- У них там репетиции перед премьерой.
- Как жалко… - прошептала Жанна. - Я так люблю репетиции… Больше, чем концерты. На репетициях можно как угодно прыгать, а на концерте только как он приказывает. Одно и то же.
- Скоро переедем ко мне, - сказал доктор Рыжиков. - И начнем репетировать непрерывно. Согласна?
- А когда? - Жанна сразу спустила ноги с кровати и потянула костыли.
- Скоро. Ну, несколько дней. Еще один штрих в ремонте. Для полной красоты. И у тебя будет отдельная палата со всеми удобствами. А сейчас ну-ка вытяни ноги…
Он достал из-за спины «Школу классического танца».
- А самое лучшее - генеральная репетиция, - жалобно вздохнула Жанна, и ее черные глаза наполнились слезами.
Тем временем больной Самсонов удрученно разглядывал, снявши кепку, потолок в готовой, выбеленной и выкрашенной палате.
- Самое лучшее, конечно, через крышу, - сказал стекольщик в глубокой задумчивости. - Перед тем, как бы крышу класть. А теперь снова гадить придется. Экое неудобство.
- Это я лошадь, - виновато сказал доктор Рыжиков. - Надо было знать до… Не лошадь даже, а бегемот. Знаете что? Вы этим, пожалуйста, не затрудняйтесь. Я как-нибудь сам выкручусь.
- А что, нельзя без нее? - поскреб Самсонов в затылке крючком левой культи.
- Нет, - грустно сказал доктор Рыжиков. - Это единственный выход. Да вы не затрудняйтесь, вы меня и так… Но как вы все-таки сюда попали?
- Да дело ерундовое, - стал успокаивать стекольщик. - Работы на день-два. Мусорить жалко, чистоту такую гадить. Линолеум красивенький опять же… Плевое дело, это мы мигом…
- А чтобы ваши стекла горели ярче, - перевел разговор на приятную тему доктор Петрович, - у меня есть прекрасная люстра. Мы ее в коридоре. А в палатах торшеры…
- Тут без электрика не обойтись, - заключил больной Самсонов. - Дерматина помните? Который со столба упал. Ну, лямка на кошке порвалась…
- Больной Дарвадинов, вспомнил доктор Рыжиков историю болезни. Вывих плеча, перелом ключицы, трещина левой височной кости, гематома, прогрессирующий отек головного мозга… Все как у людей. Опоздай прорубить в черепе окно для декомпрессии, и… некому сейчас было бы вешать люстру, которую задумал доктор Рыжиков вместо казенных плафонов. Очень уж он их ненавидел.
Через день в новеньком, чистеньком, аккуратненьком флигельке снова начали долбить стены.
- Я думал, у нас будет отдельное государство, - мягко улыбнулся Сулейман. - А у нас все как у всех. Сперва строим, потом стены бьем… Я думал, это строители виноваты, а это, оказывается, воля аллаха.
- Закон сообщающихся сосудов, - ответил сверху запыленный доктор Рыжиков, который искупал вину, лично пробивая зубилом и молотком дырку в стене. - Все мы… немножко… лошади…
- Древние лошади, - еще мягче улыбнулся Сулейман.
Доктор Рыжиков с поднятым молотком чуть внимательнее посмотрел на него с табуретки.
- Мне кажется, вы что-то задумали, - мелькнула в его голосе тревога.
- Пока не беспокойтесь, - мягко сказал Сулейман. - Можете добивать дырку.
- Вы бы с той стороны последили, - попросил доктор Рыжиков. - Чтобы стена не треснула.
- Она уже треснула, - успокоил его Сулейман. - Но я отсюда не уйду. Я уйду только с вами. Вы сколько уже месяцев носите временную пломбу?
Доктор Рыжиков стал похож на каторжника.
- Лев Христофорович будет ждать хоть до утра, - сказал конвоир подконвойному. - Он сказал, что, если вы почувствуете хоть малейшую боль, он даст вам вырвать свой золотой зуб.
