.. А насчет денег... Для чего мне деньги?!. Меняла я, что ли? Или скряга какой, чтоб их пересчитывать да пе рекладывать из руки в руку!
— Как «для чего деньги»? — укоряет его Волк.— Ему, видите ли, деньги ни к чему! А так, без денег... со славы на славу... из кабака в кабак... были бы гусли, тамбурин, цыгане, барабан, песни любовные, а?
— Обязательно любовные! — восклицает Калча и, выпив стакан до дна, сдвигает набекрень шапку.— Таким я был в прежние времена, таким и останусь, покуда не отнесут под Горицу.— «Брось ты свои поучения, газда Митка, говорю я Калтагджии, у тебя душа к деньгам тянется, а у меня — к иному!..» Чуть наступит весна, я надвигаю феску на правое ухо, набрасываю гунь на левое плечо, сую за пояс флягу с анисовой, а домбру под мышку и отправляюсь за город, недалеко, на пчельник Агуша, там улягусь под персиком и только смотрю да слушаю. Примечаю, как распустились цветочки, как все позеленело, слушаю песни девушек на виноградниках и соловья, что заливается на персике, и так хорошо становится на душе. Возьму флягу, налью стаканчик, выпью, а соловей на персике оторвет цветочек и пустит трель, а розовый цветок упадет в стаканчик анисовой. Я опрокину в горло анисовую, заем цветком (вместо закуски), ударю косточкой по струнам и запою:
Сажала мать душистый базилик...
Для чего мне нужны деньги? Чертов меняла и скряга! — заканчивает растроганный до слез Калча и бьет феской Волка по лицу.
Друзья признают правоту Калчи и чокаются. Незнакомец кукарекает, а Калча будит задремавшего Ивко и кричит, что поют уже вторые петухи. Чокнувшись, все начинают петь:
Ой, распелись к заре петухи на дворе... Ивко-одеялыцик, не проспи смотри, Ивко-одеялыцик, встань до зари!
Глава вторая ПАТАРИЦА
— Ивко, слушай, пропади пропадом твоя слава и твой юрьев день, мы что, ужина так и не получим? — спрашивает Волк на заре.
— Как это «не получим»? Разве мы не ужинали?
— Братцы! Кто помнит, ужинали мы или нет? Я такого не помню,— говорит Волк.
— Да и я не припоминаю, даже за здоровье не выпили,— подтверждает Уж. — Братцы, а не поужинать ли нам у нашего побратима? — спрашивает Волк.— Кто за, пусть поднимет руку.
— Согласны! — восклицают хором друзья и поднимают руки.
— Да ведь вроде все ужинали,— мнется Ивко,— еще Сика и Марийола сидели.
— Что ты сказал? Это они ужинали, а не мы. Мы только червячка заморили!
— Правильно! Закусили только, и все,— подтверждает Калча. — После вина,— бросает Уж.— А ты что думаешь, мы стали бы пить без закуски, как швабы?! Конечно, надо поужинать! Кто за?
— Хватит ли голосов, чтоб прошло предложение? Кто за — пусть встанет, кто против — может сидеть! — говорит неизвестный.
Все встают, вскакивает и хозяин.
— Кто этот человек? — спрашивает Ивко, глядя на неизвестного.
— А-а-а! Прекрасно. Все за, в том числе и хозяин. Отлично! И хозяин встал. Первым вскочил! Это мне нравится!— продолжает как ни в чем не бывало неизвестный.
— Да кто тебе сказал, что я встал поэтому? И вообще, кто ты такой? — кричит Ивко.
— Сядь, сядь сюда! — усаживает его Калча.— Фу, срам какой! Ты думаешь, у нас дома нечем ужинать, и поэтому мы пришли к тебе? Так, что ли?! Стыдно, брат, мастеровому от мастерового такое слушать! И это слава?! Горюшко ты мое!
— Да погоди ты! Зачем укорять? — уступает Ивко.— Хотите ужинать? Пожалуйста! Найдется что-нибудь и на ужин, чем черт не шутит!
