Я без всякого промедления взял бы цигарку, а на еду и не посмотрел бы. И согласился бы голодать еще три дня. Можете думать что хотите, но я, по крайней мере, такой. Просто жить не могу без табака. Воздух и табак — моя стихия.
— Да, есть такие люди,— заметил кто-то из гостей.
— Это чистая блажь! Одно воображение, и ничего больше, уверяю вас. Чистая блажь,— говорит господин Мирко, обращаясь к присутствующим,— и если вы послушаете историю о том, что случилось со мной лично, то перемените свое мнение.
— Возможно, весьма возможно. Пардон, сударь! — говорит незнакомец.— Но я понимаю и думаю не так.
— Если бы семь...
— Пожалуйста, пожалуйста, рассказывайте, я сгораю от любопытства! — снова перебивает его незнакомец.
— Если бы семь лет тому назад,— начинает снова господин Мирко, стараясь говорить громче,—кто-нибудь мне сказал, что я могу прожить без курева хотя бы полчаса, поверьте, я счел бы его, глупцом, который не знает, что говорит. Потому что курил я безбожно! Одну цигарку докуриваю, а другую уже свертываю; одну бросаю, другую вдеваю в мундштук (было у меня семь мундштуков из настоящей пенки и янтаря). В будние дни, когда на службе, еще куда ни шло, но по воскресеньям, когда сидишь сложа руки, просто изнываешь от тоски и безделья. Пишу я маловато, почти не читаю, отчасти из-за слабых глаз, отчасти потому, что нынешние книги не похожи на прежние: все про любовь толкуют, нет того, чтобы описать, скажем, войны Наполеона или охоту на львов, слонов либо тигров и воспитывать в людях смелость. Ничего, брат, такого нет, и потому
по воскресеньям так скучно!
— Еще бы, представляю себе! Привыкли к работе. Прошу вас, рассказывайте дальше,— вставляет свое слово незнакомец.
— Да, терпеть не могу дармоедов! — продолжает господин Мирко, искоса поглядывая на неизвестного.— И как уже сказал, вытащу из-под кровати большую пачку табаку, расстелю на столе газету,— он засучивает рукава,— высыплю на нее пол-окки или чуть поменьше табаку, усядусь и давай вертеть цигарки. Наготовлю на целую неделю. Вот воскресенье и пройдет.
— Ужасно! — восклицает неизвестный.
— И так все тянулось, пока не ввели монополию,— продолжает рассказ господин Мирко,— табак вздорожал и стал хуже, и я уже начал...
— Пусть будет монополия, но я не могу не курить! Пардон, продолжайте, пожалуйста.
— Вхожу я как-то купить табаку. Даю шестьдесят пара за пакет. Беру его в руки, а там, брат, смотреть не на что! Чуть надавил, а он что губка. Беру другой, третий, четвертый — все одинаковые. Эх, думаю, до чего ты, Мирко, дожил! Кусается, точно шафран. Но что поделаешь, взял! Дня через два-три захожу опять. Выбираю, кое-как нащупал пачку поплотней. Прихожу домой, распечатываю, а там, брат, одна труха, как нюхательный, сор да пыль. «Ведь это,— говорю я мальчику,— навоз размельченный!» — «Возможно, и навоз»,— отвечает он. «Почему «возможно», если на самом деле так».— «Вы хотели полную пачку»,— говорит он. «А кто мне за нее заплатит?» — спрашиваю я. «Раз вы распечатали ее без свидетелей, то ничего не поделаешь, придется другую купить»,— говорит мне, поднимаясь из-за прилавка, монопольщик. «Не желаю я покупать другую!» Бросил я в сердцах пачку и вышел из лавки. И деньги пропали и табак. «Недоставало еще мне приводить двух свидетелей из-за паршивой пачки табаку, этого уж вы, во всяком случае, не дождетесь!» — сказал я и ушел, не попрощавшись.
— Но ведь такое не только с вами бывало...
— «Э,— сказал я,— ты, Мирко, больше курить не будешь!» А мой приятель Марко, казначей (помер, упокой господь его душу, а знали мы друг друга и жили как братья тридцать семь лет; в позапрошлом году помер казначеем второго класса)...
— Да не может быть!— восклицает незнакомец.
— Чего не может быть? — спрашивает господин Мирко.
— Что умер господин Марко, я в прошлом году его видел.
— Кого, брат?
— Да Марко, казначея! И потом он вовсе не был таким старым, как получается из вашего рассказа.
— Да бросьте вы! Разве на свете один казначей Марко? И потом, какого вы казначея имеете в виду?! Умер, брат, как не умереть, оставил вдову, госпожу Настасию, до сих пор женщина в трауре ходит... и трех детей.
— Ах, вы совершенно правы. Извините! Тот, о котором я думал, помощник казначея и еще холостой.
