Что ты разумеешь под сверкой?
Он велел клерку найти нужную книгу.
– Я, если только это не рассердит вашу милость, – пояснил Аллан смущенно, – веду записи так, как это вздумается моей глупой голове. Чтобы не было путаницы, я против каждого счета расходов веду счет доходов и в конце месяца проверяю сам себя.
«Этот человек у меня на родине был бы банкиром», – подумал итальянец.
– Вот, – сказал он, перебрасывая толстые листы, – тысяча триста семьдесят шестой год, счет сэра Саймона Бёрли.
Он снова поднял очки на лоб. Волосы его были белые как снег, а глаза черные, лукавые и живые. Аллану иногда казалось, что купец носит очки только для того, чтобы скрыть от собеседника свои мысли.
– Осенью тысяча триста семьдесят шестого года, – начал Аллан, вытаскивая свои собственные записи, – после бракосочетания своего с сэром Саймоном Бёрли госпожа моя полностью рассчиталась с фламандцами и евреями по долговым обязательствам своего супруга. Векселя были скуплены банкирской конторой Траппани. Госпожа моя уплатила четыре тысячи ливров.
– Так, – сказал купец, – но от моего господина, синьора Траппани, сэр Саймон получил в тысяча триста семьдесят шестом году еще тысячу ливров.
«Ага, ты, стало быть, тоже только слуга, – подумал Аллан приосаниваясь. – Но какой же должен быть господин, если слуга живет в таких хоромах?»
– Да, – ответил он, глянув в свои заметки, – сэр Саймон получил ссуду в тысячу ливров под залог имущества своей супруги, оцененного в тысячу пятьсот ливров.
– Деньги были даны из расчета восемнадцати процентов годовых, – добавил купец, – причем сэр Саймон выговорил себе право вносить проценты помесячно.
– На тот случай, если за последние месяцы он не выполнил своего обещания, – начал Аллан, – я имею полномочия от моей госпожи…
Купец снова внимательно посмотрел на него.
– По этому счету у меня нет никаких претензий, – сказал он.
«Значит, дело обстоит еще не так плохо», – подумал Аллан весело.
Купец снова пододвинул к нему блюдо. Старик отломил кусок хлеба и густо посыпал его солью. Вина Аллан пить не стал, боясь, как бы оно не свалило его с ног.
– В тысяча триста семьдесят седьмом году, – прочел купец, – за сэром Бёрли числилось две тысячи ливров, взятых им на снаряжение отряда на шотландской границе, и триста ливров, уплаченных за дом на Шельской набережной. Дом приобретен на имя Марии Боссом. Тоже под залог драгоценностей. Следует ли мне их перечислять?
– Они тут у меня переписаны полностью, и ваша подпись – в конце, – сказал Аллан. Он, правда, не знал раньше, что триста ливров пошли на покупку дома, но не хотел этого показать купцу.
– Весь этот долг так же перекрыт залогом, – сказал купец.
Кровь бросилась в лицо Аллану. Ему показалось, что он ослышался.
– Что такое?.. – спросил он хрипло.
– Мы сочлись с твоим господином, и контора Траппани согласилась принять в счет погашения долга и процентов заложенные драгоценности, опись которых у тебя имеется.
– Это неприкосновенное имущество моей госпожи, леди Джоанны Друриком, – сказал Аллан тихо. – А что же он сделал с деньгами, посланными ему на уплату процентов?
– Не знаю! – отрезал купец.
Не нужно было обладать большой проницательностью, чтобы догадаться, на что могли уйти деньги при этом блестящем и расточительном дворе.
– Нет! – произнес Аллан поднимаясь. Ноги его дрожали. – Христом богом заклинаю вас, неужели он отдал половину шкатулки в уплату за свои долги?!
– Запись ведется на латинском, французском и английском языках, – ответил купец холодно, – это для того, чтобы нас могли рассудить в любой стране. Читай. Только ты ошибаешься: он отдал не половину шкатулки, а все, что там было. Кроме маленького колечка, которое он тут же надел себе на мизинец. Вот видишь: кольцо узкое, испанского золота, вычеркнуто из списка.
Аллан для видимости заглянул в книгу, но он ничего не мог разобрать, – строки путались одна с другой.
– Мы четыре года подряд отправляли ему все замковые деньги, – почти крикнул он. – Что же теперь будет с госпожой?
– Это еще не конец, – продолжал итальянец вздохнув. – В нынешнем, тысяча триста восьмидесятом году Саймон Бёрли получил от нас снова две тысячи ливров. Поручителем его был лорд Лэтимер, королевский откупщик. В благодарность за сделку сэр Саймон передал ему право участия во всех своих манориальных доходах.
«Ну, доходы-то небольшие, – подумал Аллан. – Коптильни да арендные деньги по одному только Друрикому. Ведь в своих поместьях этот волк и не додумался сдавать землю в аренду».
