Видимо, битва закончилась!
И верно, прежний яростный шум приутих – теперь сквозь отдаленные стоны раненых слышен только слаженный грохот копыт. Неужели возвращаются мои дружинники – все в крови, с трофеями и пленниками?! Я вскочил на ноги – сорвал с головы шлем и во весь рост выпрямился на белокаменном крепостном забрале. Сейчас они приблизятся… я хочу первым увидеть лица моих победителей!
Я ошибся. Я никогда не увижу лица моих победителей – из темноты выдвигались унгунны. Их осталось почти мало – всего пятьдесят израненных, изможденных тварей на спотыкающихся жеребцах. Но – они выжили в этом аду. Я вздохнул: на нас двигался последний и, видимо, гвардейский бунчук витязей-угадаев. Исколотые стрелами собственных неловких соратников, сплошь обвешанные ржавыми обрывками рыболовных сетей, они горделиво держали злые головы в изрубленных черно-золотых шлемах. Мало у кого сохранились щиты – зато каждый поднимал в руке изогнутый клинок – темный от крови и выщербленный. Ах, ну конечно. В отличие от прочих военных каст Вельей Челюсти угадай прекрасно владеют сорочинской саблей…
Это судьба, джентльмены. Поганые победили: их оказалось слишком много. Даже мои хитроумные уловки не в силах остановить атакующий сварожий Восток: последняя когорта чудовищ приближалась медленно – но все-таки быстрее, чем поднимается солнце. Мы не успеем пустить в дело солнечные катапульты алыберов. Минут через десять недобитый бунчук Кумбал-хана окружит развалины крепости, где осталось всего двадцать два защитника: резервный десяток катафрактов, семеро арбалетчиков, десятник Дормиодонт Неро, воевода Гнетич, алыберский царь Саул и ваш покорный слуга. Нас раздавят быстро, читатель не успеет соскучиться.
– Слава Богу, – сухо расхохотался царь Леванид. – Настало время собственноручно поработать клинками.
Я смолчал. Его величеству не обязательно знать, что князь Лисей Вещий толком не обучен владеть средневековым мечом. Едва ли пригодятся отрывочные уроки фехтования на рапирах, преподанные мне папиным приятелем, веселым шотландцем Беннетом в интернате Нортоу-Эббихилл…
– На озере… там что-то белеет, – пробормотал зоркий алыберский властитель, вглядываясь в южный край вялосветлеющего неба.
– Туман, – безразлично вздохнул я. Мои близорукие глаза отказывались различать вдали что-либо – кроме черной, мутно мерцающей подвижной полосы, подползавшей поперек полуострова (уцелевшим унгуннам незачем тесниться в каре, теперь они могут атаковать широким фронтом, как обычно).
– Это не туман. – Царь Леванид покачал головой, – Это паруса. И немало парусов. Десять… Двенадцать… даже больше.
Я отвернулся. Бедный старик, видимо, сходит с ума от предчувствия скорой и ужасной кончины. Перед смертью узрел полчища белокрылых ангелов на горизонте? Или фрегаты марсианских эльфов? Может быть, заблудившийся флот Стеньки Разина?
– Тринадцать, четырнадцать… – продолжал считать венценосный старик. – Без малого двадцать небольших кораблей… Они приближаются.
– Вы думаете, этот неведомый флот спешит к нам на помощь? – хмыкнул я.
– Разве мы ждем помощи? – обернулся царь Леванид.
– Нет, – честно ответил я. – Помощи ждать не от кого.
– В таком случае это подкрепление от Чурилы. Свежие бунчуки на подмогу Кумбал-хану, – сказал алыбер.
Я пожал плечами. Боюсь, Кумбал-хан не нуждается в подкреплении. Впрочем… его израненный бунчук, кажется, снизил скорость… Точно: черные витязи остановились. Они разворачиваются! Господи, они… они уходят назад!
В нашем лагере восторженно зашумели. Вражеская цепь смешалась и поползла вспять. Ах, боже мой! Теперь я тоже вижу паруса! Все озеро в крошечных темных корабликах! Два десятка белых полотнищ у южного берега: неведомый флот держит курс на дальний конец полуострова, он заходит в тыл унгуннам!
– Что там? Что вы видите? – Я нетерпеливо схватил Леванида за бронзовый локоть.
– Какие-то люди прыгают с лодий на берег! – восхищенно прошептал алыберский царь. – Они вооружены! Они скачут прямо в воду и выбегают на песок, размахивая копьями… Нет, это не свежие силы от Чурилы! Это славяне! Я вижу широкие белые пояса, я вижу топоры!
– Паруса! Что изображено на парусах?! – простонал я.
– Странное изображение… – растерянно молвил царь. – Никак не пойму… Нечто вроде креста святого Андрея или александрийского гаммадиона, только изогнуто на славянский лад…
– Изогнуто? Вроде креста? – пробормотал я, поспешно перебирая в памяти все похожие магические символы славянства. Перуновы клещи? Китьи клыки старика Световита? Звездные снопы Стожара?