— «Думал», ничего вы не думали! Так где я остановился? Ага, услышал, значит, ныне покойный Марко, что я бросаю курить, и спрашивает: «Это ты, что ли, бросаешь курить?!» — «Полагаешь, говорю, не смогу?» — «Ты-то сможешь? Поглядим!» — «Ну и поглядим,— говорю я,— гроша ломаного на табак не истрачу».
— Это становится все интересней! — восклицает незнакомец.— Дальше все ясно: вы побились об заклад, не правда ли?
Господин Мирко только окидывает его взглядом и извлекает из кармана голубой носовой платок.
— Ну и что дальше? — спрашивает незнакомец.
— «Что дальше?» Если вам все ясно и вы знаете лучше моего, что я пережил, то и рассказывайте сами! Пожалуйста, рассказывайте! — бросает вспыльчивый старик и принимается складывать у себя на коленях большой голубой платок.— Так-то!
— Прошу...
— Прошу и я вас. Рассказывайте, что было дальше, я не стану вас прерывать, как это вы непрестанно делали.— И с упрямым видом принимается утирать платком усы.— Так-то!
— Ну, Мирко,— успокаивает его жена, госпожа Стефка.
— Ах, с меня хватит...— Он закашливается.— Ну их, не до разговоров мне теперь.
— Все они такие, эти старики, ничего не поделаешь! Старшее поколение никогда не поймет младшее! — говорит тихонько незнакомец, обращаясь к кому-то из соседей.
— И что же было потом, господин Мирко? — спрашивает хозяин.
Откашлявшись, господин Мирко продолжает свой рассказ еще громче, искоса и с опаской поглядывая, не собирается ли его снова перебить незнакомец.
— «Давай спорить, что не бросишь курить!» — предложил мне Марко, мой ныне покойный приятель, о котором я только что упоминал. «Не хочу я спорить, просто говорю, что курить не буду, и этого, полагаю, достаточно».— «Нет, не согласен, давай поспорим » — настаивает он. Пришлось в конце концов заключить пари. Поспорили на годовалого поросенка.
— Ха-ха! Разве я не угадал?!
— Тут же в кофейне я подарил кельнеру табакерку нового серебра, в которой оставалось еще немного табаку, и пенковый мундштук — подарок счетовода Ибраима, с которым я познакомился по службе и потом встречался от случая к случаю. И с тех пор, как дал слово, так до нынешнего дня не брал в рот цигарки. Шут с ними, кто по ней сохнет, я ну нисколечко!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
— Да, есть такие люди,— заметил кто-то из гостей.
— Это чистая блажь! Одно воображение, и ничего больше, уверяю вас. Чистая блажь,— говорит господин Мирко, обращаясь к присутствующим,— и если вы послушаете историю о том, что случилось со мной лично, то перемените свое мнение.
— Возможно, весьма возможно. Пардон, сударь! — говорит незнакомец.— Но я понимаю и думаю не так.
— Если бы семь...
— Пожалуйста, пожалуйста, рассказывайте, я сгораю от любопытства! — снова перебивает его незнакомец.
— Если бы семь лет тому назад,— начинает снова господин Мирко, стараясь говорить громче,—кто-нибудь мне сказал, что я могу прожить без курева хотя бы полчаса, поверьте, я счел бы его, глупцом, который не знает, что говорит. Потому что курил я безбожно! Одну цигарку докуриваю, а другую уже свертываю; одну бросаю, другую вдеваю в мундштук (было у меня семь мундштуков из настоящей пенки и янтаря). В будние дни, когда на службе, еще куда ни шло, но по воскресеньям, когда сидишь сложа руки, просто изнываешь от тоски и безделья. Пишу я маловато, почти не читаю, отчасти из-за слабых глаз, отчасти потому, что нынешние книги не похожи на прежние: все про любовь толкуют, нет того, чтобы описать, скажем, войны Наполеона или охоту на львов, слонов либо тигров и воспитывать в людях смелость. Ничего, брат, такого нет, и потому
по воскресеньям так скучно!
— Еще бы, представляю себе! Привыкли к работе. Прошу вас, рассказывайте дальше,— вставляет свое слово незнакомец.
— Да, терпеть не могу дармоедов! — продолжает господин Мирко, искоса поглядывая на неизвестного.— И как уже сказал, вытащу из-под кровати большую пачку табаку, расстелю на столе газету,— он засучивает рукава,— высыплю на нее пол-окки или чуть поменьше табаку, усядусь и давай вертеть цигарки. Наготовлю на целую неделю. Вот воскресенье и пройдет.
— Ужасно! — восклицает неизвестный.
— И так все тянулось, пока не ввели монополию,— продолжает рассказ господин Мирко,— табак вздорожал и стал хуже, и я уже начал...
