Это – плоды его деяний, именно его, а не Рима! – Он сделал паузу. – Теперь, когда это все произошло, чтобы отправиться на римский форум, мне нужна компания. И если здесь найдется человек, кому бы хотелось прогуляться со мной в Рим, я был бы очень рад его обществу! Потому что в таком случае, когда я пересеку священную границу города, я буду чувствовать себя уверенно, зная о поддержке за своей спиной. В противном случае я могу разделить судьбу сына второго консула – Квинта Помпея Руфа.
Разумеется, все они решили отправиться с ним.
– Но солдатские трибуны не хотят идти с тобой, – говорил позднее Лукулл Сулле, когда они находились в его палатке. – Они недостаточно сообразительны, чтобы встретиться с тобой лично, а потому послали меня, чтобы я говорил от их имени. Так вот, они утверждают, что не могут мириться с походом армии на Рим, ввиду того, что Рим не имеет защиты – ведь только италийские армии принадлежат Риму. За единственным исключением той армии, которая должна была бы с триумфом пройти по Риму, ни одна римская армия никогда не располагалась в окрестностях города. Таким образом, говорят они, ты собираешься вести армию походом на свою родину, а твоя родина не имеет армии, чтобы отбросить тебя. Они осуждают твои действия и будут пытаться отговорить твои войска сопровождать тебя.
– Желаю им успеха, – проговорил Сулла, намереваясь уйти. – Они могут оставаться здесь и оплакивать то прискорбное обстоятельство, что армия марширует на беззащитный Рим. Однако я, пожалуй, лучше запру их – и только для того, чтобы обеспечить их собственную безопасность. – Он остановил свой взгляд на Лукулле. – Ну а что ты, Луций Лициний? Ты идешь со мной?
– Да, Луций Корнелий, до самого конца. Народ узурпировал права и обязанности сената. Таким образом, Рима наших предков больше не существует. И потому я не вижу никакого преступления в походе на тот Рим, который я не хотел бы оставлять в наследство своим нерожденным сыновьям.
– Прекрасно сказано, – Сулла перепоясался мечом и одел головной убор. – Тогда пойдем делать историю.
Лукулл замешкался.
– Ты прав! – вздохнул он. – Это и есть творение истории. Ни одна римская армия никогда не шла походом на Рим.
– Ни одна римская армия никогда не была вынуждена делать это, – отозвался Сулла.
Пять римских легионов отправились по Латинской дороге на Рим, возглавляемые Суллой и его легатом, которые ехали верхом, и замыкаемые повозкой, запряженной мулами – на ней лежали тела Калидия и Клавдия. Галопом ускакал курьер, посланный к Квинту Помпею Руфу в Кумы; к тому времени когда Сулла достиг Теана Сидицина, Помпей Руф уже ждал его там.
– Не нравится мне все это! – печально сказал младший консул. – И не может понравиться! Ты маршируешь на Рим, беззащитный город!
– Мы маршируем на Рим, – спокойно поправил его Сулла, – не беспокойся, Квинт Помпей. Нет никакой необходимости вторгаться в беззащитный город, и ты это знаешь. Я просто веду свою армию этим путем за компанию. И никогда еще не была так усилена дисциплина – у меня есть свыше двухсот пятидесяти центурионов – и этого достаточно, чтобы ни одна репа не была украдена с поля. Люди имеют полный месячный паек, и они все понимают.
– Нам не нужна целая армия за компанию.
– Ну почему же? Что такое два консула без соответствующего эскорта?
– У нас есть наши ликторы.
– Кстати, весьма любопытная вещь. Ликторы согласились идти с нами, в то время как солдатские трибуны решили этого не делать. Очевидно, официальное избрание сильно влияет на отношение человека к тому, кто и зачем идет в Рим.
– Ну почему они так счастливы? – вскричал Помпей Руф в отчаянии.
– Совершенно не представляю, – отозвался Сулла, скрывая свое раздражение за удивленным видом. Надо было успокоить его сентиментального и сомневающегося коллегу. – Если я почему-либо счастлив, так это потому, что с меня хватит идиотизма тех людей, которые возомнили, что они лучше, чем mos maiorum, и хотят разрушить то, что наши предки строили так бережно и терпеливо. Все, чего хочу, – так этого того Рима, каким сам Рим решил быть. Опекаемым и ведомым сенатом, как главой всех властей. Местом, где человек, который бы решил избрать себе поприще как трибун плебса, работал бы как запряженный, а не позволял себе впадать в бешенство. Настало время, Квинт Помпей, когда уже невозможно просто стоять и наблюдать за тем, как другие люди разрушают Рим. Такие, как Сатурнин или Сульпиций, но в значительной степени такие, как Гай Марий.