Доктор Рыжиков бил все беспросветней, к тому же заметно замедленней. Будто решил остаться на этом табуретном постаменте действующим памятником самому себе. Лишь бы подальше от мягких, сильных, приятно пахнущих зубоврачебных рук Льва Христофоровича.
Но и сторож у подножия этого памятника тоже, видно, устроился на века.
33
- Ну… Брось костыль, не бойся! Будет держать! Да будет, будет! Ну, я тебя подержу, только отпусти костыль!
Но Жанна впилась в ручку костыля до белых пальцев.
- Отдохнем, - сказал доктор Петрович. - Подогни ноги и повиси. Как на качелях. Покачайся. Вот так, попружинь. Нравится?
Жанна разулыбалась, елозя по полу вялыми ногами.
- Вот так и мы на парашютах… Висишь и песню поешь: «Нам разум дал стальные руки-крылья…»
- Кто вам дал стальные руки-крылья? - мягко осведомился Сулейман.
- Разум! - твердо ответил доктор Рыжиков.
- Извините! - мягко, но непреклонно сказал Сулейман.
- Нет, это вы извините, - мягко, но непреклонно сказал доктор Рыжиков. - Именно разум.
- Когда вы висели на парашютах, вы пели, что не разум.
- А кто же тогда? - в лоб спросил доктор Рыжиков.
- Кто-то другой, но не разум.
- Так вот! - вложил все ехидство, на какое только был способен, доктор Рыжиков. - Сначала, в первом варианте, стальные руки-крылья дал именно разум. Вы, Сулейман, еще молоды, чтобы это помнить. Вы помните второй вариант, в котором руки-крылья дал кто-то другой. А вместо сердца - пламенный мотор, не так ли? А потом снова разум.
- Тогда извините, - мягко улыбнулся Сулейман. - Больше не буду никогда. - И глубокая искра в темных глазах.
- Почему же никогда? Врачи не говорят: всегда и никогда, - великодушно разрешил победитель. - Ну что? Смотри, как хорошо пошла без костылей! Костыли-то забыла! Ага, ага! Перебьешься!
Он подальше убрал костыли, к которым потянулась Жанна. Она балансировала на страховочном поясе. От пояса уходили к потолку мощные резиновые жгуты. Там надежные рельсы, уложенные в стены, служили кран-балкой. Из-за них и разгорелась запоздалая перестройка. Страховочное устройство ездило по ним на колесиках. Таким был первый выход Жанны в свет.
- Дайте! - потянулась она к костылям, чувствуя себя без них позорно беспомощной, как без одежды.
- Держи! - протянул он их. - Молодец, хорошо постояла. Теперь домашнее задание - пять раз туда и обратно.
- Без костылей?! - ужаснулась она.
- Сначала с костылями, - смилостивился он.
Сам себя, с новыми зубами во рту, он ощущал не меньшим героем, чем после самой ярой рукопашной на границе Австрии. Только старался не замечать ехидных искорок в дружелюбных глазах Сулеймана: да, мол, знаем мы таких героев, немало видели. Сулейман висел на шведской стенке, вделанной в стену, и добродушно побалтывал ногами.
- А я пойду, - вздохнул доктор Рыжиков как-то особенно неопределенно. - Опять не в свою функцию нос совать…
- А если я упаду?! - воскликнула Жанна, боясь остаться одинокой.
Тут же в двери молча выросла непоколебимая Сильва Сидоровна, уже совсем сюда переселившаяся на крохотную зарплату. Никого другого пустить на это единственное место при докторе Рыжикове она не могла.
- Может, я с вами? - разделил его решимость Сулейман. - Люди бывают разные, Юрий Петрович…
- Нет! - сказал доктор Рыжиков твердо, еще раз почерпнув мужество в своих новых зубах. Выдержав такое, человек становится способен на многое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
- Как жалко… - прошептала Жанна. - Я так люблю репетиции… Больше, чем концерты. На репетициях можно как угодно прыгать, а на концерте только как он приказывает. Одно и то же.
