Да, это славяне – какой-то разношерстый сброд: крепкие парни в белых рубахах, сутулые метисы-полумохлюты с деревянными щитами на спинах, и рядом – самые настоящие ратники в кольчугах. Интересно, кто руководит этими босоногими десантниками?
Вдруг… откуда-то сбоку… из-под земли – всадник в тумане! Вороной трехлетний аргамак, и в седле уцелевший унгунн! Да какой! Черные ветвистые рога на шлеме, златые заклепки на щите, кровавый шарф вьется по ветру! На спине какой-то чудовищный горб… или мешок: странный пузырь, ворох раздувшихся серых тряпок за плечами… Нагая сабля в руке! Хэй, арбалетчики! Тревога! Бейте, стреляйте в него!
Это ж сам Кумбал-хан, будь я проклят!
Поздно, он уходит. Пролетел совсем рядом с крепостью – злобно рыкнул через плечо – вот он, гад! Рукой подать! Но арбалетчики не готовы стрелять – бешено накручивают рычаги крестострелов… Катафракты спохватились, кинулись к лошадям – нет, не догнать. Железный жеребец, выкладываясь из последних сил, с ревом и лязгом рванулся прочь, к лесу…
Точно: Кумбал. Ах, обидно…
Впрочем… не уйдет. Я понял это, когда увидел – быструю черную точку, мелькнувшую высоко в небе. Знакомый летающий объект – железный ворон камнем вывалился из-за облака! С ревом упал к самой земле! Распахнул стальные лезвия крыл – на бреющем, в полуметре от земли скользнул вослед Кумбал-хану… У этой птицы чудовищная скорость, я знаю. Кумбалу не повезло. Когтистая железная бритва вошла в пыльный шлейф позади вражьего жеребца… ах! я зажмурился. Широко расперив лезвистые крыла, стальной ворон с визгом пронесся под бронированной лошадью Кумбала, под самым брюхом, мгновенно и с лету срезая жеребцу ноги… Ударило искрами – искалеченная лошадиная туша по инерции пролетела метров десять и рухнула в ковыль. Всадник вывалился из седла, мелькнул в воздухе черно-красным клубком переломанных конечностей… Ах, боже мой, пробормотал я: упал! Убился! Вот жалкий же ездок… взглянуть, как треснулся он: грудью или вбок?
Черная туша витязя тяжко перевалилась навзничь и замерла – а вот тряпичный горб… отделился от спины Кумбал-хана! Подпрыгивая, покатился по траве… Нет, он не катится – а бежит, подпрыгивая на коротких кривых ножках! Это не пыльный мешок, это горбатый карла в камуфляжном рванье!
– Взять Плескуна, – быстро скомандовал я. Трое или четверо катафрактов, выдергивая лезвия, поскакали в погоню. Я поспешно спустился со стены – прыгая через обломки, побежал следом, на бегу нащупывая звенья золотой цепи за пазухой. Плескун – опасный чародей… Того и гляди – опять начнутся магические фокусы.
Один из катафрактов уже почти настиг горбатого беглеца – Плескун рывком обернулся, судорожно выставил руку с блестящим амулетом! Слишком поздно, мой уродливый друг: катафракт Сергиос махнул звонким мечом…
Я со стоном схватился за волосы. Нет!
Впрочем, напрасно испугался. Умный, сообразительный Сергиос ударил плашмя. Потом свесился из седла, схватил упавшего карлу за шиворот и высоко приподнял, встряхивая в железной руке, как тряпичную куклу.
Вот мы и встретились, дорогой Плескун. Не век же вам избегать близкого знакомства с Вещим Лисеем…
– Спасибо за работу, катафракт Сергиос, – кивнул я. – Теперь тщательно свяжите этого волшебника, конфискуйте все магические предметы, включая кольца и пуговицы, а потом посадите негодяя в мешок. После завтрака я буду его допрашивать.
Гордый Сергиос перекинул бесчувственное горбатое тельце поперек седла и поскакал к крепости. А я склонился над трупом витязя в черной броне. Восточный красавец Кумбал-хан был мертв. Видимо, мудрый Плескун, вываливаясь вместе с ханом из седла, успел перерезать ему горло. Чтобы лишить меня удовольствия лично допросить побежденного военачальника…
Я склонился над телом, поднял забрало роскошного ханского шлема, украшенного драконьими рогами. С философической грустью вгляделся в косые черты обескровленного лица. Вот sic и transit бренная gloria mundi . Вот трагедия человеческого тщеславия. Бедный хан! Хотел объехать целый свет – и не объехал сотой доли.
Уж точно стал не тот в короткое ты время:
Недавно, помню, было: ногу в стремя
И носишься на борзом жеребце…
Я вторично вздохнул. А Чацкого мне жаль. По-христиански так он жалости достоин. Был острый человек, имел душ сотни три… Да какие души! Зверские, напористые, с копьями и скрамасаксами.