— А как же, конечно, найдется! — смеется Волк.
— О пресвятая богородица, и ты, святой Юрий,— шепчет хозяин,— что же это получится?
— Отлично получится.
— Да ведь хозяйка-то спит!
— А мы ее разбудим. Не так уж это трудно! — говорит Калча.
— Ни в коем случае! Этого я допустить не могу,— заявляет незнакомец.— Скорей погибну у ее постели, чем позволю нарушить ее сон!
— Ну и ну! — удивляется Ивко и поворачивается к незнакомцу.
— Да, господа, именно так! — подтверждает незнакомец.— Клянусь честью...
— Да какая у тебя, к черту, честь! — кричит Ивко.— Голодранец ты этакий, еще кого-то защищать вздумал!
— Хозяйка дома для меня святыня. Только через мой труп вы подойдете к ее постели... я не позволю беспокоить госпожу!
— Госпожу! Какую госпожу? Почему госпожу? — спрашивает Ивко, бегая по комнате и осеняя себя крестным знамением.
— Госпожу, нашу хозяйку, женщину, которая сейчас лежит в постели,— говорит незнакомец.
— Слушай, оставь ты наконец в покое постель и мою Кеву! — кричит в бешенстве Ивко.
— Я не позволю беспокоить госпожу, женщину, не позволю...
— Какую женщину? Сопляк! Ты ее муж, что ли? Ты не позволишь? — вопит Ивко, готовясь к драке.
— Брось, Ивко! — урезонивают его приятели.
— Как это «брось», почему я должен «бросить»? Вы слышали, что он, собака, плетет о моей жене? Он, видите ли, позволит или не позволит беспокоить мою Кеву?! О-о-о! Мать честная!
— Да будь ты разумным человеком! — успокаивает его Калча.— Он пьяный, сам не знает, что несет! Скотина скотиной, верно же? Напился человек, ничего не соображает, что твой осел.
— Да кто он такой?
— Из нашей компании! — говорит Калча.
— Однако если я кому-то в тягость, я могу и уйти.
— Сделай одолжение, сударь, это будет самое лучшее! Только ответь, почему...
— А почему он должен уходить? — протестует Калча.
— Я уж достаточно посидел. И дел много.
— Нет, нет! — дружно кричат побратимы.
— Сиди с нами! — говорит Калча.— Слушайте, а как его зовут, кто знает? С кем ты, брат, пришел? Мита, ты с ним знаком? Нет! А ты, Йован? Ты тоже не знаешь? И я его в первый раз вижу! — сокрушенно говорит Калча.— И хозяин тоже! Как же, братец, так получилось, что никто тебя не знает? — спрашивает Калча.— Что, может, прогоним его?
— Прошу покорно, на славу гостей не приглашаю вот я и пришел. И вы сами видели, что я и без того хотел уйти, раз хозяин обиделся на то, что вы потребовали ужин.
— Значит, Ивко тоже тебя гонит? — спрашивает Калча.
— Ну да, ведь неприятно...
— Ну, если Ивко тебя гонит, тогда оставайся, а мы поглядим, как это Ивко прогонит гостя со славы. Стыдоба какая!
— А, нет, нет! Мне надо идти.
— Никуда ты не уйдешь! — говорит Калча и нахлобучивает ему шляпу на голову.— Будешь сидеть тут, с нами! «Дела» у него! Подумаешь! Это тоже дело!
— Нужно мне.
— Не выйдет, парень! — говорит Калча и, сняв у него с головы новенькую шляпу, забрасывает ее на крышу дома.— Стянем и штиблеты, тогда уходи, если хочешь! Ну, что?
— Хорошо, я останусь, но под вашу ответственность! Впрочем, незнакомец говорил неправду, уйти он не мог.
