Чтобы не прогнали, стал с озабоченным видом извлекать из трепаного портфельчика чернильницу, книжки, тетрадки.
- Спасу нет на ирода! - оправдывалась мать, пока доктор Петрович оглядывался. - На школьном чердаке пожар зажег! Дохлую кошку учителю в портфель сунул!
- Это не я! - соригинальничал от из своего угла.
- Морда ты шкодная, морда шкодная! - метнулась к нему мать с чем-то кухонно-деревянным в руке, от чего сын юркнул под стол. - Пусть лучше в колонию заберут, пусть сам горя хлебнет, узнает, почем добро стоит! Ведь сыт, одет, обут! Чего еще дураку надо? Сколько прошу: Женька, Женечка!
Женька из-под стола метнул в доктора Рыжикова умоляющий взгляд: неужели продашь? Доктор Рыжиков подал ему чуть заметный знак рукой: не дрейфь!
В ответ не его уговоры, что ничего такого не случилось, она все же заплакала, ушла на кухню, высморкалась там под краном, умылась, вернулась с покрасневшими глазами, заглянула в буфетное зеркало, нервно засмеялась, взяла губную помаду. Тогда по какому вопросу?
Доктор Рыжиков уже понял, что она срывается без всякого предохранителя. Но даже не это остановило его от рокового вопроса. Обвинить при мальчишке его мать в лживости - это уже надо и самому быть конченым садистом. Вот именно, врачом-палачом. А что тогда придумать? Он неловко топтался у порога.
С довоенных времен доктор Рыжиков врал туго, если дело не касалось прямой врачебной тайны. Прийти-то сюда ему действительно нужна какая-то причина, а не откуда ни возьмись. Он даже испугался, что она вспомнит его по суду и уличит в сообщничестве с подсудимым, но ее память была, видно также ослаблена, как и нервы. Не имея на то никаких полномочий и прав, он пробормотал что-то насчет родительского комитета, который проверяет гигиенические домашние условия учеников (даже неизвестно, какой школы). Уши у него горели под серым беретом как фонари.
Услышав про родительский комитет, Женькина мать всячески засуетилась вокруг Женькиного стола и Женькиного рабочего места. Начала переставлять дешевые вазочки и статуэтки на буфете, придавая комнате больше уюта. «А что домашние условия? Домашние условия как у людей», - приговаривала она ревниво, отводя невысказанный упрек в недостаточном старании создать эти самые условия.
Женька уже вылез из-под стола и сел у окна, сурово выпрямившись и даже несколько закостенев. Похоже, он не ждал от этой темы ничего хорошего.
- А вы кем работаете? - осторожно спросил доктор Рыжиков.
- Посудомойкой в «Юности», - резко ответила она, понимая, что посудомойка - не кандидат искусствоведения. - Кем же еще? Вот руки, видите, до мяса разъедает. От химии с горчицей. Одно благо, что через день. Не знаю, сколько еще выдержу. Обещают в разделочную перевести… - Она значительно поджала губы, давая знать, что тоже кой-чего стоит. И показала руки, изъеденные горчицей и химией.
- А сколько зарабатываете? - Доктор Рыжиков решил, что родительский комитет так родительский комитет.
- Семьдесят пять новыми оклад, - села она, показав все, необходимое для домашних условий. - И ноги преют в резине. У нас у всех, девушек-мойщиц, даром потом ревматизмы? Кто в зале и в кухне, совесть совсем забыли. Работа чистая, на людях, крахмальные фартуки, чепчики… В день по тридцатке можно хапнуть. Без мяса настоящего, а не каких-то там костей, со смены не уходят. А нам, мойщицам, если раз в год курочку дохлую дадут или гнилых мандаринов, так потом год попрекают…
Женька Рязанцев сопел от стыда. Он стиснул зубы. Нет бы сидела молчала. Мало, что суется со своими руками, так еще и с ворованными курами. Только и разговоров, кто да что спер из ресторана. Болтайте при своих, а при человеке зачем?
- Ну хорошо, - пришел ему на помощь доктор Рыжиков. - Понятно. А на учебники хватает? На тетрадки?
- А нам бесплатно выдают, - похвасталась она. - И половинное питание. Как малообеспеченным. Если бы хоть алименты шли, а то как гавкнулся четыре года, так ни слуху ни духу… Может, бабу нашел, живет как у бога за пазухой… Лучше бы сразу под поезд, чтоб пополам переехало…
И снова перешла от слов к слезам.
Женька содрогнулся от алиментов, как от ожога. Он ненавидел это унизительное слово. Пора было кончать его мучения. Но доктор Рыжиков не знал, с какого бока. «Если бы кто-то отказался от своих показаний… - преследовал его голос одного криминалистического чина. - Это можно было бы рассматривать как вновь открывшееся обстоятельство…» Если так можно выразиться на их крючкотворской тарабарщине. «Если бы кто-то…» Женькина мать этот «кто-то» и есть. Та самая соседка Чикиных, которая все видела и слышала. Что в таких случаях говорят, доктор Рыжиков просто не знал. «Правду вы сказали или нет?» Да ему просто в рожу плюнут после таких слов. Потому что про себя каждый точно знает, что он-то говорит самую правду.
