Джек одним махом очутился наверху. Зорко оглядел он сад. Кругом темнели деревья, выступавшие из снежных горок, которые монастырский садовник подгребал для того, чтобы защитить от морозов нежные сорта фруктов.
Джоанны нигде не было видно, но зато не было видно и никого другого. Джек тихонько засвистал. Тотчас же из-за кустов вечнозеленого буксуса раздался ответный свист. Джоанна вышла из-за своего прикрытия.
– Подожди, Джек, не прыгай сюда, здесь нас может увидеть садовник! Лучше я перелезу на ту сторону.
Мальчик протянул ей руку, и она не хуже любого его товарища из Дизби благополучно перебралась через стену и спрыгнула в снег.
– Тебе, конечно, будет холодно, если мы здесь присядем? – неуверенно сказал мальчик.
Джоанна, смеясь, распахнула плащ: он весь был подбит отличным лисьим мехом.
– Его хватит, чтобы с ног до головы покрыть еще двоих таких, как мы. Найди место, мы укроемся плащом – будет тепло, как в берлоге.
За монастырским забором из косточек, занесенных птицами, детьми и ветром, вырос мелкий кустарник – дички яблонь и груш.
Подняв несколько кустиков, Джек устроил скамейку, и они сели, подобрав под себя ноги и с головой укрывшись плащом.

Сразу стало очень жарко. Мех был старый и, как видно, траченный молью, поэтому шерстинки попадали в нос и щекотали горло.
– Расскажи же мне о своей жизни, Джоанна.
Девочке не хотелось говорить о себе. Есть тысячи вещей гораздо более интересных.
– Но что ты хочешь, Джоанна? Сказок? Песен?
– Помнишь, ты тогда на монастырской дороге пообещал мне сложить песенку только для меня одной. Ты меня обманул, Джек!
– Я тебя никогда не обманывал. – Джек откашлялся. – Ты меня слушаешь, Джоанна?
– Ну конечно. Ей-богу, ты хуже, чем отец Ромуальд!
Маленький цветочек ветреницы, – произнес Джек сиплым от волнения голосом, –
Маленький цветочек ветреницы
Тихонечко качается на тонком стебле,
Маленькие ножки любимой моей,
Маленькие ножки Джоанны моей
Весело ходят по зеленой земле…
– Что такое? – спросила Джоанна каким-то новым, не своим голосом.
«Она тоже меня любит! – подумал Джек. – Господи, как бьется сердце!»
Он откинул плащ.
Еле удержавшаяся от хохота, Джоанна прыснула ему прямо в лицо.
– «Маленькие ножки Джоанны моей»! – повторила она, хохоча до икоты. – Господь с тобой, Джек, как ты такое мог придумать!
Она вытянула на снегу свои длинные ноги, обутые в те же красные башмачки.
Это были тонкие, стройные и, пожалуй, даже красивые ноги, но маленькими их назвать никак нельзя было.
– Ты рассердился, Джек? – спросила девочка ласково.
Джек молчал.
– Ну вот, ты уже взял и рассердился. А я так хорошо запомнила одну песенку, что ты пел! Ну, ту, что, говорят, сложил сам Робин Гуд. Помнишь?
– Я помню! – ответил Джек сердито.
Кончено! Он сюда больше не придет! Ему хотелось плакать или браниться.
Но сейчас же он пересилил себя. Джоанна в снег и в ветер приходила навещать его старика. Через силу таскала она тяжелые корзины с хлебом, пшеном и солью для малышей. Девочка не виновата. Вероятно, эта песенка действительно никуда не годится. Да, она, видать, не из тех, что прожигают насквозь.
– Ну, миленький Джек, не сердись, давай помиримся! – нежно уговаривала Джоанна.
– Я не сержусь… Какое же место в той песенке ты запомнила? Она ведь очень длинная… Бабушка Бет, бывало, как заведет ее…
– Там, где Робин Гуд догоняет леди. – И, положив Джеку голову на плечо, девочка как ни в чем не бывало приготовилась слушать.