Доходов почти не было. Госпожа его продала материнские платья, чтобы выручить вот эти деньги, – он тронул мешочек на груди.
– Моя леди… – начал Аллан и вдруг всхлипнул. – Этот человек хуже волка!
«Мы дадим теперь немножко передохнуть мужикам, – сказала ему леди Джоанна на прощанье. – Королевская подать собиралась уже два года подряд, десятая и пятнадцатая деньга внесены. Теперь мужики немного передохнут». Вот тебе и передохнули! Теперь снова им с Мэтью придется рыскать по избам. И хоть бы один пенни с этих доходов пошел на пользу его леди! Бедняжка вынуждена была покинуть старый Друриком и поселиться в разрушенном Тизе, в Эссексе, чтобы не видеть, как обирают ее кентцев.
– Только не можете ли вы мне объяснить, что это за лорд Лэтимер и не придется ли еще нам, пожалуй, платить и ему какие-нибудь проценты? – спросил он на всякий случай.
Купец чувствовал необычайную усталость. Как он объяснит этому бедному старику, в чем дело? Осторожно, останавливаясь на каждом слове и подбирая выражения, итальянец рассказал все.
Словом, получалось так, что хозяйничать в замке с мая месяца будет не леди Джоанна Бёрли, а лорд Лэтимер: сэр Саймон запродал ему все свои доходы на три года вперед.
Он с тревогой посмотрел на старика.
Однако, к его удивлению, слуга как будто повеселел.
Да, прощаясь, он уже не походил так на мертвеца, как это было минуту назад.
– Лорд Лэтимер? – бормотал Аллан, идя к выходу. – Ну, пускай он пожалует за своими деньгами, этот лондонский молодчик. В Тизе народ гол, как сокол, а Друриком, Дизби и Эшли… Любопытно, как он будет управляться там, – он ведь еще никогда не имел дела с кентцами. Ну, пускай поступают, как знают… Зато этот волк уже больше никогда и ничего с нас не будет требовать!
И старик даже хихикнул, проходя мимо удивленного привратника.
…Большие окна в доме итальянца были завешены суконными занавесями, и поэтому яркое ноябрьское солнце больно ударило по старческим глазам, когда Аллан вышел на улицу.
Черные пятна заплясали перед ним в воздухе, и он прислонился к стене.
В городе сегодня народу было больше, чем когда-либо. Аллан еле протиснулся через толпу, но на соседней улице было еще хуже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
Он велел клерку найти нужную книгу.
– Я, если только это не рассердит вашу милость, – пояснил Аллан смущенно, – веду записи так, как это вздумается моей глупой голове. Чтобы не было путаницы, я против каждого счета расходов веду счет доходов и в конце месяца проверяю сам себя.
«Этот человек у меня на родине был бы банкиром», – подумал итальянец.
– Вот, – сказал он, перебрасывая толстые листы, – тысяча триста семьдесят шестой год, счет сэра Саймона Бёрли.
Он снова поднял очки на лоб. Волосы его были белые как снег, а глаза черные, лукавые и живые. Аллану иногда казалось, что купец носит очки только для того, чтобы скрыть от собеседника свои мысли.
– Осенью тысяча триста семьдесят шестого года, – начал Аллан, вытаскивая свои собственные записи, – после бракосочетания своего с сэром Саймоном Бёрли госпожа моя полностью рассчиталась с фламандцами и евреями по долговым обязательствам своего супруга. Векселя были скуплены банкирской конторой Траппани. Госпожа моя уплатила четыре тысячи ливров.
– Так, – сказал купец, – но от моего господина, синьора Траппани, сэр Саймон получил в тысяча триста семьдесят шестом году еще тысячу ливров.
«Ага, ты, стало быть, тоже только слуга, – подумал Аллан приосаниваясь. – Но какой же должен быть господин, если слуга живет в таких хоромах?»
– Да, – ответил он, глянув в свои заметки, – сэр Саймон получил ссуду в тысячу ливров под залог имущества своей супруги, оцененного в тысячу пятьсот ливров.
– Деньги были даны из расчета восемнадцати процентов годовых, – добавил купец, – причем сэр Саймон выговорил себе право вносить проценты помесячно.
– На тот случай, если за последние месяцы он не выполнил своего обещания, – начал Аллан, – я имею полномочия от моей госпожи…
Купец снова внимательно посмотрел на него.
– По этому счету у меня нет никаких претензий, – сказал он.
«Значит, дело обстоит еще не так плохо», – подумал Аллан весело.
Купец снова пододвинул к нему блюдо. Старик отломил кусок хлеба и густо посыпал его солью. Вина Аллан пить не стал, боясь, как бы оно не свалило его с ног.