– Но Гай Марий будет сражаться, – скорбно заметил Помпей Руф.
– Сражаться чем? Нет ни одного легиона, который бы находился ближе к Риму, чем Альба Фуцения. О, я понимаю, что Гай Марий попытается вызвать Цинну. Но два обстоятельства помешают этому. Во-первых, большинство в Риме, естественно, сомневается в искренности моих намерений довести мою армию до города – это кажется всего лишь хитростью, и никто не верит, что я намерен идти до конца, каким бы горьким он ни оказался. Во-вторых, Гай Марий – частное лицо. У него нет ни должности, ни полномочий. Если он вызовет Цинну с войсками, это будет выглядеть как просьба друга, а не приказ консула или проконсула. И я очень сомневаюсь, что Сульпиций смирится с такими действиями Гая Мария, потому что Сульпиций один из тех, кто принимает мою акцию за уловку.
Младший консул пристально и с испугом взглянул на своего старшего коллегу. Из его слов он понял, что Сулла с самого начала имел намерение овладеть Римом.
Дважды на своем пути – однажды в Аквине, другой раз в Ферентине армия Суллы встречалась с посланниками; известия о том, что Сулла марширует на Рим, должно быть, летели, словно птицы. И дважды эти посланники приказывали Сулле сложить с себя командование во имя римского народа и отослать легионы обратно в Капую. И каждый раз Сулла отказывался, хотя во второй раз добавил:
– Скажите Гаю Марию, Публию Сульпицию и тем, кто еще остался в сенате, что я хочу встретиться с ними в лагере Марция.
Посланники не только не поверили в это предложение, но и не поняли, для чего Сулла его сделал.
Затем, в Тускулане, Сулла нашел городского претора Марка Юния Брута, который поджидал его на Латинской дороге вместе с другим претором, чтобы обеспечить моральную поддержку. Двенадцать их ликторов – по шесть на каждого – толпились вдоль дороги, пытаясь скрыть тот факт, что фасции, которые они несли, содержали секиры.
– Луций Корнелий Сулла, я послан сенатом и народом Рима, чтобы запретить твоей армии приблизиться к Риму еще хотя бы на шаг, – заявил Брут. – Твои легионы вооружены не по дороге к триумфу. Я запрещаю им следовать дальше.
Сулла не проронил ни слова и с каменным лицом вновь сел на мула. Преторы были грубо вытолканы с дороги, прямо в толпу своих испуганных ликторов, – и марш на Рим продолжался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165
Разумеется, все они решили отправиться с ним.
– Но солдатские трибуны не хотят идти с тобой, – говорил позднее Лукулл Сулле, когда они находились в его палатке. – Они недостаточно сообразительны, чтобы встретиться с тобой лично, а потому послали меня, чтобы я говорил от их имени. Так вот, они утверждают, что не могут мириться с походом армии на Рим, ввиду того, что Рим не имеет защиты – ведь только италийские армии принадлежат Риму. За единственным исключением той армии, которая должна была бы с триумфом пройти по Риму, ни одна римская армия никогда не располагалась в окрестностях города. Таким образом, говорят они, ты собираешься вести армию походом на свою родину, а твоя родина не имеет армии, чтобы отбросить тебя. Они осуждают твои действия и будут пытаться отговорить твои войска сопровождать тебя.
– Желаю им успеха, – проговорил Сулла, намереваясь уйти. – Они могут оставаться здесь и оплакивать то прискорбное обстоятельство, что армия марширует на беззащитный Рим. Однако я, пожалуй, лучше запру их – и только для того, чтобы обеспечить их собственную безопасность. – Он остановил свой взгляд на Лукулле. – Ну а что ты, Луций Лициний? Ты идешь со мной?
– Да, Луций Корнелий, до самого конца. Народ узурпировал права и обязанности сената. Таким образом, Рима наших предков больше не существует. И потому я не вижу никакого преступления в походе на тот Рим, который я не хотел бы оставлять в наследство своим нерожденным сыновьям.
– Прекрасно сказано, – Сулла перепоясался мечом и одел головной убор. – Тогда пойдем делать историю.
Лукулл замешкался.
– Ты прав! – вздохнул он. – Это и есть творение истории. Ни одна римская армия никогда не шла походом на Рим.
– Ни одна римская армия никогда не была вынуждена делать это, – отозвался Сулла.