- Скоро переедем ко мне, - сказал доктор Рыжиков. - И начнем репетировать непрерывно. Согласна?
- А когда? - Жанна сразу спустила ноги с кровати и потянула костыли.
- Скоро. Ну, несколько дней. Еще один штрих в ремонте. Для полной красоты. И у тебя будет отдельная палата со всеми удобствами. А сейчас ну-ка вытяни ноги…
Он достал из-за спины «Школу классического танца».
- А самое лучшее - генеральная репетиция, - жалобно вздохнула Жанна, и ее черные глаза наполнились слезами.
Тем временем больной Самсонов удрученно разглядывал, снявши кепку, потолок в готовой, выбеленной и выкрашенной палате.
- Самое лучшее, конечно, через крышу, - сказал стекольщик в глубокой задумчивости. - Перед тем, как бы крышу класть. А теперь снова гадить придется. Экое неудобство.
- Это я лошадь, - виновато сказал доктор Рыжиков. - Надо было знать до… Не лошадь даже, а бегемот. Знаете что? Вы этим, пожалуйста, не затрудняйтесь. Я как-нибудь сам выкручусь.
- А что, нельзя без нее? - поскреб Самсонов в затылке крючком левой культи.
- Нет, - грустно сказал доктор Рыжиков. - Это единственный выход. Да вы не затрудняйтесь, вы меня и так… Но как вы все-таки сюда попали?
- Да дело ерундовое, - стал успокаивать стекольщик. - Работы на день-два. Мусорить жалко, чистоту такую гадить. Линолеум красивенький опять же… Плевое дело, это мы мигом…
- А чтобы ваши стекла горели ярче, - перевел разговор на приятную тему доктор Петрович, - у меня есть прекрасная люстра. Мы ее в коридоре. А в палатах торшеры…
- Тут без электрика не обойтись, - заключил больной Самсонов. - Дерматина помните? Который со столба упал. Ну, лямка на кошке порвалась…
- Больной Дарвадинов, вспомнил доктор Рыжиков историю болезни. Вывих плеча, перелом ключицы, трещина левой височной кости, гематома, прогрессирующий отек головного мозга… Все как у людей. Опоздай прорубить в черепе окно для декомпрессии, и… некому сейчас было бы вешать люстру, которую задумал доктор Рыжиков вместо казенных плафонов. Очень уж он их ненавидел.
Через день в новеньком, чистеньком, аккуратненьком флигельке снова начали долбить стены.
- Я думал, у нас будет отдельное государство, - мягко улыбнулся Сулейман. - А у нас все как у всех. Сперва строим, потом стены бьем… Я думал, это строители виноваты, а это, оказывается, воля аллаха.
- Закон сообщающихся сосудов, - ответил сверху запыленный доктор Рыжиков, который искупал вину, лично пробивая зубилом и молотком дырку в стене. - Все мы… немножко… лошади…
- Древние лошади, - еще мягче улыбнулся Сулейман.
Доктор Рыжиков с поднятым молотком чуть внимательнее посмотрел на него с табуретки.
- Мне кажется, вы что-то задумали, - мелькнула в его голосе тревога.
- Пока не беспокойтесь, - мягко сказал Сулейман. - Можете добивать дырку.
- Вы бы с той стороны последили, - попросил доктор Рыжиков. - Чтобы стена не треснула.
- Она уже треснула, - успокоил его Сулейман. - Но я отсюда не уйду. Я уйду только с вами. Вы сколько уже месяцев носите временную пломбу?
Доктор Рыжиков стал похож на каторжника.
- Лев Христофорович будет ждать хоть до утра, - сказал конвоир подконвойному. - Он сказал, что, если вы почувствуете хоть малейшую боль, он даст вам вырвать свой золотой зуб.
