Речь заключалась в
следующем.
"Я рад видеть представителей всех сословий, съехавшихся для заявления
верноподданнических чувств. Верю искренности этих чувств, искони присущих
каждому русскому. Но мне известно, что в последнее время слышались в
некоторых земских собраниях голоса людей, увлекавшихся бессмысленными
мечтаниями об участии представителей земства в делах внутреннего
управления. Путь все знают, что я, посвящая все свои силы благу народному,
буду охранять начало самодержавия так же твердо и неуклонно, как охранял
его мой незабвенный покойный родитель". Когда молодой царь дошел до того
места речи, в котором он хотел выразить мысль о том, что он желает делать
все по-своему и не хочет, чтобы никто не только не руководил им, но даже не
давал советов, чувствуя, вероятно, в глубине души, что и мысль эта дурная и
что форма, в которой она выражена, неприлична, он смешался и, чтобы скрыть
свой конфуз, стал кричать визгливым, озлобленным голосом.
Что же такое было? За что такое оскорбление всех этих добродушных людей?
А было то, что в нескольких губерниях: Тверской, главное Тверской,
Тульской, Уфимской, еще какой-то земцы в своих адресах, исполненных всякой
бессмысленной лжи и лести, намекали в самых темных и неопределенных словах
о том, что хорошо бы земству быть тем, чем оно по своему смыслу должно быть
и для чего оно было учреждено, т.е. чтобы иметь право доводить до сведения
царя о своих нуждах. На эти-то намеки старых, умных, опытных людей,
желавших сделать для царя возможным какое-нибудь разумное управление
государством, потому что, не зная, как живут люди, что им нужно, нельзя
управлять людьми, - на эти-то слова молодой царь, ничего не понимающий ни в
управлении, ни в жизни, ответил, что это - бессмысленные мечтания.
Когда речь кончилась, наступило молчание. Но придворные прервали его
криками "ура", и почти все присутствующие закричали тоже "ура".
После этого все представители поехали в собор и там служили молебен
благодарственный. Некоторые из бывших тут говорят, что они не кричали "ура"
и не ездили в собор; но если и были таковые, то их было мало, и не
кричавшие "ура" и не ездившие в собор не заявили этого публично; так что не
несправедливо сказать, что все или огромное большинство представителей
радостно приветствовали ругательную речь царя и ездили в собор служить
благодарственный молебен за то, что царь удостоил их за их поздравления и
подарки назвать глупыми мальчишками.
Прошло 4 месяца, и ни царь не нашел нужным отречься от своих слов, ни
общество не выразило своего осуждения его поступка (кроме одного анонимного
письма). И как будто всеми решено, что так и должно быть. И депутации
продолжают ездить и подличать, и царь так же принимает их подлости, как
должное. Мало того, что все вошло в прежнее положение, все вступило в
положение гораздо худшее, чем прежде. Необдуманный, дерзкий, мальчишеский
поступок молодого царя стал совершившимся фактом; общество, все русское
общество проглотило оскорбление, и оскорбивший получил право думать (если
он и не думает, то чувствует), что общество этого самого и стоит, что так и
надо с ним обращаться, и теперь он может попробовать еще высшую меру
дерзости и оскорбления и унижения общества.
Эпизод 17-го января был одним из тех моментов, когда две стороны,
вступающие в борьбу между собою, примеряются друг к другу, и между ними
устанавливаются новые отношения. Сильный рабочий человек встречает в дверях
слабого мальчишку, барчука. Каждый имеет такое же право пройти первым, но
вот нахальный мальчишка, барчук, отталкивает в грудь входящего рабочего и
дерзко кричит: "Долой с дороги, дрянь этакая!"
Момент этот решающий: отведет ли рабочий спокойно руку мальчика, пройдет
впереди его и тихо скажет: "Нехорошо так, миленькой, делать, я постарше
тебе, и ты вперед так не делай". Или покорится, уступит дорогу и снимет
шапку и извинится.
От этого момента зависят дальнейшие отношения этих людей и нравственное
душевное состояние их. В первом случае мальчик опомнится, станет умнее и
добрее, а рабочий свободнее и мужественнее; во втором случае нахальный
мальчик сделается еще нахальнее и рабочий еще покорнее.