– Высокий князь!
Я обернулся. Десятник Неро торопливо нахлестывая коня, приблизился и, оглядываясь через плечо, зашептал:
– Высокий князь! Сюда приближаются эти… неведомые люди из лодий. Может быть опасно, князь. Не лучше ли вернуться в крепость?
– Совсем не опасно, десятник Неро. Я прекрасно знаю, кто командует этой средневековой морской пехотой, которая появилась так своевременно и спасла нас от смерти.
Я выпрямился и поглядел туда, где из тумана вышагивали «фашисты». Впереди цепи двигался очень широкоплечий всадник на трофейном унгуннском жеребце. Я не мог видеть его лица. Однако темный силуэт и так говорил немало о таинственном «фашистском» военачальнике: длинные жесткие руки вцепились в узду, на квадратном плече сидит железный ворон-убийца, уже успевший вернуться к хозяину.
Минут через десять Каширин подскакал, откинул с головы кольчужный капюшон. Насмешливо сощурил спокойные глаза:
– Здравствуй, князь Алеша. Надеюсь, не помешал твоей беседе с унгуннами?
Я не успел ответить. Из толпы Данилиных ратников выскочил какой-то худенький синеглазый дружинник в серебристой кольчужке и с радостным визгом кинулся мне на шею.
ПОГРЕМУШКИ ПАТРИОТОВ,
дневник Данилы, богатыря Казарина, наследника Властовского
I
Солнечно полыхнув, широкое лезвие жадно вспороло ржаную бочину… Негнущиеся пальцы в железных перчатках осторожно извлекли из мешочка жменю суховатой петрушки (восемь кун за пучок!) и затолкали драгоценную зелень внутрь распахнутой ковриги. Данила шмыгнул носом, принюхиваясь к тонкому привкусу рыбьей тухлинки в речном воздухе, – ой недаром застучало, забурлило под дощатым настилом пристани… Быстро дернув рукой, бросил хлеб за борт. Коврига хлюпнула в теплую бронзово-зеленую муть, покачиваясь поплыла среди нежных ошметков ила, меж белых размокших перышек и древесной крошки – нет, не утонула.
Данила укоризненно покачал головой, достал из мешка второй каравай. Торговцы зельями предупреждали, что русалицы на Влаге жадные. Поэтому Данька решил не жалеть сладкой петрушки – все-таки по договору с водяными девками ладья добегает до поганого городища Калина чуть не вдвое быстрее! Это реальный шанс доплыть в тороканскую столицу прежде, чем тамошние жрецы насыплют погребальный курган над заживо похороненным русичем Михайлой Потыком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148
Вдруг… откуда-то сбоку… из-под земли – всадник в тумане! Вороной трехлетний аргамак, и в седле уцелевший унгунн! Да какой! Черные ветвистые рога на шлеме, златые заклепки на щите, кровавый шарф вьется по ветру! На спине какой-то чудовищный горб… или мешок: странный пузырь, ворох раздувшихся серых тряпок за плечами… Нагая сабля в руке! Хэй, арбалетчики! Тревога! Бейте, стреляйте в него!
Это ж сам Кумбал-хан, будь я проклят!
Поздно, он уходит. Пролетел совсем рядом с крепостью – злобно рыкнул через плечо – вот он, гад! Рукой подать! Но арбалетчики не готовы стрелять – бешено накручивают рычаги крестострелов… Катафракты спохватились, кинулись к лошадям – нет, не догнать. Железный жеребец, выкладываясь из последних сил, с ревом и лязгом рванулся прочь, к лесу…
Точно: Кумбал. Ах, обидно…
Впрочем… не уйдет. Я понял это, когда увидел – быструю черную точку, мелькнувшую высоко в небе. Знакомый летающий объект – железный ворон камнем вывалился из-за облака! С ревом упал к самой земле! Распахнул стальные лезвия крыл – на бреющем, в полуметре от земли скользнул вослед Кумбал-хану… У этой птицы чудовищная скорость, я знаю. Кумбалу не повезло. Когтистая железная бритва вошла в пыльный шлейф позади вражьего жеребца… ах! я зажмурился. Широко расперив лезвистые крыла, стальной ворон с визгом пронесся под бронированной лошадью Кумбала, под самым брюхом, мгновенно и с лету срезая жеребцу ноги… Ударило искрами – искалеченная лошадиная туша по инерции пролетела метров десять и рухнула в ковыль. Всадник вывалился из седла, мелькнул в воздухе черно-красным клубком переломанных конечностей… Ах, боже мой, пробормотал я: упал! Убился! Вот жалкий же ездок… взглянуть, как треснулся он: грудью или вбок?
Черная туша витязя тяжко перевалилась навзничь и замерла – а вот тряпичный горб… отделился от спины Кумбал-хана! Подпрыгивая, покатился по траве… Нет, он не катится – а бежит, подпрыгивая на коротких кривых ножках! Это не пыльный мешок, это горбатый карла в камуфляжном рванье!
