ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Но суть все схватывали и, в общем, радостно краснели.
Потом они долго гуляли по вечерней аллее, пили у мальчика самодельный кислый квас, смотрели кино «Большой вальс» (век бы смотрели), затем танцы для выздоравливающих. Доктор Рыжиков и его школьный друг переминались в углу, а молодая жена и подружка были нарасхват у лейтенантов. Лейтенанты превосходили друг друга в галантности, только шеи были тонковаты для стоячих воротников гимнастерок.
Танцы кончились, и все разошлись по домам. Ночевать молодой жене пришлось дома под страхом родительской кары, поэтому и доктор Рыжиков поплелся к матери.
Оставался день последний. Вечером поезд доктора Рыжикова уходил в сторону фронта. Школьный друг обегал последние комиссии. Подружка трудилась в горзагсе. С утра зарядил дождь, по улицам растеклись грязи, спасительного гулянья не предвиделось. Пришлось начинать семейную жизнь. Была голубая кровать с никелированными шариками, которая мучительно скрипела, чуть на ней шевельнешься. Были пугливые холодные руки и синие пупырышки на коже. И желание снова вернуться за ту черту, где все так понятно и просто: аллея, танцплощадка, шепот на скамье.
Остаток времени доктор Рыжиков, как более хозяйственный, стирал подружкино постельное белье, а жена-одноклассница с обиженным лицом читала на диване «Анну Каренину». Доктор Рыжиков исподтишка посматривал на нее с состраданием и испугом, мучаясь, все ли сделал как полагается или что-то напутал.
После отпуска и переформировки генерал-майор снова осматривал свое воинство, и когда проходил рядом, доктор Рыжиков почему-то решил доложить:
- Товарищ генерал, ваше приказание выполнено!
Генерал от такой неожиданности даже запнулся в своем ходе вдоль строя. Слыхано ли - приказание выполнено! Он поискал глазами подателя этого дерзкого писка и, конечно, его не узнал. То ли податель в отпуске действительно разъелся, то ли генерал в последнее время слишком много приказывал. Поэтому доктор Рыжиков взялся напомнить:
- Насчет жениться, товарищ генерал!
Комдив уставился в испуганно-счастливое лицо.
- Так… Ну и что?
Взгляд генерала сурово и неподкупно еще что-то требовал.
- Вы приказали, товарищ генерал, я женился…
- Я?! Ну, тогда молодец. Я понял. Молодец. Теперь и умирать не страшно, верно, боец?
- Так точно, никак нет, не страшно! - с энтузиазмом согласился боец, не очень понимая в свою очередь, почему это раньше было страшно, а теперь должно быть не страшно. И почему, собственно, все вокруг хихикают в кулак, комбат исподтишка кажет кулак и лишь один генерал хмуро смотрит сквозь всех как бы в какую-то даль. Как будто и не рад, что его приказы выполняются с полуслова.
Не все из подробностей у него повернулся б язык рассказать жене архитектора Бальчуриса. Но, может, ей интересно было бы знать, что комдив вообще любил поговорить с солдатами. Особенно перед высадкой. Наденет солдатские ватник и шапку, подсядет, заведет компанию… Раз даже старшина попался. Подходит к роте, а там какой-то охламон консервами НЗ обедает. Взрезал банку и как ни в чем не бывало даже других угощает. Старшина по спине его хвать: «Под трибунал захотел?» Он только что на построении запретил прикасаться к сухому пайку. А то сожрут, черти, все до вражеского тыла. «Я вас, таких-сяких, зря двойной порцией каши кормлю?!» А солдат повернулся - старшина чуть не умер. Солдат оказался комдивом.
Теперь-то доктор Рыжиков знал, куда, в какую даль смотрел сквозь него и сквозь строй десантный генерал-майор и почему хмурился, когда все хихикали. Смотрел он сквозь время, а видел впереди еще полвойны. И ничего особо радостного в этой половине для рахитичного молодожена и его юной жены он не видел. Просто ничего.
Почему доктор Рыжиков сейчас захотел рассказать то, о чем никогда не рассказывал? Кто знает… Скорее всего он не решился бы на это, останься здесь еще жена архитектора Бальчуриса. Но когда ушла - тянуло рассказать. Ночь и усталость, внезапное дежурство, похищение больного, вина за давнюю удачу - много чего есть на свете, чтобы поколебать самого стойкого.
С печальным, почти детским вздохом самый стойкий уже был готов принять как неизбежность свой заветный единственный сон про войну. Но святое отношение к дежурству, еще со времен караулов, взяло вверх. Он прошел по постам. Неслышно останавливался возле палат, вслушивался, не тяжко ли кому. Зашел к своим. Привычно открыл форточку, чтобы закрыть на обратном пути, вынул мячик из руки спящего лейтенанта и переложил под подушку, подоткнул одеяло футбольному тренеру, легким движением ладони снял храп бедолаге крановщику.
Обследовав свой коридор и осторожно заглянув в листок с процедурами перед спящей за своим столом дежурной сестрой, он обошел ее и снова двинулся на четвертый этаж, в заповедник. Там, как в другом царстве, прокрался по мягкому импортному ковру между пальмами и пейзажами маслом. Среди многих одинаковых дверей с рельефным матово-зеленым стеклом (а не убого покрашенным масляной краской, как в родной хирургии) он снова нашел ту, возле которой, стоял вечером. Снова прислушался - и снова ничего тревожного. Во сне припадки случаются реже, но он все-таки боялся отойти.
С той ночи, как больного без документов, имени и адреса, но с жуткими эпилептическими судорогами, сняли с проходящего поезда, доктор Рыжиков старался лично его и укладывать спать, и поднимать по утрам, чтобы быть более или менее спокойным за начало и конец дня. Пришлось еще много писать по разным городам, чтобы найти концы и родственников, вытребовать историю, оповестить о нахождении сбежавшего, как оказалось, от своей мнительности бедняги… Единственное, на что доктор Рыжиков не решился, - отправить его обратно на прежнее место. Хотя за одноместную палату для иногороднего больного его довольно-таки грызло экономное начальство. С припадками возился он один, при поддержке и помощи суровой и прямой медицинской монахини Сильвы. Она являлась тут же - с полотенцем, шприцами, резиновыми бубликами. Дверь запиралась изнутри, и пугливые больные менялись в лицах, проходя мимо. На больных плохо действуют даже чужие стуки и стоны.
Откуда взялось, что он еще и Герой Советского Союза, доктор Рыжиков знать не знал. Но сразу все изменилось. И неудобный иногородний мгновенно оказался в лучшей «одиночке» заповедника. Может, это и справедливо, может, только он и оправдывал наличие этого размалеванного коридора… Так что спорить было не с чем.
Доктор Рыжиков и не спорил. Он стоял и прислушивался.
7
Утром можно было подумать, что он с этого места не сходил. Но он побывал у себя, благополучно сдал дежурство и даже получил какую-то бумажку, в которую сейчас и вчитывался, прежде чем открыть дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106