То же столкновение произошло между русским обществом и царем, и благодаря
своей необдуманности молодой царь сделал ход, оказавшийся очень выгодным
для него и невыгодном для русского общества. Русское общество проглотило
оскорбление, и столкновение разрешилось в пользу царя. Теперь он должен
стать еще дерзновеннее и будет совершенно прав, если он еще больше будет
презирать русское общество; русское же общество, сделав этот шаг, неизбежно
сделает и следующие шаги в том же направлении и станет еще покорнее и
подлее. Так оно и сделалось. Прошло 4 месяца, и не только не появилось
протеста, но все с великим успехом готовятся к приему царя в Москве, к
коронации и новым подаркам икон и всяких глупостей, и в газетах восхваляли
мужество царя, отстоявшего святыню русского народа - самодержавие. Нашелся
даже такой сочинитель, который упрекает царя за то, что он слишком мягко
отозвался на неслыханную дерзость людей, решившихся намекнуть н! а то, что
для того, чтобы управлять людьми, надо знать, как они живут и что им нужно;
и что надо было сказать: не "бессмысленные мечтания", а надо было
разразиться громом на тех, которые посмели посягнуть на самодержавие -
святыню русского народа.
В газетах иностранных ('"Times", "Daily News" и др.) были статьи о том, что
для всякого другого народа, кроме русского, такая речь государя была бы
оскорбительна, но нам, англичанам, судить об этом с своей точки зрения
нельзя: русские любят это и им нужно это.
Прошло 4 месяца, и в известных, так называемых высших кругах русского
общества установилось мнение, что молодой царь поступил прекрасно, так, как
должно было поступить. "Молодец Ники, - говорят про него его бесчисленные
кузены, - молодец Ники, так их и надо".
И течение жизни и управление пошло не только по-старому, но хуже, чем
по-старому; те же ссылки без суда; те же отнятия детей у родителей; те же
виселицы, каторги, казни; та же нелепая до комизма цензура, запрещающая
все, что вздумается цензору или его начальнику; те же одурение и
развращение народа.
Положение дел ведь такое: существует огромное государство с населением
свыше 100 миллионов людей, и государство это управляемо одним человеком. И
человек этот назначается случайно, не то что избирается из самых лучших и
опытных людей наиболее опытный и способный управлять, а назначается тот,
который прежде родился того человека, который прежде управлял государством.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177
следующем.
"Я рад видеть представителей всех сословий, съехавшихся для заявления
верноподданнических чувств. Верю искренности этих чувств, искони присущих
каждому русскому. Но мне известно, что в последнее время слышались в
некоторых земских собраниях голоса людей, увлекавшихся бессмысленными
мечтаниями об участии представителей земства в делах внутреннего
управления. Путь все знают, что я, посвящая все свои силы благу народному,
буду охранять начало самодержавия так же твердо и неуклонно, как охранял
его мой незабвенный покойный родитель". Когда молодой царь дошел до того
места речи, в котором он хотел выразить мысль о том, что он желает делать
все по-своему и не хочет, чтобы никто не только не руководил им, но даже не
давал советов, чувствуя, вероятно, в глубине души, что и мысль эта дурная и
что форма, в которой она выражена, неприлична, он смешался и, чтобы скрыть
свой конфуз, стал кричать визгливым, озлобленным голосом.
Что же такое было? За что такое оскорбление всех этих добродушных людей?
А было то, что в нескольких губерниях: Тверской, главное Тверской,
Тульской, Уфимской, еще какой-то земцы в своих адресах, исполненных всякой
бессмысленной лжи и лести, намекали в самых темных и неопределенных словах
о том, что хорошо бы земству быть тем, чем оно по своему смыслу должно быть
и для чего оно было учреждено, т.е. чтобы иметь право доводить до сведения
царя о своих нуждах. На эти-то намеки старых, умных, опытных людей,
желавших сделать для царя возможным какое-нибудь разумное управление
государством, потому что, не зная, как живут люди, что им нужно, нельзя
управлять людьми, - на эти-то слова молодой царь, ничего не понимающий ни в
управлении, ни в жизни, ответил, что это - бессмысленные мечтания.
Когда речь кончилась, наступило молчание. Но придворные прервали его
криками "ура", и почти все присутствующие закричали тоже "ура".
После этого все представители поехали в собор и там служили молебен
благодарственный. Некоторые из бывших тут говорят, что они не кричали "ура"
и не ездили в собор; но если и были таковые, то их было мало, и не
кричавшие "ура" и не ездившие в собор не заявили этого публично; так что не
несправедливо сказать, что все или огромное большинство представителей
радостно приветствовали ругательную речь царя и ездили в собор служить
благодарственный молебен за то, что царь удостоил их за их поздравления и
подарки назвать глупыми мальчишками.