– Взять Плескуна, – быстро скомандовал я. Трое или четверо катафрактов, выдергивая лезвия, поскакали в погоню. Я поспешно спустился со стены – прыгая через обломки, побежал следом, на бегу нащупывая звенья золотой цепи за пазухой. Плескун – опасный чародей… Того и гляди – опять начнутся магические фокусы.
Один из катафрактов уже почти настиг горбатого беглеца – Плескун рывком обернулся, судорожно выставил руку с блестящим амулетом! Слишком поздно, мой уродливый друг: катафракт Сергиос махнул звонким мечом…
Я со стоном схватился за волосы. Нет!
Впрочем, напрасно испугался. Умный, сообразительный Сергиос ударил плашмя. Потом свесился из седла, схватил упавшего карлу за шиворот и высоко приподнял, встряхивая в железной руке, как тряпичную куклу.
Вот мы и встретились, дорогой Плескун. Не век же вам избегать близкого знакомства с Вещим Лисеем…
– Спасибо за работу, катафракт Сергиос, – кивнул я. – Теперь тщательно свяжите этого волшебника, конфискуйте все магические предметы, включая кольца и пуговицы, а потом посадите негодяя в мешок. После завтрака я буду его допрашивать.
Гордый Сергиос перекинул бесчувственное горбатое тельце поперек седла и поскакал к крепости. А я склонился над трупом витязя в черной броне. Восточный красавец Кумбал-хан был мертв. Видимо, мудрый Плескун, вываливаясь вместе с ханом из седла, успел перерезать ему горло. Чтобы лишить меня удовольствия лично допросить побежденного военачальника…
Я склонился над телом, поднял забрало роскошного ханского шлема, украшенного драконьими рогами. С философической грустью вгляделся в косые черты обескровленного лица. Вот sic и transit бренная gloria mundi . Вот трагедия человеческого тщеславия. Бедный хан! Хотел объехать целый свет – и не объехал сотой доли.
Уж точно стал не тот в короткое ты время:
Недавно, помню, было: ногу в стремя
И носишься на борзом жеребце…
Я вторично вздохнул. А Чацкого мне жаль. По-христиански так он жалости достоин. Был острый человек, имел душ сотни три… Да какие души! Зверские, напористые, с копьями и скрамасаксами.
– Высокий князь!
Я обернулся. Десятник Неро торопливо нахлестывая коня, приблизился и, оглядываясь через плечо, зашептал:
– Высокий князь! Сюда приближаются эти… неведомые люди из лодий. Может быть опасно, князь. Не лучше ли вернуться в крепость?
– Совсем не опасно, десятник Неро. Я прекрасно знаю, кто командует этой средневековой морской пехотой, которая появилась так своевременно и спасла нас от смерти.
Я выпрямился и поглядел туда, где из тумана вышагивали «фашисты». Впереди цепи двигался очень широкоплечий всадник на трофейном унгуннском жеребце. Я не мог видеть его лица. Однако темный силуэт и так говорил немало о таинственном «фашистском» военачальнике: длинные жесткие руки вцепились в узду, на квадратном плече сидит железный ворон-убийца, уже успевший вернуться к хозяину.
Минут через десять Каширин подскакал, откинул с головы кольчужный капюшон. Насмешливо сощурил спокойные глаза:
– Здравствуй, князь Алеша. Надеюсь, не помешал твоей беседе с унгуннами?
Я не успел ответить. Из толпы Данилиных ратников выскочил какой-то худенький синеглазый дружинник в серебристой кольчужке и с радостным визгом кинулся мне на шею.
ПОГРЕМУШКИ ПАТРИОТОВ,
дневник Данилы, богатыря Казарина, наследника Властовского
I
Солнечно полыхнув, широкое лезвие жадно вспороло ржаную бочину… Негнущиеся пальцы в железных перчатках осторожно извлекли из мешочка жменю суховатой петрушки (восемь кун за пучок!) и затолкали драгоценную зелень внутрь распахнутой ковриги. Данила шмыгнул носом, принюхиваясь к тонкому привкусу рыбьей тухлинки в речном воздухе, – ой недаром застучало, забурлило под дощатым настилом пристани… Быстро дернув рукой, бросил хлеб за борт. Коврига хлюпнула в теплую бронзово-зеленую муть, покачиваясь поплыла среди нежных ошметков ила, меж белых размокших перышек и древесной крошки – нет, не утонула.
Данила укоризненно покачал головой, достал из мешка второй каравай. Торговцы зельями предупреждали, что русалицы на Влаге жадные. Поэтому Данька решил не жалеть сладкой петрушки – все-таки по договору с водяными девками ладья добегает до поганого городища Калина чуть не вдвое быстрее! Это реальный шанс доплыть в тороканскую столицу прежде, чем тамошние жрецы насыплют погребальный курган над заживо похороненным русичем Михайлой Потыком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148