Пробный луч рассвета розовым ветром ударил с востока: даль мгновенно прояснилась, и я увидел…
На широких холстинных полотнищах, на нежно заалевших парусах неведомых лодий красовалась свастика. Не греческий гаммадион, не санскритский «солнечный костер» Будды и даже не венедский вырь-коловыверт. Свастика была бесхитростная и корявая – таких немало в полумрачных московских подъездах. Главное отличие подобных свастик – в их чарующей «неправильности»: крючья загнуты не в ту сторону.
– Тяжелый день, – вздохнул я саркастически. К нам приплыли фашисты. Наверное, я сплю? Может быть… скоро появятся ладьи под флагами ООН? Горынычи с опознавательными знаками НАТО на фюзеляжах?
В один день два иноземных вторжения – все-таки многовато, подумал я. Отхлебывая из бурдюка, я с неподдельным интересом следил за тем, как «фашисты» десантируются из лодий и агрессивно выбегают на берег. Этих парней совсем немало: несколько сот! Считайте сами: по тридцать славян-свастиконосцев на каждом двухмачтовом ушкуе…
Ну вот, началось: десантники с ходу атакуют несчастных унгуннов… Унгунны мечутся, рычат и рубят «фашистов» в кровавую капусту. Однако… согласитесь: даже если вы – могучий витязь-угадай, вам нелегко удержаться в седле, когда четыре ловких мужика одновременно пытаются отрубить вашему жеребцу ноги.
– Проклятие! Не дадут нам сегодня покрутить клинком собственноручно, – с досадой заметил царь Леванид. Потом хитро глянул сквозь прорези бронзовой личины, выдержал паузу и добавил: – Кажется, придется делиться боевой славой с неведомым флотоводцем…
– Это пожалуйста, – улыбнулся я. – Чего-чего, а боевой славы у нас теперь навалом.
Светлеет быстро. Вот уж видно, как остывает и дымится поле: движутся мутные глыбы коней с пустыми седлами, из низкого розоватого тумана торчат обломки копий – а вон жутковато чернеет колено согнутой мертвой ноги. Рядом в землю вонзена сорочинская сабля, на золотистой рукояти сидит сытая темная птица. Издалека, от неведомых лодий со свастиками на парусах, движется редкая цепь усталых человечьих фигурок – шагают через трупы, добивая раненых унгуннов, собирая трофеи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148
И верно, прежний яростный шум приутих – теперь сквозь отдаленные стоны раненых слышен только слаженный грохот копыт. Неужели возвращаются мои дружинники – все в крови, с трофеями и пленниками?! Я вскочил на ноги – сорвал с головы шлем и во весь рост выпрямился на белокаменном крепостном забрале. Сейчас они приблизятся… я хочу первым увидеть лица моих победителей!
Я ошибся. Я никогда не увижу лица моих победителей – из темноты выдвигались унгунны. Их осталось почти мало – всего пятьдесят израненных, изможденных тварей на спотыкающихся жеребцах. Но – они выжили в этом аду. Я вздохнул: на нас двигался последний и, видимо, гвардейский бунчук витязей-угадаев. Исколотые стрелами собственных неловких соратников, сплошь обвешанные ржавыми обрывками рыболовных сетей, они горделиво держали злые головы в изрубленных черно-золотых шлемах. Мало у кого сохранились щиты – зато каждый поднимал в руке изогнутый клинок – темный от крови и выщербленный. Ах, ну конечно. В отличие от прочих военных каст Вельей Челюсти угадай прекрасно владеют сорочинской саблей…
Это судьба, джентльмены. Поганые победили: их оказалось слишком много. Даже мои хитроумные уловки не в силах остановить атакующий сварожий Восток: последняя когорта чудовищ приближалась медленно – но все-таки быстрее, чем поднимается солнце. Мы не успеем пустить в дело солнечные катапульты алыберов. Минут через десять недобитый бунчук Кумбал-хана окружит развалины крепости, где осталось всего двадцать два защитника: резервный десяток катафрактов, семеро арбалетчиков, десятник Дормиодонт Неро, воевода Гнетич, алыберский царь Саул и ваш покорный слуга. Нас раздавят быстро, читатель не успеет соскучиться.
– Слава Богу, – сухо расхохотался царь Леванид. – Настало время собственноручно поработать клинками.
Я смолчал. Его величеству не обязательно знать, что князь Лисей Вещий толком не обучен владеть средневековым мечом. Едва ли пригодятся отрывочные уроки фехтования на рапирах, преподанные мне папиным приятелем, веселым шотландцем Беннетом в интернате Нортоу-Эббихилл…
– На озере… там что-то белеет, – пробормотал зоркий алыберский властитель, вглядываясь в южный край вялосветлеющего неба.
