- Мне пора взрослик покупать, я уже не вмещаюсь.
Велосипеды, как и «геркулес» на воде, были символом воспитательной веры доктора Рыжикова. А прогулка в лес в первое настоящее летнее воскресенье готовилась целый год. Лес уже звал их шелковой травой и новенькими клейкими листочками, а доктор Рыжиков все не мог до него доехать. У Аньки с Танькой уже четыре раза высыхали бутерброды с колбасой. Вернее, конечно, высохнуть им не давали. Но на доктора Рыжикова уже сильно обижались.
- Ну, я вообще-то лишний, - бодро сказал Валера Малышев, которому до смерти хотелось в лес, но только не со всеми, а вдвоем с Валерией.
- Только без дезертирства, - предупредил доктор Рыжиков. - Это не математический способ.
- Давай уж прокатись на дамском, - покривила губы будущий юрист. - Все равно феминизация. А я соседский телевизор посмотрю. Нам за «Человек и закон» зачеты ставят. Если бы «В мире животных» шло за семейное право, так я бы просто день и ночь училась.
- А я ужасно в лес хочу, - вздохнул доктор Рыжиков по природе. - Наверное, я в душе волк, и как меня ни корми… Мы с Рексом родственники. Нам надо тереться о деревья, кататься по траве, выть на луну и лаять друг на друга. Если бы нас отпустили, мы убежали бы в лес или в горы, жили бы честным разбоем, я его научил бы смелости, он меня - мышей есть… Есть теория, что в каждом человеке сидит какая-то зверушка. В общем, это и научно. В нас наслоились нервные системы, начиная от амебы. Затем все по очереди: червяки, рыбы, птицы, птеродактили… - Он обрисовал червяка ящерицей, потом зубастой акулой, потом своим любимым волком, потом добродушным слоном. - И кто-то застрял в этом лифте… И так и остался… Вороной… Или крокодилом…
- Ты тюлень, папа! - сказала суровую правду Валерия. - Волк не жалеет ни ягнят, ни зайчат, режет всех. А ты переваливаешься с боку на бок и жмуришься. И ешь кефир и травку.
- Все мы немножко лошади, - покорно вздохнул доктор Рыжиков. - Ты в таком случае рысь. С примесью ехидны. У тебя мелкие острые зубы, злая высокомерная улыбка, быстрая реакция…
- Кого же это я загрызла? - заинтересовалась Валерия.
- А я, чур, ежик! - закричала Танька, не дав доктору Рыжикову ответить, что Валерия еще загрызет многих.
- А я мартышка! - обрадовалась Анька. - У-у!
Доктор Рыжиков ловко обвел своих слонов и ящериц и поверх всех образовался человек. Снизу к нему приделался велосипед, сверху - берет. Человек в берете ехал на велосипеде, неся внутри себя множество всякого зверья.
- Вот и венец творения, - представил свое произведение доктор Петрович. - А знаете, что венчает это грандиозное сооружение?
- Берет венчает! - сразу нашла Танька.
- Велосипед! - солидно поправила Анька.
- Овсяная каша, - брезгливо оттопырила губу Валерия.
- Пожалуй, хороший компьютер, - прямолинейно подошел к делу Валера Малышев.
Доктор Рыжиков только открыл рот, чтобы сказать про свои любимые лобные доли. Какие они замечательные, и как обязывают каждого хорошо учиться и помогать дома старшим (отчего Анька с Танькой сразу сморщились бы: опять завел про свое лобное место). И как надо беречь лоб от ударов. Лобные доли были третьим незыблемым постулатом воспитания, исповедуемым доктором Рыжиковым вместе с велосипедом и овсяной кашей.
Но, посмотрев в окно, он почему-то промолчал.
От калитки по кирпичной дорожке в очень красивой солнечной светотени к дому шла девушка в длинном зеленом платье. Платье было вечерним, а час был утренним. Поэтому доктор Рыжиков и задумался. Кроме того, с каждым шагом все виднее становились трагические глаза девушки. Не говоря ни слова, она остановилась у окна и стала смотреть через комнату на доктора Рыжикова. От этого молчания и взгляда все вдруг оглянулись и тоже увидели ее.
- Маша… - сказал наконец доктор Рыжиков. - Вы как классический женский портрет в иссохшей раме нашего окна.
Она трагически молчала.
- Я бы назвал вас «явление весны народу», - вынужден был дальше заполнять паузу доктор Петрович. - Если бы уже не начиналось лето…
Перед комплиментом Маша не устояла и робко улыбнулась. Но продолжала чего-то ждать, глядя на доктора Рыжикова. Ему пришлось подняться, перегнуться в окно, оказаться наполовину в саду и там выслушать несколько слов шепотом на ухо. Все притихли, гадая по его спине, доброй или худой будет весть.
- Вот и прекрасно! - выпрямился он. - Один велосипед по блату освободился. Я приглашен в гости.