Строятся за Робином
Зеленые стрелки,
– начал Джек нараспев, –
Падает перчатка
С белой руки.
Леди поворачивает
Черного коня,
Леди сладким голосом
Приветствует меня:
– Ты слышишь, как колотится
В этом сердце кровь?
Вот тебе рука моя,
А с ней – моя любовь!
Это место тебе понравилось, а, Джоанна?
– Угу, – ответила девочка задумчиво.
Холод пробирался даже через теплый лисий мех, и, кроме того, от неосторожных движений плащ часто сваливался в снег.
Вдруг Джоанна взяла руку Джека и крепко сжала ее горячими руками. Нащупав его ладонь, она вложила в нее свою руку и один за другим сама закрыла его пальцы.
Вот тебе рука моя,
А с ней – моя любовь!
– произнесла она.
Джек молчал. А вдруг она опять засмеется?
Потихонечку он хотел высвободить свою руку.
– Зачем ты притворяешься, Джек? – сказала Джоанна с укором. – Разве мы не любим друг друга еще с самой осени?..
Даже под таким отличным меховым плащом дольше сидеть было невозможно, потому что сильно замерзали ноги.
Джек накинул плащ девочке на плечо и застегнул на пряжку.
Они медленно пошли по дороге, топая ногами, как военные лошади.
Это была та же дорога к Дургэмскому лесу, по которой они прогуливались в теплый сентябрьский день четыре месяца назад, но, господи, сколько с тех пор произошло нового с каждым из них!
Джоанна внимательно слушала рассказы Джека о Гревзенде, о мастерской Генри Пэстона, о Джоне Боле…
О «безумном кентском попе» она уже слыхала не раз. Проповедника иначе и не называли в монастыре. Саймон Сэдбери – архиепископ – поклялся, что добьется отлучения отца Джона от церкви. Мать Геновева говорит, что он хуже фрайеров.
– Нет, он не хуже фрайеров!
Джек опять почувствовал неизъяснимое тепло.
– Ты меня любишь, Джоанна? – спросил он останавливаясь. (Девочка кивнула головой.) – Ну, ты тогда должна любить и его. Если тебе доведется встретить отца Джона Бола, ты сама скажешь, что я прав.
– Хорошо!.. – ответила Джоанна. – Хочешь, пойдем к твоей матери и расскажем ей все? – предложила она вдруг.
О нет, Джейн Строу сейчас ничего не слышит и не видит. Она слишком подавлена своим горем.
– Не надо, Джоанна. Ей сейчас не до нас!
– Да-да, верно, – согласилась Джоанна. – А знаешь, она все-таки любит меня, Джек.
Они шли по дороге, взявшись за руки, иногда болтая без умолку, но чаще тихонько улыбаясь своим собственным мыслям.
Так вошли они в лес.
– Ух, страшно! – сказала Джоанна вздрогнув.
Джек вспомнил о Заячьей Губе и о его Зеленых молодцах. Он рассказал Джоанне о своем товарище.
– Бедненький, – промолвила девочка. – А так он красивый, ты говоришь? Бравый и высокий?
– Да, выше меня… Ненамного, правда. – Джек почувствовал легкий укол ревности.
– Какой же ты смешной, Джек! – засмеялась Джоанна, заглядывая ему в глаза. – У тебя же нет заячьей губы… Говори еще!
– А почему ты ничего не хочешь мне рассказать, Джоанна?
– Я не проклинаю тот день, Джек, только потому, что я провела его с тобой. Тот день, когда я удрала в монастырь. Ты меня любишь, Джек?
– Очень, – сказал он, опустив голову.
– Я не могу тебе объяснить, но я для чего-то нужна матери Геновеве. Она была бы рада засушить меня между двух страничек молитвенника, как отец Роланд засушивает цветы… Я ей для чего-то нужна… И она сделает так, что я постригусь в монахини, – добавила Джоанна с испугом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85