– Туман, – безразлично вздохнул я. Мои близорукие глаза отказывались различать вдали что-либо – кроме черной, мутно мерцающей подвижной полосы, подползавшей поперек полуострова (уцелевшим унгуннам незачем тесниться в каре, теперь они могут атаковать широким фронтом, как обычно).
– Это не туман. – Царь Леванид покачал головой, – Это паруса. И немало парусов. Десять… Двенадцать… даже больше.
Я отвернулся. Бедный старик, видимо, сходит с ума от предчувствия скорой и ужасной кончины. Перед смертью узрел полчища белокрылых ангелов на горизонте? Или фрегаты марсианских эльфов? Может быть, заблудившийся флот Стеньки Разина?
– Тринадцать, четырнадцать… – продолжал считать венценосный старик. – Без малого двадцать небольших кораблей… Они приближаются.
– Вы думаете, этот неведомый флот спешит к нам на помощь? – хмыкнул я.
– Разве мы ждем помощи? – обернулся царь Леванид.
– Нет, – честно ответил я. – Помощи ждать не от кого.
– В таком случае это подкрепление от Чурилы. Свежие бунчуки на подмогу Кумбал-хану, – сказал алыбер.
Я пожал плечами. Боюсь, Кумбал-хан не нуждается в подкреплении. Впрочем… его израненный бунчук, кажется, снизил скорость… Точно: черные витязи остановились. Они разворачиваются! Господи, они… они уходят назад!
В нашем лагере восторженно зашумели. Вражеская цепь смешалась и поползла вспять. Ах, боже мой! Теперь я тоже вижу паруса! Все озеро в крошечных темных корабликах! Два десятка белых полотнищ у южного берега: неведомый флот держит курс на дальний конец полуострова, он заходит в тыл унгуннам!
– Что там? Что вы видите? – Я нетерпеливо схватил Леванида за бронзовый локоть.
– Какие-то люди прыгают с лодий на берег! – восхищенно прошептал алыберский царь. – Они вооружены! Они скачут прямо в воду и выбегают на песок, размахивая копьями… Нет, это не свежие силы от Чурилы! Это славяне! Я вижу широкие белые пояса, я вижу топоры!
– Паруса! Что изображено на парусах?! – простонал я.
– Странное изображение… – растерянно молвил царь. – Никак не пойму… Нечто вроде креста святого Андрея или александрийского гаммадиона, только изогнуто на славянский лад…
– Изогнуто? Вроде креста? – пробормотал я, поспешно перебирая в памяти все похожие магические символы славянства. Перуновы клещи? Китьи клыки старика Световита? Звездные снопы Стожара?
Пробный луч рассвета розовым ветром ударил с востока: даль мгновенно прояснилась, и я увидел…
На широких холстинных полотнищах, на нежно заалевших парусах неведомых лодий красовалась свастика. Не греческий гаммадион, не санскритский «солнечный костер» Будды и даже не венедский вырь-коловыверт. Свастика была бесхитростная и корявая – таких немало в полумрачных московских подъездах. Главное отличие подобных свастик – в их чарующей «неправильности»: крючья загнуты не в ту сторону.
– Тяжелый день, – вздохнул я саркастически. К нам приплыли фашисты. Наверное, я сплю? Может быть… скоро появятся ладьи под флагами ООН? Горынычи с опознавательными знаками НАТО на фюзеляжах?
В один день два иноземных вторжения – все-таки многовато, подумал я. Отхлебывая из бурдюка, я с неподдельным интересом следил за тем, как «фашисты» десантируются из лодий и агрессивно выбегают на берег. Этих парней совсем немало: несколько сот! Считайте сами: по тридцать славян-свастиконосцев на каждом двухмачтовом ушкуе…
Ну вот, началось: десантники с ходу атакуют несчастных унгуннов… Унгунны мечутся, рычат и рубят «фашистов» в кровавую капусту. Однако… согласитесь: даже если вы – могучий витязь-угадай, вам нелегко удержаться в седле, когда четыре ловких мужика одновременно пытаются отрубить вашему жеребцу ноги.
– Проклятие! Не дадут нам сегодня покрутить клинком собственноручно, – с досадой заметил царь Леванид. Потом хитро глянул сквозь прорези бронзовой личины, выдержал паузу и добавил: – Кажется, придется делиться боевой славой с неведомым флотоводцем…
– Это пожалуйста, – улыбнулся я. – Чего-чего, а боевой славы у нас теперь навалом.
Светлеет быстро. Вот уж видно, как остывает и дымится поле: движутся мутные глыбы коней с пустыми седлами, из низкого розоватого тумана торчат обломки копий – а вон жутковато чернеет колено согнутой мертвой ноги. Рядом в землю вонзена сорочинская сабля, на золотистой рукояти сидит сытая темная птица. Издалека, от неведомых лодий со свастиками на парусах, движется редкая цепь усталых человечьих фигурок – шагают через трупы, добивая раненых унгуннов, собирая трофеи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148