Он потоптался у порога. Может с Женькой нужно позаниматься, подтянуть предметы, посодействовать в чем?
- Уж вы посодействуйте! - обрадовалась мать. - Уж вы возьмитесь за него! Человек-то порядочный, сразу видно. Может, вам курочку импортную для семьи надо или помидор банку болгарских?
34
- Но самое поразительное, что нас с вами просто не существует, - сказал присутствующим доктор Рыжиков.
Присутствующие осмотрели друг друга. Сулейман, Сильва Сидоровна, рыжая кошка Лариска, доктор Коля Козлов, преданно глядящий Чикин. Каждый был вполне видимым.
- Ремонт-то здесь должен начаться только будущей весной. А наше скудное оборудование дадут в третьем квартале. Или в четвертом. Еще не решили. Мы с вами стоим в безглазой развалине без пола и без стен, где свистит холодный осенний ветер…
- Привидения в замке Лукича, - четко сформулировал Коля Козлов. - Вообще-то обмыть надо. А то с покойника начнете.
- Типун тебе на язык, тьфу! - вырвалось у Сильвы Сидоровны.
- Вот это и есть подпольное предприятие, - мягко сказал Сулейман. - А вы спрашивали, откуда они все берут. Теперь у вас будут спрашивать. То есть у нас…
- А мы свои фонды получим и вернем долги, - пообещал доктор Рыжиков. - Больному Самсонову сообща печку отремонтируем, забор восстановим…
- По мордам мы получим, если не обмоем, - убежденно сказал доктор Коля.
Сильва Сидоровна бросила на него один из самых своих свирепых взглядов.
- Вот свой и приноси! - огрызнулась она в дурном предчувствии траты сокровенного спирта.
- А у вас в Баку, как там, - с интересом посмотрела рыжая Лариска на Сулеймана, - насчет подпольных сумочек - водятся?
- Не смотрите на него так огненно, Лариса, - предупредил доктор Рыжиков. - Он скромный честный труженик и с мафией не связан. Примерный семьянин.
- Да не нужен он мне, - тряхнула она рыжими кудрями. - У меня муж пока дома… Мне сумочка нужна. Из крокодиловой кожи.
- Пожалейте крокодилов, Лариса, - заступнически вздохнул доктор Рыжиков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
- Спасу нет на ирода! - оправдывалась мать, пока доктор Петрович оглядывался. - На школьном чердаке пожар зажег! Дохлую кошку учителю в портфель сунул!
- Это не я! - соригинальничал от из своего угла.
- Морда ты шкодная, морда шкодная! - метнулась к нему мать с чем-то кухонно-деревянным в руке, от чего сын юркнул под стол. - Пусть лучше в колонию заберут, пусть сам горя хлебнет, узнает, почем добро стоит! Ведь сыт, одет, обут! Чего еще дураку надо? Сколько прошу: Женька, Женечка!
Женька из-под стола метнул в доктора Рыжикова умоляющий взгляд: неужели продашь? Доктор Рыжиков подал ему чуть заметный знак рукой: не дрейфь!
В ответ не его уговоры, что ничего такого не случилось, она все же заплакала, ушла на кухню, высморкалась там под краном, умылась, вернулась с покрасневшими глазами, заглянула в буфетное зеркало, нервно засмеялась, взяла губную помаду. Тогда по какому вопросу?
Доктор Рыжиков уже понял, что она срывается без всякого предохранителя. Но даже не это остановило его от рокового вопроса. Обвинить при мальчишке его мать в лживости - это уже надо и самому быть конченым садистом. Вот именно, врачом-палачом. А что тогда придумать? Он неловко топтался у порога.
С довоенных времен доктор Рыжиков врал туго, если дело не касалось прямой врачебной тайны. Прийти-то сюда ему действительно нужна какая-то причина, а не откуда ни возьмись. Он даже испугался, что она вспомнит его по суду и уличит в сообщничестве с подсудимым, но ее память была, видно также ослаблена, как и нервы. Не имея на то никаких полномочий и прав, он пробормотал что-то насчет родительского комитета, который проверяет гигиенические домашние условия учеников (даже неизвестно, какой школы). Уши у него горели под серым беретом как фонари.
Услышав про родительский комитет, Женькина мать всячески засуетилась вокруг Женькиного стола и Женькиного рабочего места. Начала переставлять дешевые вазочки и статуэтки на буфете, придавая комнате больше уюта. «А что домашние условия? Домашние условия как у людей», - приговаривала она ревниво, отводя невысказанный упрек в недостаточном старании создать эти самые условия.
Женька уже вылез из-под стола и сел у окна, сурово выпрямившись и даже несколько закостенев. Похоже, он не ждал от этой темы ничего хорошего.