Прошло 4 месяца, и ни царь не нашел нужным отречься от своих слов, ни
общество не выразило своего осуждения его поступка (кроме одного анонимного
письма). И как будто всеми решено, что так и должно быть. И депутации
продолжают ездить и подличать, и царь так же принимает их подлости, как
должное. Мало того, что все вошло в прежнее положение, все вступило в
положение гораздо худшее, чем прежде. Необдуманный, дерзкий, мальчишеский
поступок молодого царя стал совершившимся фактом; общество, все русское
общество проглотило оскорбление, и оскорбивший получил право думать (если
он и не думает, то чувствует), что общество этого самого и стоит, что так и
надо с ним обращаться, и теперь он может попробовать еще высшую меру
дерзости и оскорбления и унижения общества.
Эпизод 17-го января был одним из тех моментов, когда две стороны,
вступающие в борьбу между собою, примеряются друг к другу, и между ними
устанавливаются новые отношения. Сильный рабочий человек встречает в дверях
слабого мальчишку, барчука. Каждый имеет такое же право пройти первым, но
вот нахальный мальчишка, барчук, отталкивает в грудь входящего рабочего и
дерзко кричит: "Долой с дороги, дрянь этакая!"
Момент этот решающий: отведет ли рабочий спокойно руку мальчика, пройдет
впереди его и тихо скажет: "Нехорошо так, миленькой, делать, я постарше
тебе, и ты вперед так не делай". Или покорится, уступит дорогу и снимет
шапку и извинится.
От этого момента зависят дальнейшие отношения этих людей и нравственное
душевное состояние их. В первом случае мальчик опомнится, станет умнее и
добрее, а рабочий свободнее и мужественнее; во втором случае нахальный
мальчик сделается еще нахальнее и рабочий еще покорнее.
То же столкновение произошло между русским обществом и царем, и благодаря
своей необдуманности молодой царь сделал ход, оказавшийся очень выгодным
для него и невыгодном для русского общества. Русское общество проглотило
оскорбление, и столкновение разрешилось в пользу царя. Теперь он должен
стать еще дерзновеннее и будет совершенно прав, если он еще больше будет
презирать русское общество; русское же общество, сделав этот шаг, неизбежно
сделает и следующие шаги в том же направлении и станет еще покорнее и
подлее. Так оно и сделалось. Прошло 4 месяца, и не только не появилось
протеста, но все с великим успехом готовятся к приему царя в Москве, к
коронации и новым подаркам икон и всяких глупостей, и в газетах восхваляли
мужество царя, отстоявшего святыню русского народа - самодержавие. Нашелся
даже такой сочинитель, который упрекает царя за то, что он слишком мягко
отозвался на неслыханную дерзость людей, решившихся намекнуть н! а то, что
для того, чтобы управлять людьми, надо знать, как они живут и что им нужно;
и что надо было сказать: не "бессмысленные мечтания", а надо было
разразиться громом на тех, которые посмели посягнуть на самодержавие -
святыню русского народа.
В газетах иностранных ('"Times", "Daily News" и др.) были статьи о том, что
для всякого другого народа, кроме русского, такая речь государя была бы
оскорбительна, но нам, англичанам, судить об этом с своей точки зрения
нельзя: русские любят это и им нужно это.
Прошло 4 месяца, и в известных, так называемых высших кругах русского
общества установилось мнение, что молодой царь поступил прекрасно, так, как
должно было поступить. "Молодец Ники, - говорят про него его бесчисленные
кузены, - молодец Ники, так их и надо".
И течение жизни и управление пошло не только по-старому, но хуже, чем
по-старому; те же ссылки без суда; те же отнятия детей у родителей; те же
виселицы, каторги, казни; та же нелепая до комизма цензура, запрещающая
все, что вздумается цензору или его начальнику; те же одурение и
развращение народа.
Положение дел ведь такое: существует огромное государство с населением
свыше 100 миллионов людей, и государство это управляемо одним человеком. И
человек этот назначается случайно, не то что избирается из самых лучших и
опытных людей наиболее опытный и способный управлять, а назначается тот,
который прежде родился того человека, который прежде управлял государством.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177