Не добрался бы и до двери. В доме Ивко его все время словно что-то держало на привязи. Поначалу глаза Марийолы, а теперь — вино. Душой и сердцем прирос к этому дому, не оттянешь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
— Как «для чего деньги»? — укоряет его Волк.— Ему, видите ли, деньги ни к чему! А так, без денег... со славы на славу... из кабака в кабак... были бы гусли, тамбурин, цыгане, барабан, песни любовные, а?
— Обязательно любовные! — восклицает Калча и, выпив стакан до дна, сдвигает набекрень шапку.— Таким я был в прежние времена, таким и останусь, покуда не отнесут под Горицу.— «Брось ты свои поучения, газда Митка, говорю я Калтагджии, у тебя душа к деньгам тянется, а у меня — к иному!..» Чуть наступит весна, я надвигаю феску на правое ухо, набрасываю гунь на левое плечо, сую за пояс флягу с анисовой, а домбру под мышку и отправляюсь за город, недалеко, на пчельник Агуша, там улягусь под персиком и только смотрю да слушаю. Примечаю, как распустились цветочки, как все позеленело, слушаю песни девушек на виноградниках и соловья, что заливается на персике, и так хорошо становится на душе. Возьму флягу, налью стаканчик, выпью, а соловей на персике оторвет цветочек и пустит трель, а розовый цветок упадет в стаканчик анисовой. Я опрокину в горло анисовую, заем цветком (вместо закуски), ударю косточкой по струнам и запою:
Сажала мать душистый базилик...
Для чего мне нужны деньги? Чертов меняла и скряга! — заканчивает растроганный до слез Калча и бьет феской Волка по лицу.
Друзья признают правоту Калчи и чокаются. Незнакомец кукарекает, а Калча будит задремавшего Ивко и кричит, что поют уже вторые петухи. Чокнувшись, все начинают петь:
Ой, распелись к заре петухи на дворе... Ивко-одеялыцик, не проспи смотри, Ивко-одеялыцик, встань до зари!
Глава вторая ПАТАРИЦА
— Ивко, слушай, пропади пропадом твоя слава и твой юрьев день, мы что, ужина так и не получим? — спрашивает Волк на заре.
— Как это «не получим»? Разве мы не ужинали?
— Братцы! Кто помнит, ужинали мы или нет? Я такого не помню,— говорит Волк.
— Да и я не припоминаю, даже за здоровье не выпили,— подтверждает Уж. — Братцы, а не поужинать ли нам у нашего побратима? — спрашивает Волк.— Кто за, пусть поднимет руку.
— Согласны! — восклицают хором друзья и поднимают руки.
— Да ведь вроде все ужинали,— мнется Ивко,— еще Сика и Марийола сидели.
— Что ты сказал? Это они ужинали, а не мы. Мы только червячка заморили!
— Правильно! Закусили только, и все,— подтверждает Калча. — После вина,— бросает Уж.— А ты что думаешь, мы стали бы пить без закуски, как швабы?! Конечно, надо поужинать! Кто за?
— Хватит ли голосов, чтоб прошло предложение? Кто за — пусть встанет, кто против — может сидеть! — говорит неизвестный.
Все встают, вскакивает и хозяин.
— Кто этот человек? — спрашивает Ивко, глядя на неизвестного.
— А-а-а! Прекрасно. Все за, в том числе и хозяин. Отлично! И хозяин встал. Первым вскочил! Это мне нравится!— продолжает как ни в чем не бывало неизвестный.
— Да кто тебе сказал, что я встал поэтому? И вообще, кто ты такой? — кричит Ивко.
— Сядь, сядь сюда! — усаживает его Калча.— Фу, срам какой! Ты думаешь, у нас дома нечем ужинать, и поэтому мы пришли к тебе? Так, что ли?! Стыдно, брат, мастеровому от мастерового такое слушать! И это слава?! Горюшко ты мое!
— Да погоди ты! Зачем укорять? — уступает Ивко.— Хотите ужинать? Пожалуйста! Найдется что-нибудь и на ужин, чем черт не шутит!