Девушка Маша замкнулась. Анька с Танькой надули губы. Валерия прищурилась на зеленую пришелицу. Но вслух никто ничего не сказал. Это было не принято и бесполезно. Четыре велосипеда (взрослый, дамский и два полувзрослых) нехотя протарахтели по кирпичной дорожке, выложенной лично доктором Рыжиковым. Протарахтели и продренькали, что что-то вдруг расклеилось, что зря со вчерашнего вечера так радостно резали колбасу к бутербродам (любимую в отличие от нелюбимой овсянки) и заливали в термос чай.
- Красивый у вас сад, - вырвалось у зеленой девушки.
- Запущенный, - почтительно ответил доктор Рыжиков. - Как вся семейка. Зато у вас замечательно модное платье. Я бы изобрал вас царицей бала.
Вместе со старинными маршами доктор Петрович обожал и старинные вальсы.
- Сейчас придем на бал, - сказала она и заплакала.
Среди сногсшибательной молодой сирени, нежных зарождающихся роз, отцветающих яблонь и вишен, наверное, никогда еще не было такой грустной девушки. Ни на одной картине. И на улице тоже. Поэтому у встречных молодых людей захватывало дух и они спотыкались, заглядевшись на Машу.
- Смотрите, в каком вы успехе, - порадовался доктор Рыжиков. - Себе завидую. - И спросил непонятно о чем: - Давно?
- Со вчерашнего вечера, - ответила она не более понятно. - Все, брошу я этот бал. Если не выйдет, не вернусь. Переночую на вокзале и уеду. К маме… И вас только зря мучаю. И все время боюсь.
- А вы не бойтесь, мучайте, - серьезно сказал доктор Рыжиков. - Я думаю, выйдет.
- Вот наш крейсер, - сказала зеленая Маша.
Из всех этих непонятностей пока было понятно, что крейсер - пятиэтажка, обвешанная по балконам бельем. К каждому балкону подводила своя наружная лестница, так что все квартиры имели капитанский мостик.
- Ну что ж, - решился доктор Рыжиков. - Наверх вы, товарищи, все по местам? А вы пока куда?
- Пойду на речку, утоплюсь, - решила зеленая Маша.
- Утопленные и повешенные лучше поддаются реанимации, - одобрил выбор доктор Рыжиков. - Если, конечно, не проломлена теменная кость или не сломан шейный позвонок с повреждением спинного мозга. Так называемый синдром ныряльщика. Проходили? Так что не прыгайте вниз головой, а постарайтесь солдатиком. Крепко зажмурьтесь, наберите в грудь воздуха и прыгайте стоя. Как мы на парашютной тренировке. Нам лейтенант Бабакулов приказывал зажать между сапог расческу, и кто уронит - добавка в пять вышек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
Велосипеды, как и «геркулес» на воде, были символом воспитательной веры доктора Рыжикова. А прогулка в лес в первое настоящее летнее воскресенье готовилась целый год. Лес уже звал их шелковой травой и новенькими клейкими листочками, а доктор Рыжиков все не мог до него доехать. У Аньки с Танькой уже четыре раза высыхали бутерброды с колбасой. Вернее, конечно, высохнуть им не давали. Но на доктора Рыжикова уже сильно обижались.
- Ну, я вообще-то лишний, - бодро сказал Валера Малышев, которому до смерти хотелось в лес, но только не со всеми, а вдвоем с Валерией.
- Только без дезертирства, - предупредил доктор Рыжиков. - Это не математический способ.
- Давай уж прокатись на дамском, - покривила губы будущий юрист. - Все равно феминизация. А я соседский телевизор посмотрю. Нам за «Человек и закон» зачеты ставят. Если бы «В мире животных» шло за семейное право, так я бы просто день и ночь училась.
- А я ужасно в лес хочу, - вздохнул доктор Рыжиков по природе. - Наверное, я в душе волк, и как меня ни корми… Мы с Рексом родственники. Нам надо тереться о деревья, кататься по траве, выть на луну и лаять друг на друга. Если бы нас отпустили, мы убежали бы в лес или в горы, жили бы честным разбоем, я его научил бы смелости, он меня - мышей есть… Есть теория, что в каждом человеке сидит какая-то зверушка. В общем, это и научно. В нас наслоились нервные системы, начиная от амебы. Затем все по очереди: червяки, рыбы, птицы, птеродактили… - Он обрисовал червяка ящерицей, потом зубастой акулой, потом своим любимым волком, потом добродушным слоном. - И кто-то застрял в этом лифте… И так и остался… Вороной… Или крокодилом…
- Ты тюлень, папа! - сказала суровую правду Валерия. - Волк не жалеет ни ягнят, ни зайчат, режет всех. А ты переваливаешься с боку на бок и жмуришься. И ешь кефир и травку.
- Все мы немножко лошади, - покорно вздохнул доктор Рыжиков. - Ты в таком случае рысь. С примесью ехидны. У тебя мелкие острые зубы, злая высокомерная улыбка, быстрая реакция…
- Кого же это я загрызла? - заинтересовалась Валерия.
- А я, чур, ежик! - закричала Танька, не дав доктору Рыжикову ответить, что Валерия еще загрызет многих.
- А я мартышка! - обрадовалась Анька. - У-у!
