– Он еще дышит, – сказал его приемный племянник Гратидиан.
– Тоже плохо, – отозвался Карбон сквозь зубы.
– Отнесите его домой, – приказал Сулла.
К тому времени рабы из охраны Мария, узнав о его болезни, столпились у подножия трибуны, рыдая и завывая. – Цинна повернулся к собственному главному ликтору:
– Пошли кого-нибудь в лагерь Марция, и вызови ко мне сюда Квинта Сертория, срочно. Можешь рассказать ему, что случилось.
Пока ликторы Мария несли его на носилках в сопровождении все еще завывающей толпы «бардаев», Цинна, Карбон, Марк Гратидиан, Магий, Вергилий и Попиллий Ленас сошли с трибуны к ее подножию и принялись ждать Квинта Сертория. Они сидели на верхнем ярусе комиции, пытаясь прийти в себя после случившегося.
– Я не верю, что он еще жив! – воскликнул Цинна.
– А я думаю, что он поднимется и опять придет сюда, если только кто-нибудь не воткнет добрый римский меч ему под ребро, – заявил Вергилий, хмурясь.
– Что ты собираешься делать, Луций Корнелий? – спросил приемный племянник Мария, который соглашался с каждым предложением, не принимая при этом ни одного из них; таким образом, он предпочитал менять не собственную точку зрения, а предмет обсуждения.
– Пока не знаю, – хмуро и задумчиво произнес Цинна, – вот почему я и послал за Квинтом Серторием. Я ценю его советы.
Серторий явился через час.
– Это лучшее из того, что могло произойти, – сказал он, обращаясь ко всем, но особенно к Марку Гратидиану, – не подозревай в этом никакого предательства, Марк Марий. Ты его приемный родственник, и в твоих жилах течет меньше крови Мариев, чем даже в моих. Но хотя моя мать была из рода Мариев, я могу сказать об этом без страха или чувства вины. Это изгнание сделало его сумасшедшим. И он уже не был тем Гаем Марием, которого мы все знали.
– Что нам следует делать, Квинт Серторий? – спросил Цинна.
– О чем ты? – изумился тот. – Ведь ты – консул, Луций Цинна! Это ты должен отдавать приказания, а не я.
Густо покраснев, Цинна махнул рукой.
– В своих обязанностях консула, Квинт Серторий, я не сомневаюсь, – он щелкнул пальцами. – Я спрашиваю тебя сейчас о том, как нам лучше избавиться от «бардаев».
– А, теперь понимаю, – медленно произнес Серторий. Он все еще носил повязку на левом глазу, но рана уже подсохла, и потому не ощущал особого неудобства.
– Пока «бардаев» не разогнали, Рим все еще принадлежит Марию, – заявил Цинна, – и обстоятельства складываются так, что я очень сомневаюсь в том, что они захотят этого. Они уже вошли во вкус, терроризируя великий город. С какой стати они остановятся, видя состояние Гая Мария?
– Тогда их надо остановить силой, – заявил Серторий, злобно улыбаясь, – я сам их прикончу.
– Прекрасно! – произнес Карбон, выглядевший чрезвычайно довольным. – Я пойду приведу тех людей, что остались по другую сторону реки.
– Нет, нет! – ужаснувшись, вскричал Цинна. – Еще одна битва на улицах Рима? Мы не должны этого допускать после этих шести дней!
– Я знаю, что делать! – заявил Серторий, равнодушный к этим глупым, по его мнению, возражениям. – Луций Цинна, ты должен будешь созвать завтра на рассвете вожаков «бардаев» сюда, к этой трибуне. И скажешь им, что, находясь даже в самом тяжелом положении, Гай Марий подумал о них и дал тебе денег, чтобы заплатить им. Для того чтобы тебе поверили, нужно будет сегодня появиться в доме Гая Мария и оставаться там достаточно долго, чтобы создать впечатление твоей беседы с ним.
– И все же зачем мне идти в его дом? – спросил Цинна, наморщив лоб в раздумье.
– А затем, что «бардаи» проведут весь сегодняшний день и всю ночь у дверей Гая Мария, ожидая новостей.
– Да, пожалуй они так и сделают, – согласился Цинна, – виноват, Квинт Серторий, не подумал хорошенько. Ну и что дальше?
– Скажи вожакам, что ты устраиваешь для всех «бардаев» выплату денег на государственной усадьбе в лагере Марция, во втором часу дня, – оскалился Серторий, – а я их там буду ждать со своими людьми. И вот тогда действительно наступит конец царству террора Гая Мария.
Когда Гая Мария принесли в его дом, Юлия взглянула на него с ужасной печалью и бесконечным состраданием. Он лежал с закрытыми глазами и хрипло дышал.
– Это конец, – сказала она его ликторам, – идите домой, слуги народа. Теперь я о нем позабочусь.
Она выкупала его, сбрила шестидневную щетину, одела в свежую белую тунику – при этом ей помогал Строфант – и, наконец, уложила в постель. Юлия не плакала.
– Пошли за моим сыном и за всей нашей фамилией, – сказала она слуге, – какое-то время он еще протянет, но оправиться от этого удара ему уже не суждено. – И, сидя в кресле рядом с ложем Гая Мария, продолжала отдавать распоряжения Строфанту на фоне этого хрипения и бубнящего, пузырящегося дыхания. Необходимо было приготовить комнаты для гостей, достаточное количество провизии и, вообще, весь дом должен был выглядеть как можно лучше. Кроме того, следует послать за гробовщиком. – Я не знаю ни одного имени! – воскликнула Юлия. – За все то время, что я была женой Гая Мария, в этом доме видели одну-единственную смерть – смерть нашего второго сына, но тогда похоронами занимался отец Цезаря.
– Возможно, что он еще выздоровеет, госпожа, – сказал плачущий слуга, достигший среднего возраста в доме Мария и всю свою сознательную жизнь служивший ему верой и правдой.
– Нет, Строфант, он умрет, – Юлия покачала головой. Ее брат, Гай Юлий Цезарь, его жена Аврелия, их сын, молодой Цезарь, и дочери – Лия и Ю-ю пришли в полдень; молодой Марий смог вернуться домой только глубоко за полночь. Клавдия, вдова другого брата Юлии, решила не ходить, но послала своего молодого сына – Секста Цезаря, который и должен был представлять их ветвь фамилии. Брат Мария Марк умер несколько лет назад, но его приемный сын Гратидиан присутствовал. Были также и Квинт Муций Сцевола, верховный понтифик, вместе со своей второй женой, которую, так же, как и первую, звали Лициния; их дочь, Муция Терция, к тому времени уже находилась в доме Мария.
Вообще, посетителей было достаточно, хотя и не так много, как могло бы быть месяц назад. Катул Цезарь, Луций Цезарь, Антоний Оратор, цензор Красс уже находились в ином мире, где с нетерпением поджидали Гая Мария. Луций Цинна нанес визит несколько раз; в первый раз он мягко извинился за Квинта Сертория:
– Он не может в такой момент оставить свой легион. Юлия проницательно посмотрела на него и сказала только одну фразу:
– Скажи нашему дорогому Квинту Серторию, что я все прекрасно понимаю и соглашаюсь с ним.
«Эта женщина действительно все понимает!» – подумал Цинна. Он простился как можно быстрее, полагая, что пробыл в доме достаточно долго, чтобы создать впечатление о своей беседе с Марием.
Бодрствование продолжалось, и каждый член фамилии поочередно занимал свое место у постели умирающего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165