Пять римских легионов отправились по Латинской дороге на Рим, возглавляемые Суллой и его легатом, которые ехали верхом, и замыкаемые повозкой, запряженной мулами – на ней лежали тела Калидия и Клавдия. Галопом ускакал курьер, посланный к Квинту Помпею Руфу в Кумы; к тому времени когда Сулла достиг Теана Сидицина, Помпей Руф уже ждал его там.
– Не нравится мне все это! – печально сказал младший консул. – И не может понравиться! Ты маршируешь на Рим, беззащитный город!
– Мы маршируем на Рим, – спокойно поправил его Сулла, – не беспокойся, Квинт Помпей. Нет никакой необходимости вторгаться в беззащитный город, и ты это знаешь. Я просто веду свою армию этим путем за компанию. И никогда еще не была так усилена дисциплина – у меня есть свыше двухсот пятидесяти центурионов – и этого достаточно, чтобы ни одна репа не была украдена с поля. Люди имеют полный месячный паек, и они все понимают.
– Нам не нужна целая армия за компанию.
– Ну почему же? Что такое два консула без соответствующего эскорта?
– У нас есть наши ликторы.
– Кстати, весьма любопытная вещь. Ликторы согласились идти с нами, в то время как солдатские трибуны решили этого не делать. Очевидно, официальное избрание сильно влияет на отношение человека к тому, кто и зачем идет в Рим.
– Ну почему они так счастливы? – вскричал Помпей Руф в отчаянии.
– Совершенно не представляю, – отозвался Сулла, скрывая свое раздражение за удивленным видом. Надо было успокоить его сентиментального и сомневающегося коллегу. – Если я почему-либо счастлив, так это потому, что с меня хватит идиотизма тех людей, которые возомнили, что они лучше, чем mos maiorum, и хотят разрушить то, что наши предки строили так бережно и терпеливо. Все, чего хочу, – так этого того Рима, каким сам Рим решил быть. Опекаемым и ведомым сенатом, как главой всех властей. Местом, где человек, который бы решил избрать себе поприще как трибун плебса, работал бы как запряженный, а не позволял себе впадать в бешенство. Настало время, Квинт Помпей, когда уже невозможно просто стоять и наблюдать за тем, как другие люди разрушают Рим. Такие, как Сатурнин или Сульпиций, но в значительной степени такие, как Гай Марий.
– Но Гай Марий будет сражаться, – скорбно заметил Помпей Руф.
– Сражаться чем? Нет ни одного легиона, который бы находился ближе к Риму, чем Альба Фуцения. О, я понимаю, что Гай Марий попытается вызвать Цинну. Но два обстоятельства помешают этому. Во-первых, большинство в Риме, естественно, сомневается в искренности моих намерений довести мою армию до города – это кажется всего лишь хитростью, и никто не верит, что я намерен идти до конца, каким бы горьким он ни оказался. Во-вторых, Гай Марий – частное лицо. У него нет ни должности, ни полномочий. Если он вызовет Цинну с войсками, это будет выглядеть как просьба друга, а не приказ консула или проконсула. И я очень сомневаюсь, что Сульпиций смирится с такими действиями Гая Мария, потому что Сульпиций один из тех, кто принимает мою акцию за уловку.
Младший консул пристально и с испугом взглянул на своего старшего коллегу. Из его слов он понял, что Сулла с самого начала имел намерение овладеть Римом.
Дважды на своем пути – однажды в Аквине, другой раз в Ферентине армия Суллы встречалась с посланниками; известия о том, что Сулла марширует на Рим, должно быть, летели, словно птицы. И дважды эти посланники приказывали Сулле сложить с себя командование во имя римского народа и отослать легионы обратно в Капую. И каждый раз Сулла отказывался, хотя во второй раз добавил:
– Скажите Гаю Марию, Публию Сульпицию и тем, кто еще остался в сенате, что я хочу встретиться с ними в лагере Марция.
Посланники не только не поверили в это предложение, но и не поняли, для чего Сулла его сделал.
Затем, в Тускулане, Сулла нашел городского претора Марка Юния Брута, который поджидал его на Латинской дороге вместе с другим претором, чтобы обеспечить моральную поддержку. Двенадцать их ликторов – по шесть на каждого – толпились вдоль дороги, пытаясь скрыть тот факт, что фасции, которые они несли, содержали секиры.
– Луций Корнелий Сулла, я послан сенатом и народом Рима, чтобы запретить твоей армии приблизиться к Риму еще хотя бы на шаг, – заявил Брут. – Твои легионы вооружены не по дороге к триумфу. Я запрещаю им следовать дальше.
Сулла не проронил ни слова и с каменным лицом вновь сел на мула. Преторы были грубо вытолканы с дороги, прямо в толпу своих испуганных ликторов, – и марш на Рим продолжался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165