешь — обидится. Промолчишь — душа не вынесет, ты же ей и отец, и мать, сердце-то ох как болит! Решил подъехать потихонечку, но разве Ралука такой человек? Вот пару дней назад сидит она над своим комсомольским докладом. Я и спрашиваю, советовалась ли с кем. «С бюро», — говорит. «А в парткоме?» — «С Сандой Попэ. Не с Нягу же!» Походил я малость и опять спрашиваю: «Еще, может, с кем советовалась?» И тут она стала, будто свекла, красная и как закричит на меня: «Ну да, да! С генеральным директором. Вы ведь все его терпеть не можете. А человек-то исключительный!..» Я спокойно продолжаю, что, мол, не от него ей надлежит получать указания по общественной работе. А она на это — что и от меня ей получать советы не к чему, а Косма — самый толковый, самый ценный человек не только что на заводе, а и во всем городе. Тут и сомлело у меня сердце. Обнял я ее за плечи, погладил по щеке и спрашиваю: «Любишь ты его, доченька, этого Коему?» Она замерла, потом вывернулась вьюном, подбоченилась и как закричит: «А если да? Ты, что ли, хозяин моему сердцу?» И убежала в свою комнату. Вот так... Бедная моя девочка, сама волку в пасть норовит. А я, старый дурак, понятия не имею, как ей помочь. Вот рассказал тебе, а чем ты поможешь? Добрым советом? Да только в наше время чудес не бывает. Ну какой здесь можно дать совет? Разве что на сердце у меня полегчает, коли выскажусь. Уж если на то пошло, я и его-то не могу осуждать — он небось и во сне не видел, что секретарь комсомола денно и нощно о нем мечтает. Штефан был подавлен рассказом деда Панделе. Несчастная девушка! Он вспоминал малышку, игравшую у него на коленях, ее самодельные деревянные саночки... Знала бы она, каким Косма был повесой и как трудно было Ольге его приручить. А впрочем, вряд ли она разлюбила бы его из-за этого. Важнее то, что сам Косма не пойдет на такую авантюру. Это было бы слишком! Не такой уж он дурак — на своем же заводе заводить роман с дочкой старого, уважаемого рабочего... Скорее всего, он действительно ничего не знает, а Ралука — с ее-то гордостью! — сама никогда ему не откроется...
— Ну а что произошло с Василе?
— Да, о Василе тоже разговор, — тяжело вздохнул дед Панделе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
— Ну и?..— не понял Штефан.
— Вот именно, «ну и»! Антон Димитриу убежден: каждый тип электромотора должен иметь детали и запчасти, созданные только для него, не иначе.
— Хорошо, но ведь Дан И спас человек смелый, любит рисковать и в то же время в авантюру не полезет. Почему он не вмешивается?
— Не знаю, пока молчит...
Разговор затянулся далеко за полночь. Гости стали постепенно расходиться, только Штефана дед Панделе все не хотел отпускать.
— А то оставайтесь, а? Есть у меня к тебе дело. Личное, понимаешь? А Санде постелим в комнате у Ралуки.
— Нет, нет, не могу, дядюшка Панделе, — забеспокоилась Санда.— Петришор дома один.
— Ну что особенного? — Штефан сделал попытку успокоить ее.— Он же мужчина. Хватит нянчить...
Но Санда и слышать ничего не хотела. Она уже собралась уходить, как появился Ликэ и, узнав, в чем дело, предложил отвезти ее на своей машине.
— Будьте спокойны, доставлю прямо до порога, в целости и сохранности.
Штефан поблагодарил его с особой теплотой. От его внимания не ускользнул ни грустный взгляд, которым Ликэ обменялся с дедом Панделе, ни сердитый вид Ралуки, когда она принесла новую порцию кофе.
— Опять поссорились? — пристыдил ее отец. — Не знаю, что у тебя на уме, доченька, а только ведешь ты себя безобразно. Счастье свое не бережешь. И подумать только — ради кого, для чего...
— Оставь меня, папочка, в покое! — взорвалась Ралука.— Смотри, не перестанешь ворчать — уйду из дому куда глаза глядят. Я уважаю тебя, почитаю твое слово, но и я тоже человек. И веду себя так, как подсказывает сердце.
— Вот именно, — пробормотал Панделе.— А голова твоя где?
Девушка выбежала, хлопнув дверью.
Разговор не клеился — дед Панделе словно скалу пытался сдвинуть с места. По обрывкам фраз, больше по междометиям, Штефан понял, что и Василе, и Ралука оказались в трудном положении, а отец ничем не может им помочь. Но постепенно старик разговорился.