Доктор Рыжиков бил все беспросветней, к тому же заметно замедленней. Будто решил остаться на этом табуретном постаменте действующим памятником самому себе. Лишь бы подальше от мягких, сильных, приятно пахнущих зубоврачебных рук Льва Христофоровича.
Но и сторож у подножия этого памятника тоже, видно, устроился на века.
33
- Ну… Брось костыль, не бойся! Будет держать! Да будет, будет! Ну, я тебя подержу, только отпусти костыль!
Но Жанна впилась в ручку костыля до белых пальцев.
- Отдохнем, - сказал доктор Петрович. - Подогни ноги и повиси. Как на качелях. Покачайся. Вот так, попружинь. Нравится?
Жанна разулыбалась, елозя по полу вялыми ногами.
- Вот так и мы на парашютах… Висишь и песню поешь: «Нам разум дал стальные руки-крылья…»
- Кто вам дал стальные руки-крылья? - мягко осведомился Сулейман.
- Разум! - твердо ответил доктор Рыжиков.
- Извините! - мягко, но непреклонно сказал Сулейман.
- Нет, это вы извините, - мягко, но непреклонно сказал доктор Рыжиков. - Именно разум.
- Когда вы висели на парашютах, вы пели, что не разум.
- А кто же тогда? - в лоб спросил доктор Рыжиков.
- Кто-то другой, но не разум.
- Так вот! - вложил все ехидство, на какое только был способен, доктор Рыжиков. - Сначала, в первом варианте, стальные руки-крылья дал именно разум. Вы, Сулейман, еще молоды, чтобы это помнить. Вы помните второй вариант, в котором руки-крылья дал кто-то другой. А вместо сердца - пламенный мотор, не так ли? А потом снова разум.
- Тогда извините, - мягко улыбнулся Сулейман. - Больше не буду никогда. - И глубокая искра в темных глазах.
- Почему же никогда? Врачи не говорят: всегда и никогда, - великодушно разрешил победитель. - Ну что? Смотри, как хорошо пошла без костылей! Костыли-то забыла! Ага, ага! Перебьешься!
Он подальше убрал костыли, к которым потянулась Жанна. Она балансировала на страховочном поясе. От пояса уходили к потолку мощные резиновые жгуты. Там надежные рельсы, уложенные в стены, служили кран-балкой. Из-за них и разгорелась запоздалая перестройка. Страховочное устройство ездило по ним на колесиках. Таким был первый выход Жанны в свет.
- Дайте! - потянулась она к костылям, чувствуя себя без них позорно беспомощной, как без одежды.
- Держи! - протянул он их. - Молодец, хорошо постояла. Теперь домашнее задание - пять раз туда и обратно.
- Без костылей?! - ужаснулась она.
- Сначала с костылями, - смилостивился он.
Сам себя, с новыми зубами во рту, он ощущал не меньшим героем, чем после самой ярой рукопашной на границе Австрии. Только старался не замечать ехидных искорок в дружелюбных глазах Сулеймана: да, мол, знаем мы таких героев, немало видели. Сулейман висел на шведской стенке, вделанной в стену, и добродушно побалтывал ногами.
- А я пойду, - вздохнул доктор Рыжиков как-то особенно неопределенно. - Опять не в свою функцию нос совать…
- А если я упаду?! - воскликнула Жанна, боясь остаться одинокой.
Тут же в двери молча выросла непоколебимая Сильва Сидоровна, уже совсем сюда переселившаяся на крохотную зарплату. Никого другого пустить на это единственное место при докторе Рыжикове она не могла.
- Может, я с вами? - разделил его решимость Сулейман. - Люди бывают разные, Юрий Петрович…
- Нет! - сказал доктор Рыжиков твердо, еще раз почерпнув мужество в своих новых зубах. Выдержав такое, человек становится способен на многое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106