«Что я должен сделать, чтобы убедить этого старого упрямого осла, что он имеет дело с равным себе?» – кричал про себя Сулла, внешне не выдавая своих чувств. Он ощущал, как шевелятся его волосы, и смотрел на юного Цезаря, читая в его глазах понимание своего невысказанного вопроса.
– О чем ты думаешь, юный Цезарь? – спросил Сулла.
– Я восхищен, Луций Корнелий.
– Простоватый ответ.
– Зато искренний.
– Пойдем, молодой человек, я провожу тебя домой.
Сначала они шли молча, Сулла в своей совершенно белой кандидатской тоге, мальчик в своей детской тоге с пурпурной каймой с амулетом – bulla – на ремешке, надетом на шею для предохранения от зла. Сначала Сулла думал, что все кивки и улыбки встречных предназначены ему, столь знаменитым он сделался, пока вдруг не осознал, что многие из этих приветствий относятся на самом деле к мальчику.
– Откуда здесь все знают тебя, юный Цезарь?
– Это лишь отражение славы, Луций Корнелий. Я же повсюду хожу с Гаем Марием, ты знаешь. Здесь, вблизи форума, я просто мальчик Гая Мария. Но как только мы войдем в Субуру, там меня знают самого.
– Твой отец дома?
– Нет, он все еще под Аскулом вместе с Публием Сульпицием и Гаем Бебием, – ответил мальчик.
– Теперь он скоро будет дома. Эта армия уже отправилась.
– Да, я думаю, скоро.
– С радостью ждешь встречи с отцом?
– Конечно, – просто ответил юный Цезарь.
– Ты помнишь своего двоюродного брата, моего сына? Лицо мальчика осветилось; теперь энтузиазм был неподдельным:
– Как я могу забыть его? Он был такой милый! Когда он умер, я написал о нем стихотворение.
– Что ты сказал? Ты можешь прочитать его мне? Молодой Цезарь покачал головой:
– Мне было нехорошо в те дни, и я не стану читать стихи, если ты не возражаешь. Когда-нибудь я напишу о нем получше, и тогда сделаю копию для тебя.
Глупо было бередить старую рану, Сулла находил это неудобным в беседе с одиннадцатилетним мальчиком! Он замолчал, сдерживая слезы.
Аврелия, как всегда, занималась делами за своим столом, но сразу же вышла, как только Евтихий сказал ей, кто привел ее сына домой. Когда они расположились в комнате для приема гостей, юный Цезарь остался вместе с ними, внимательно приглядываясь к матери. «Что ему еще втемяшилось? – подумал Сулла, раздраженный тем, что присутствие мальчика не позволяло ему спросить Аврелию о важных для него вещах. К счастью, она заметила его недовольство и скоро отослала сына, который покинул их с неохотой.
– Что с ним? – спросил Сулла.
– Я подозреваю, Гай Марий сказал что-нибудь такое, чтобы вызвать у Гая Юлия ошибочную мысль по поводу моей дружбы с тобой, Луций Корнелий, – спокойно сказала Аврелия.
– О, боги! – старый негодяй! Как он смел! Прекрасная Аврелия весело рассмеялась:
– Время, когда меня могли беспокоить такие вещи, прошло, – ответила она. – Я знаю наверняка, что когда мой дядя Публий Рутилий написал Гаю Марию из Малой Азии и сообщил, что его племянница развелась со своим мужем после рождения рыжеволосого сына, Юлия и Гай Марий пришли к заключению, что эта племянница я, а ребенок от тебя.
Теперь уже рассмеялся Сулла:
– Неужели они так мало тебя знают? Твои укрепления труднее преодолеть, чем стены Нолы.
– Это верно. И ты сам имел случай убедиться.
– Я мужчина, такой же, как всякий другой.
– Не скажи. Тебе бы следовало привязать пучок сена к этому рогу.
Подслушивая из своего укромного места над фальшивым подвесным потолком кабинета, юный Цезарь испытал огромное облегчение – его мать, несмотря ни на что была добродетельной женщиной. Но затем эта мысль была изгнана из его сознания другой, с которой труднее было справиться – почему она никогда не показывала ему этой стороны своей жизни? Она сидела там, смеясь – отдыхая – увлекшись определенным видом поддразнивания, которое он, будучи достаточно взрослым, мог определить, как житейские разговоры взрослых людей. И ей нравился этот отталкивающий человек! Она говорила ему такие вещи, которые свидетельствовали о старой и прочной дружбе. Возможно она и не была любовницей Суллы, но между ними существовала тесная связь, которой не было между нею и ее мужем, его отцом. Раздраженно смахивая слезы, юный Цезарь лежал, вытянувшись, в своем укрытии и заставлял свой разум быть беспристрастным, чего ему удавалось достигать, если он очень сильно старался. «Забудь, что это твоя мать, Гай Юлий Цезарь Младший! Забудь о том отвращении, которое у тебя вызывает ее друг Сулла! Слушай их и учись.»