— Пусть будет монополия, но я не могу не курить! Пардон, продолжайте, пожалуйста.
— Вхожу я как-то купить табаку. Даю шестьдесят пара за пакет. Беру его в руки, а там, брат, смотреть не на что! Чуть надавил, а он что губка. Беру другой, третий, четвертый — все одинаковые. Эх, думаю, до чего ты, Мирко, дожил! Кусается, точно шафран. Но что поделаешь, взял! Дня через два-три захожу опять. Выбираю, кое-как нащупал пачку поплотней. Прихожу домой, распечатываю, а там, брат, одна труха, как нюхательный, сор да пыль. «Ведь это,— говорю я мальчику,— навоз размельченный!» — «Возможно, и навоз»,— отвечает он. «Почему «возможно», если на самом деле так».— «Вы хотели полную пачку»,— говорит он. «А кто мне за нее заплатит?» — спрашиваю я. «Раз вы распечатали ее без свидетелей, то ничего не поделаешь, придется другую купить»,— говорит мне, поднимаясь из-за прилавка, монопольщик. «Не желаю я покупать другую!» Бросил я в сердцах пачку и вышел из лавки. И деньги пропали и табак. «Недоставало еще мне приводить двух свидетелей из-за паршивой пачки табаку, этого уж вы, во всяком случае, не дождетесь!» — сказал я и ушел, не попрощавшись.
— Но ведь такое не только с вами бывало...
— «Э,— сказал я,— ты, Мирко, больше курить не будешь!» А мой приятель Марко, казначей (помер, упокой господь его душу, а знали мы друг друга и жили как братья тридцать семь лет; в позапрошлом году помер казначеем второго класса)...
— Да не может быть!— восклицает незнакомец.
— Чего не может быть? — спрашивает господин Мирко.
— Что умер господин Марко, я в прошлом году его видел.
— Кого, брат?
— Да Марко, казначея! И потом он вовсе не был таким старым, как получается из вашего рассказа.
— Да бросьте вы! Разве на свете один казначей Марко? И потом, какого вы казначея имеете в виду?! Умер, брат, как не умереть, оставил вдову, госпожу Настасию, до сих пор женщина в трауре ходит... и трех детей.
— Ах, вы совершенно правы. Извините! Тот, о котором я думал, помощник казначея и еще холостой.
— «Думал», ничего вы не думали! Так где я остановился? Ага, услышал, значит, ныне покойный Марко, что я бросаю курить, и спрашивает: «Это ты, что ли, бросаешь курить?!» — «Полагаешь, говорю, не смогу?» — «Ты-то сможешь? Поглядим!» — «Ну и поглядим,— говорю я,— гроша ломаного на табак не истрачу».
— Это становится все интересней! — восклицает незнакомец.— Дальше все ясно: вы побились об заклад, не правда ли?
Господин Мирко только окидывает его взглядом и извлекает из кармана голубой носовой платок.
— Ну и что дальше? — спрашивает незнакомец.
— «Что дальше?» Если вам все ясно и вы знаете лучше моего, что я пережил, то и рассказывайте сами! Пожалуйста, рассказывайте! — бросает вспыльчивый старик и принимается складывать у себя на коленях большой голубой платок.— Так-то!
— Прошу...
— Прошу и я вас. Рассказывайте, что было дальше, я не стану вас прерывать, как это вы непрестанно делали.— И с упрямым видом принимается утирать платком усы.— Так-то!
— Ну, Мирко,— успокаивает его жена, госпожа Стефка.
— Ах, с меня хватит...— Он закашливается.— Ну их, не до разговоров мне теперь.
— Все они такие, эти старики, ничего не поделаешь! Старшее поколение никогда не поймет младшее! — говорит тихонько незнакомец, обращаясь к кому-то из соседей.
— И что же было потом, господин Мирко? — спрашивает хозяин.
Откашлявшись, господин Мирко продолжает свой рассказ еще громче, искоса и с опаской поглядывая, не собирается ли его снова перебить незнакомец.
— «Давай спорить, что не бросишь курить!» — предложил мне Марко, мой ныне покойный приятель, о котором я только что упоминал. «Не хочу я спорить, просто говорю, что курить не буду, и этого, полагаю, достаточно».— «Нет, не согласен, давай поспорим » — настаивает он. Пришлось в конце концов заключить пари. Поспорили на годовалого поросенка.
— Ха-ха! Разве я не угадал?!
— Тут же в кофейне я подарил кельнеру табакерку нового серебра, в которой оставалось еще немного табаку, и пенковый мундштук — подарок счетовода Ибраима, с которым я познакомился по службе и потом встречался от случая к случаю. И с тех пор, как дал слово, так до нынешнего дня не брал в рот цигарки. Шут с ними, кто по ней сохнет, я ну нисколечко!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36