— А как же, конечно, найдется! — смеется Волк.
— О пресвятая богородица, и ты, святой Юрий,— шепчет хозяин,— что же это получится?
— Отлично получится.
— Да ведь хозяйка-то спит!
— А мы ее разбудим. Не так уж это трудно! — говорит Калча.
— Ни в коем случае! Этого я допустить не могу,— заявляет незнакомец.— Скорей погибну у ее постели, чем позволю нарушить ее сон!
— Ну и ну! — удивляется Ивко и поворачивается к незнакомцу.
— Да, господа, именно так! — подтверждает незнакомец.— Клянусь честью...
— Да какая у тебя, к черту, честь! — кричит Ивко.— Голодранец ты этакий, еще кого-то защищать вздумал!
— Хозяйка дома для меня святыня. Только через мой труп вы подойдете к ее постели... я не позволю беспокоить госпожу!
— Госпожу! Какую госпожу? Почему госпожу? — спрашивает Ивко, бегая по комнате и осеняя себя крестным знамением.
— Госпожу, нашу хозяйку, женщину, которая сейчас лежит в постели,— говорит незнакомец.
— Слушай, оставь ты наконец в покое постель и мою Кеву! — кричит в бешенстве Ивко.
— Я не позволю беспокоить госпожу, женщину, не позволю...
— Какую женщину? Сопляк! Ты ее муж, что ли? Ты не позволишь? — вопит Ивко, готовясь к драке.
— Брось, Ивко! — урезонивают его приятели.
— Как это «брось», почему я должен «бросить»? Вы слышали, что он, собака, плетет о моей жене? Он, видите ли, позволит или не позволит беспокоить мою Кеву?! О-о-о! Мать честная!
— Да будь ты разумным человеком! — успокаивает его Калча.— Он пьяный, сам не знает, что несет! Скотина скотиной, верно же? Напился человек, ничего не соображает, что твой осел.
— Да кто он такой?
— Из нашей компании! — говорит Калча.
— Однако если я кому-то в тягость, я могу и уйти.
— Сделай одолжение, сударь, это будет самое лучшее! Только ответь, почему...
— А почему он должен уходить? — протестует Калча.
— Я уж достаточно посидел. И дел много.
— Нет, нет! — дружно кричат побратимы.
— Сиди с нами! — говорит Калча.— Слушайте, а как его зовут, кто знает? С кем ты, брат, пришел? Мита, ты с ним знаком? Нет! А ты, Йован? Ты тоже не знаешь? И я его в первый раз вижу! — сокрушенно говорит Калча.— И хозяин тоже! Как же, братец, так получилось, что никто тебя не знает? — спрашивает Калча.— Что, может, прогоним его?
— Прошу покорно, на славу гостей не приглашаю вот я и пришел. И вы сами видели, что я и без того хотел уйти, раз хозяин обиделся на то, что вы потребовали ужин.
— Значит, Ивко тоже тебя гонит? — спрашивает Калча.
— Ну да, ведь неприятно...
— Ну, если Ивко тебя гонит, тогда оставайся, а мы поглядим, как это Ивко прогонит гостя со славы. Стыдоба какая!
— А, нет, нет! Мне надо идти.
— Никуда ты не уйдешь! — говорит Калча и нахлобучивает ему шляпу на голову.— Будешь сидеть тут, с нами! «Дела» у него! Подумаешь! Это тоже дело!
— Нужно мне.
— Не выйдет, парень! — говорит Калча и, сняв у него с головы новенькую шляпу, забрасывает ее на крышу дома.— Стянем и штиблеты, тогда уходи, если хочешь! Ну, что?
— Хорошо, я останусь, но под вашу ответственность! Впрочем, незнакомец говорил неправду, уйти он не мог.
Не добрался бы и до двери. В доме Ивко его все время словно что-то держало на привязи. Поначалу глаза Марийолы, а теперь — вино. Душой и сердцем прирос к этому дому, не оттянешь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36