– Ты очень скоро будешь консулом, – сказала Аврелия.
– В пятьдесят два года. Позже, чем Гай Марий.
– И уже стал дедушкой! Ты видел дитя?
– О, прошу тебя, Аврелия! Рано или поздно я, наверное, пойду в дом Квинта Помпея, взяв Элию под руку, буду на обеде и пощекочу ребенка под подбородком. Но почему меня должно интересовать рождение дочери у моей дочери, тогда как я жду момента, когда смогу наконец взглянуть на мальчишку?
– Маленькая Помпея совершенная красавица.
– Тогда она может вызвать такие же ужасные бедствия, как Елена Троянская!
– Не говори так. Я всегда считала, что бедная Елена прожила в высшей степени несчастную жизнь. Движимое имущество. Игрушка для постели, – решительно заявила Аврелия.
– Женщины и есть движимое имущество, – улыбнулся Сулла.
– Я – нет! У меня есть своя собственность и свои дела. Сулла сменил тон:
– Осада Аскула окончена. На днях Гай Юлий прибудет домой. И что тогда будут значить эти храбрые речи?
– Не надо, Луций Корнелий! Хотя я его очень люблю, я с ужасом жду момента, когда он войдет в дверь. Он отыщет упущения во всем, начиная с детей и кончая моей ролью хозяйки, и я буду отчаянно пытаться угодить ему до тех пор, пока он не отдаст какое-нибудь распоряжение, которое я не смогу поддержать!
– И тогда, моя бедная Аврелия, ты скажешь ему, что он неправ, и начнутся неприятности, – мягко проговорил Сулла.
– А ты женился бы на мне? – свирепо спросила она.
– Только если бы ты была последней женщиной, оставшейся в живых, Аврелия.
– Однако Гай Юлий женился на мне.
– Ну, этого я никак не пойму.
– О, прекрати, ты становишься дерзким! – остановила она его.
– Тогда переменим тему, – попросил Сулла и отклонился назад, опершись на обе руки. – Как поживает вдова Скавра?
Ее фиолетовые глаза блеснули:
– Ecastor! Все еще интересуешься?
– Определенно.
– Полагаю, что она находится под опекой относительно молодого человека – брата Ливия Друза, Мамерка Эмилия Лепида Ливиана.
– Я знаю его. Он помогает Квинту Лутацию в Капуе, но он сражался и в Геркулануме вместе с Титом Дидием и пошел в Луканию с Габиниями. Он из крепких парней, из тех, кого все считают солью земли, – Сулла сел, неожиданно став похожим на кота, завидевшего жертву. – Так вот откуда дует ветер?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165
– О чем ты думаешь, юный Цезарь? – спросил Сулла.
– Я восхищен, Луций Корнелий.
– Простоватый ответ.
– Зато искренний.
– Пойдем, молодой человек, я провожу тебя домой.
Сначала они шли молча, Сулла в своей совершенно белой кандидатской тоге, мальчик в своей детской тоге с пурпурной каймой с амулетом – bulla – на ремешке, надетом на шею для предохранения от зла. Сначала Сулла думал, что все кивки и улыбки встречных предназначены ему, столь знаменитым он сделался, пока вдруг не осознал, что многие из этих приветствий относятся на самом деле к мальчику.
– Откуда здесь все знают тебя, юный Цезарь?
– Это лишь отражение славы, Луций Корнелий. Я же повсюду хожу с Гаем Марием, ты знаешь. Здесь, вблизи форума, я просто мальчик Гая Мария. Но как только мы войдем в Субуру, там меня знают самого.
– Твой отец дома?
– Нет, он все еще под Аскулом вместе с Публием Сульпицием и Гаем Бебием, – ответил мальчик.
– Теперь он скоро будет дома. Эта армия уже отправилась.
– Да, я думаю, скоро.
– С радостью ждешь встречи с отцом?
– Конечно, – просто ответил юный Цезарь.
– Ты помнишь своего двоюродного брата, моего сына? Лицо мальчика осветилось; теперь энтузиазм был неподдельным:
– Как я могу забыть его? Он был такой милый! Когда он умер, я написал о нем стихотворение.
– Что ты сказал? Ты можешь прочитать его мне? Молодой Цезарь покачал головой:
– Мне было нехорошо в те дни, и я не стану читать стихи, если ты не возражаешь. Когда-нибудь я напишу о нем получше, и тогда сделаю копию для тебя.
Глупо было бередить старую рану, Сулла находил это неудобным в беседе с одиннадцатилетним мальчиком! Он замолчал, сдерживая слезы.
Аврелия, как всегда, занималась делами за своим столом, но сразу же вышла, как только Евтихий сказал ей, кто привел ее сына домой. Когда они расположились в комнате для приема гостей, юный Цезарь остался вместе с ними, внимательно приглядываясь к матери. «Что ему еще втемяшилось? – подумал Сулла, раздраженный тем, что присутствие мальчика не позволяло ему спросить Аврелию о важных для него вещах. К счастью, она заметила его недовольство и скоро отослала сына, который покинул их с неохотой.