Доктор Рыжиков ловко обвел своих слонов и ящериц и поверх всех образовался человек. Снизу к нему приделался велосипед, сверху - берет. Человек в берете ехал на велосипеде, неся внутри себя множество всякого зверья.
- Вот и венец творения, - представил свое произведение доктор Петрович. - А знаете, что венчает это грандиозное сооружение?
- Берет венчает! - сразу нашла Танька.
- Велосипед! - солидно поправила Анька.
- Овсяная каша, - брезгливо оттопырила губу Валерия.
- Пожалуй, хороший компьютер, - прямолинейно подошел к делу Валера Малышев.
Доктор Рыжиков только открыл рот, чтобы сказать про свои любимые лобные доли. Какие они замечательные, и как обязывают каждого хорошо учиться и помогать дома старшим (отчего Анька с Танькой сразу сморщились бы: опять завел про свое лобное место). И как надо беречь лоб от ударов. Лобные доли были третьим незыблемым постулатом воспитания, исповедуемым доктором Рыжиковым вместе с велосипедом и овсяной кашей.
Но, посмотрев в окно, он почему-то промолчал.
От калитки по кирпичной дорожке в очень красивой солнечной светотени к дому шла девушка в длинном зеленом платье. Платье было вечерним, а час был утренним. Поэтому доктор Рыжиков и задумался. Кроме того, с каждым шагом все виднее становились трагические глаза девушки. Не говоря ни слова, она остановилась у окна и стала смотреть через комнату на доктора Рыжикова. От этого молчания и взгляда все вдруг оглянулись и тоже увидели ее.
- Маша… - сказал наконец доктор Рыжиков. - Вы как классический женский портрет в иссохшей раме нашего окна.
Она трагически молчала.
- Я бы назвал вас «явление весны народу», - вынужден был дальше заполнять паузу доктор Петрович. - Если бы уже не начиналось лето…
Перед комплиментом Маша не устояла и робко улыбнулась. Но продолжала чего-то ждать, глядя на доктора Рыжикова. Ему пришлось подняться, перегнуться в окно, оказаться наполовину в саду и там выслушать несколько слов шепотом на ухо. Все притихли, гадая по его спине, доброй или худой будет весть.
- Вот и прекрасно! - выпрямился он. - Один велосипед по блату освободился. Я приглашен в гости.
Девушка Маша замкнулась. Анька с Танькой надули губы. Валерия прищурилась на зеленую пришелицу. Но вслух никто ничего не сказал. Это было не принято и бесполезно. Четыре велосипеда (взрослый, дамский и два полувзрослых) нехотя протарахтели по кирпичной дорожке, выложенной лично доктором Рыжиковым. Протарахтели и продренькали, что что-то вдруг расклеилось, что зря со вчерашнего вечера так радостно резали колбасу к бутербродам (любимую в отличие от нелюбимой овсянки) и заливали в термос чай.
- Красивый у вас сад, - вырвалось у зеленой девушки.
- Запущенный, - почтительно ответил доктор Рыжиков. - Как вся семейка. Зато у вас замечательно модное платье. Я бы изобрал вас царицей бала.
Вместе со старинными маршами доктор Петрович обожал и старинные вальсы.
- Сейчас придем на бал, - сказала она и заплакала.
Среди сногсшибательной молодой сирени, нежных зарождающихся роз, отцветающих яблонь и вишен, наверное, никогда еще не было такой грустной девушки. Ни на одной картине. И на улице тоже. Поэтому у встречных молодых людей захватывало дух и они спотыкались, заглядевшись на Машу.
- Смотрите, в каком вы успехе, - порадовался доктор Рыжиков. - Себе завидую. - И спросил непонятно о чем: - Давно?
- Со вчерашнего вечера, - ответила она не более понятно. - Все, брошу я этот бал. Если не выйдет, не вернусь. Переночую на вокзале и уеду. К маме… И вас только зря мучаю. И все время боюсь.
- А вы не бойтесь, мучайте, - серьезно сказал доктор Рыжиков. - Я думаю, выйдет.
- Вот наш крейсер, - сказала зеленая Маша.
Из всех этих непонятностей пока было понятно, что крейсер - пятиэтажка, обвешанная по балконам бельем. К каждому балкону подводила своя наружная лестница, так что все квартиры имели капитанский мостик.
- Ну что ж, - решился доктор Рыжиков. - Наверх вы, товарищи, все по местам? А вы пока куда?
- Пойду на речку, утоплюсь, - решила зеленая Маша.
- Утопленные и повешенные лучше поддаются реанимации, - одобрил выбор доктор Рыжиков. - Если, конечно, не проломлена теменная кость или не сломан шейный позвонок с повреждением спинного мозга. Так называемый синдром ныряльщика. Проходили? Так что не прыгайте вниз головой, а постарайтесь солдатиком. Крепко зажмурьтесь, наберите в грудь воздуха и прыгайте стоя. Как мы на парашютной тренировке. Нам лейтенант Бабакулов приказывал зажать между сапог расческу, и кто уронит - добавка в пять вышек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106