- А вы кем работаете? - осторожно спросил доктор Рыжиков.
- Посудомойкой в «Юности», - резко ответила она, понимая, что посудомойка - не кандидат искусствоведения. - Кем же еще? Вот руки, видите, до мяса разъедает. От химии с горчицей. Одно благо, что через день. Не знаю, сколько еще выдержу. Обещают в разделочную перевести… - Она значительно поджала губы, давая знать, что тоже кой-чего стоит. И показала руки, изъеденные горчицей и химией.
- А сколько зарабатываете? - Доктор Рыжиков решил, что родительский комитет так родительский комитет.
- Семьдесят пять новыми оклад, - села она, показав все, необходимое для домашних условий. - И ноги преют в резине. У нас у всех, девушек-мойщиц, даром потом ревматизмы? Кто в зале и в кухне, совесть совсем забыли. Работа чистая, на людях, крахмальные фартуки, чепчики… В день по тридцатке можно хапнуть. Без мяса настоящего, а не каких-то там костей, со смены не уходят. А нам, мойщицам, если раз в год курочку дохлую дадут или гнилых мандаринов, так потом год попрекают…
Женька Рязанцев сопел от стыда. Он стиснул зубы. Нет бы сидела молчала. Мало, что суется со своими руками, так еще и с ворованными курами. Только и разговоров, кто да что спер из ресторана. Болтайте при своих, а при человеке зачем?
- Ну хорошо, - пришел ему на помощь доктор Рыжиков. - Понятно. А на учебники хватает? На тетрадки?
- А нам бесплатно выдают, - похвасталась она. - И половинное питание. Как малообеспеченным. Если бы хоть алименты шли, а то как гавкнулся четыре года, так ни слуху ни духу… Может, бабу нашел, живет как у бога за пазухой… Лучше бы сразу под поезд, чтоб пополам переехало…
И снова перешла от слов к слезам.
Женька содрогнулся от алиментов, как от ожога. Он ненавидел это унизительное слово. Пора было кончать его мучения. Но доктор Рыжиков не знал, с какого бока. «Если бы кто-то отказался от своих показаний… - преследовал его голос одного криминалистического чина. - Это можно было бы рассматривать как вновь открывшееся обстоятельство…» Если так можно выразиться на их крючкотворской тарабарщине. «Если бы кто-то…» Женькина мать этот «кто-то» и есть. Та самая соседка Чикиных, которая все видела и слышала. Что в таких случаях говорят, доктор Рыжиков просто не знал. «Правду вы сказали или нет?» Да ему просто в рожу плюнут после таких слов. Потому что про себя каждый точно знает, что он-то говорит самую правду.
Он потоптался у порога. Может с Женькой нужно позаниматься, подтянуть предметы, посодействовать в чем?
- Уж вы посодействуйте! - обрадовалась мать. - Уж вы возьмитесь за него! Человек-то порядочный, сразу видно. Может, вам курочку импортную для семьи надо или помидор банку болгарских?
34
- Но самое поразительное, что нас с вами просто не существует, - сказал присутствующим доктор Рыжиков.
Присутствующие осмотрели друг друга. Сулейман, Сильва Сидоровна, рыжая кошка Лариска, доктор Коля Козлов, преданно глядящий Чикин. Каждый был вполне видимым.
- Ремонт-то здесь должен начаться только будущей весной. А наше скудное оборудование дадут в третьем квартале. Или в четвертом. Еще не решили. Мы с вами стоим в безглазой развалине без пола и без стен, где свистит холодный осенний ветер…
- Привидения в замке Лукича, - четко сформулировал Коля Козлов. - Вообще-то обмыть надо. А то с покойника начнете.
- Типун тебе на язык, тьфу! - вырвалось у Сильвы Сидоровны.
- Вот это и есть подпольное предприятие, - мягко сказал Сулейман. - А вы спрашивали, откуда они все берут. Теперь у вас будут спрашивать. То есть у нас…
- А мы свои фонды получим и вернем долги, - пообещал доктор Рыжиков. - Больному Самсонову сообща печку отремонтируем, забор восстановим…
- По мордам мы получим, если не обмоем, - убежденно сказал доктор Коля.
Сильва Сидоровна бросила на него один из самых своих свирепых взглядов.
- Вот свой и приноси! - огрызнулась она в дурном предчувствии траты сокровенного спирта.
- А у вас в Баку, как там, - с интересом посмотрела рыжая Лариска на Сулеймана, - насчет подпольных сумочек - водятся?
- Не смотрите на него так огненно, Лариса, - предупредил доктор Рыжиков. - Он скромный честный труженик и с мафией не связан. Примерный семьянин.
- Да не нужен он мне, - тряхнула она рыжими кудрями. - У меня муж пока дома… Мне сумочка нужна. Из крокодиловой кожи.
- Пожалейте крокодилов, Лариса, - заступнически вздохнул доктор Рыжиков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106