– Что с ним? – спросил Сулла.
– Я подозреваю, Гай Марий сказал что-нибудь такое, чтобы вызвать у Гая Юлия ошибочную мысль по поводу моей дружбы с тобой, Луций Корнелий, – спокойно сказала Аврелия.
– О, боги! – старый негодяй! Как он смел! Прекрасная Аврелия весело рассмеялась:
– Время, когда меня могли беспокоить такие вещи, прошло, – ответила она. – Я знаю наверняка, что когда мой дядя Публий Рутилий написал Гаю Марию из Малой Азии и сообщил, что его племянница развелась со своим мужем после рождения рыжеволосого сына, Юлия и Гай Марий пришли к заключению, что эта племянница я, а ребенок от тебя.
Теперь уже рассмеялся Сулла:
– Неужели они так мало тебя знают? Твои укрепления труднее преодолеть, чем стены Нолы.
– Это верно. И ты сам имел случай убедиться.
– Я мужчина, такой же, как всякий другой.
– Не скажи. Тебе бы следовало привязать пучок сена к этому рогу.
Подслушивая из своего укромного места над фальшивым подвесным потолком кабинета, юный Цезарь испытал огромное облегчение – его мать, несмотря ни на что была добродетельной женщиной. Но затем эта мысль была изгнана из его сознания другой, с которой труднее было справиться – почему она никогда не показывала ему этой стороны своей жизни? Она сидела там, смеясь – отдыхая – увлекшись определенным видом поддразнивания, которое он, будучи достаточно взрослым, мог определить, как житейские разговоры взрослых людей. И ей нравился этот отталкивающий человек! Она говорила ему такие вещи, которые свидетельствовали о старой и прочной дружбе. Возможно она и не была любовницей Суллы, но между ними существовала тесная связь, которой не было между нею и ее мужем, его отцом. Раздраженно смахивая слезы, юный Цезарь лежал, вытянувшись, в своем укрытии и заставлял свой разум быть беспристрастным, чего ему удавалось достигать, если он очень сильно старался. «Забудь, что это твоя мать, Гай Юлий Цезарь Младший! Забудь о том отвращении, которое у тебя вызывает ее друг Сулла! Слушай их и учись.»
– Ты очень скоро будешь консулом, – сказала Аврелия.
– В пятьдесят два года. Позже, чем Гай Марий.
– И уже стал дедушкой! Ты видел дитя?
– О, прошу тебя, Аврелия! Рано или поздно я, наверное, пойду в дом Квинта Помпея, взяв Элию под руку, буду на обеде и пощекочу ребенка под подбородком. Но почему меня должно интересовать рождение дочери у моей дочери, тогда как я жду момента, когда смогу наконец взглянуть на мальчишку?
– Маленькая Помпея совершенная красавица.
– Тогда она может вызвать такие же ужасные бедствия, как Елена Троянская!
– Не говори так. Я всегда считала, что бедная Елена прожила в высшей степени несчастную жизнь. Движимое имущество. Игрушка для постели, – решительно заявила Аврелия.
– Женщины и есть движимое имущество, – улыбнулся Сулла.
– Я – нет! У меня есть своя собственность и свои дела. Сулла сменил тон:
– Осада Аскула окончена. На днях Гай Юлий прибудет домой. И что тогда будут значить эти храбрые речи?
– Не надо, Луций Корнелий! Хотя я его очень люблю, я с ужасом жду момента, когда он войдет в дверь. Он отыщет упущения во всем, начиная с детей и кончая моей ролью хозяйки, и я буду отчаянно пытаться угодить ему до тех пор, пока он не отдаст какое-нибудь распоряжение, которое я не смогу поддержать!
– И тогда, моя бедная Аврелия, ты скажешь ему, что он неправ, и начнутся неприятности, – мягко проговорил Сулла.
– А ты женился бы на мне? – свирепо спросила она.
– Только если бы ты была последней женщиной, оставшейся в живых, Аврелия.
– Однако Гай Юлий женился на мне.
– Ну, этого я никак не пойму.
– О, прекрати, ты становишься дерзким! – остановила она его.
– Тогда переменим тему, – попросил Сулла и отклонился назад, опершись на обе руки. – Как поживает вдова Скавра?
Ее фиолетовые глаза блеснули:
– Ecastor! Все еще интересуешься?
– Определенно.
– Полагаю, что она находится под опекой относительно молодого человека – брата Ливия Друза, Мамерка Эмилия Лепида Ливиана.
– Я знаю его. Он помогает Квинту Лутацию в Капуе, но он сражался и в Геркулануме вместе с Титом Дидием и пошел в Луканию с Габиниями. Он из крепких парней, из тех, кого все считают солью земли, – Сулла сел, неожиданно став похожим на кота, завидевшего жертву. – Так вот откуда дует ветер?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165