— Понимаешь, всю свою жизнь я прожил без деликатностей, безо всяких эдаких намеков да околичностей. Одно хорошо понимал: белое — это белое, а черное — это черное. И детей так учил. А вот последнее время вижу — стал Василе от меня что-то скрывать. С Ралукой по-иному. Мы, можно сказать, друзья. Разве что о делах сердечных тяжело с ней разговаривать. У нее мой характер — решительная, упрямая, гордая, даже, пожалуй слишком. Но очень уж зубастая, нетерпимая. Все знают: как она появилась на заводе, влюбился в нее Ликэ без ума. Сохнет парень, прямо сердце кровью обливается. А уводить ей никак не может. Поначалу они были друзья не разлей вода. И в стенгазете, и в комсомольской работе, и на вечерах — повсюду вместе. Ликэ не стал скрывать, что влюбился. Объявил и ей, и мне. Она хохотала весь вечер, а потом заявила: «Ты, наверно, чокнулся. Чтобы сделать из меня мужнюю жену вместо комсомольского секретаря? Чтоб я всю жизнь стирала твои грязные носки? Хочешь, — говорит, — остаться друзьями — хорошо, нет — скатертью дорожка». Конечно, Ликэ выбрал дружбу. Все ждет, что Ралука передумает. Но вот уж который месяц они в ссоре. И все из-за Космы. Однажды на дирекции Ралука поддержала его: мол, надо не дискуссии разводить, а дело делать, слишком много заседаем. Но обсуждался-то как раз вопрос об изменении профиля завода! В тот вечер Ликэ пришел к нам, и они с Ралукой до самого утра разговаривали. Уж какой терпеливый был он с Ралукой, а под конец не выдержал: «Да чего ты пляшешь под его дудку? Вскружил он тебе голову обещаниями, новым молодежным общежитием». Ралука не осталась в долгу. «Ты, — говорит, — оппозиционер по призванию». Ну, Ликэ и сорвался: «Знаешь пословицу: волос долог, а ум короток!» Тут Ралука выставила его за дверь. Целых два месяца встречались они только на собраниях. А потом Ликэ явился — виноватый, с букетом, и она опять стала над ним издеваться.
Сейчас парень заходит к нам время от времени, но прежней дружбы уже нет. Что поделаешь, насильно мил не будешь!.. Но слушай дальше. Недели две назад сунулся я искать доклад к съезду. Туда, сюда, порылся в шкафах. И на что, ты думаешь, натыкаюсь? Между скатертями фотография. Портрет Павла Космы. И та же ухмылочка, которую ты отлично знаешь. Смотрю — не от него ли? Нет, ничего не написано на обороте. Потом вспоминаю, что видел эту фотографию в стенгазете. Стою как дурак и спрашиваю себя: ну что теперь делать? Скажешь — обидится. Промолчишь — душа не вынесет, ты же ей и отец, и мать, сердце-то ох как болит! Решил подъехать потихонечку, но разве Ралука такой человек? Вот пару дней назад сидит она над своим комсомольским докладом. Я и спрашиваю, советовалась ли с кем. «С бюро», — говорит. «А в парткоме?» — «С Сандой Попэ. Не с Нягу же!» Походил я малость и опять спрашиваю: «Еще, может, с кем советовалась?» И тут она стала, будто свекла, красная и как закричит на меня: «Ну да, да! С генеральным директором. Вы ведь все его терпеть не можете. А человек-то исключительный!..» Я спокойно продолжаю, что, мол, не от него ей надлежит получать указания по общественной работе. А она на это — что и от меня ей получать советы не к чему, а Косма — самый толковый, самый ценный человек не только что на заводе, а и во всем городе. Тут и сомлело у меня сердце. Обнял я ее за плечи, погладил по щеке и спрашиваю: «Любишь ты его, доченька, этого Коему?» Она замерла, потом вывернулась вьюном, подбоченилась и как закричит: «А если да? Ты, что ли, хозяин моему сердцу?» И убежала в свою комнату. Вот так... Бедная моя девочка, сама волку в пасть норовит. А я, старый дурак, понятия не имею, как ей помочь. Вот рассказал тебе, а чем ты поможешь? Добрым советом? Да только в наше время чудес не бывает. Ну какой здесь можно дать совет? Разве что на сердце у меня полегчает, коли выскажусь. Уж если на то пошло, я и его-то не могу осуждать — он небось и во сне не видел, что секретарь комсомола денно и нощно о нем мечтает. Штефан был подавлен рассказом деда Панделе. Несчастная девушка! Он вспоминал малышку, игравшую у него на коленях, ее самодельные деревянные саночки... Знала бы она, каким Косма был повесой и как трудно было Ольге его приручить. А впрочем, вряд ли она разлюбила бы его из-за этого. Важнее то, что сам Косма не пойдет на такую авантюру. Это было бы слишком! Не такой уж он дурак — на своем же заводе заводить роман с дочкой старого, уважаемого рабочего... Скорее всего, он действительно ничего не знает, а Ралука — с ее-то гордостью! — сама никогда ему не откроется...
— Ну а что произошло с Василе?
— Да, о Василе тоже разговор, — тяжело вздохнул дед Панделе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103