– В тысяча триста семьдесят седьмом году, – прочел купец, – за сэром Бёрли числилось две тысячи ливров, взятых им на снаряжение отряда на шотландской границе, и триста ливров, уплаченных за дом на Шельской набережной. Дом приобретен на имя Марии Боссом. Тоже под залог драгоценностей. Следует ли мне их перечислять?
– Они тут у меня переписаны полностью, и ваша подпись – в конце, – сказал Аллан. Он, правда, не знал раньше, что триста ливров пошли на покупку дома, но не хотел этого показать купцу.
– Весь этот долг так же перекрыт залогом, – сказал купец.
Кровь бросилась в лицо Аллану. Ему показалось, что он ослышался.
– Что такое?.. – спросил он хрипло.
– Мы сочлись с твоим господином, и контора Траппани согласилась принять в счет погашения долга и процентов заложенные драгоценности, опись которых у тебя имеется.
– Это неприкосновенное имущество моей госпожи, леди Джоанны Друриком, – сказал Аллан тихо. – А что же он сделал с деньгами, посланными ему на уплату процентов?
– Не знаю! – отрезал купец.
Не нужно было обладать большой проницательностью, чтобы догадаться, на что могли уйти деньги при этом блестящем и расточительном дворе.
– Нет! – произнес Аллан поднимаясь. Ноги его дрожали. – Христом богом заклинаю вас, неужели он отдал половину шкатулки в уплату за свои долги?!
– Запись ведется на латинском, французском и английском языках, – ответил купец холодно, – это для того, чтобы нас могли рассудить в любой стране. Читай. Только ты ошибаешься: он отдал не половину шкатулки, а все, что там было. Кроме маленького колечка, которое он тут же надел себе на мизинец. Вот видишь: кольцо узкое, испанского золота, вычеркнуто из списка.
Аллан для видимости заглянул в книгу, но он ничего не мог разобрать, – строки путались одна с другой.
– Мы четыре года подряд отправляли ему все замковые деньги, – почти крикнул он. – Что же теперь будет с госпожой?
– Это еще не конец, – продолжал итальянец вздохнув. – В нынешнем, тысяча триста восьмидесятом году Саймон Бёрли получил от нас снова две тысячи ливров. Поручителем его был лорд Лэтимер, королевский откупщик. В благодарность за сделку сэр Саймон передал ему право участия во всех своих манориальных доходах.
«Ну, доходы-то небольшие, – подумал Аллан. – Коптильни да арендные деньги по одному только Друрикому. Ведь в своих поместьях этот волк и не додумался сдавать землю в аренду».
Доходов почти не было. Госпожа его продала материнские платья, чтобы выручить вот эти деньги, – он тронул мешочек на груди.
– Моя леди… – начал Аллан и вдруг всхлипнул. – Этот человек хуже волка!
«Мы дадим теперь немножко передохнуть мужикам, – сказала ему леди Джоанна на прощанье. – Королевская подать собиралась уже два года подряд, десятая и пятнадцатая деньга внесены. Теперь мужики немного передохнут». Вот тебе и передохнули! Теперь снова им с Мэтью придется рыскать по избам. И хоть бы один пенни с этих доходов пошел на пользу его леди! Бедняжка вынуждена была покинуть старый Друриком и поселиться в разрушенном Тизе, в Эссексе, чтобы не видеть, как обирают ее кентцев.
– Только не можете ли вы мне объяснить, что это за лорд Лэтимер и не придется ли еще нам, пожалуй, платить и ему какие-нибудь проценты? – спросил он на всякий случай.
Купец чувствовал необычайную усталость. Как он объяснит этому бедному старику, в чем дело? Осторожно, останавливаясь на каждом слове и подбирая выражения, итальянец рассказал все.
Словом, получалось так, что хозяйничать в замке с мая месяца будет не леди Джоанна Бёрли, а лорд Лэтимер: сэр Саймон запродал ему все свои доходы на три года вперед.
Он с тревогой посмотрел на старика.
Однако, к его удивлению, слуга как будто повеселел.
Да, прощаясь, он уже не походил так на мертвеца, как это было минуту назад.
– Лорд Лэтимер? – бормотал Аллан, идя к выходу. – Ну, пускай он пожалует за своими деньгами, этот лондонский молодчик. В Тизе народ гол, как сокол, а Друриком, Дизби и Эшли… Любопытно, как он будет управляться там, – он ведь еще никогда не имел дела с кентцами. Ну, пускай поступают, как знают… Зато этот волк уже больше никогда и ничего с нас не будет требовать!
И старик даже хихикнул, проходя мимо удивленного привратника.
…Большие окна в доме итальянца были завешены суконными занавесями, и поэтому яркое ноябрьское солнце больно ударило по старческим глазам, когда Аллан вышел на улицу.
Черные пятна заплясали перед ним в воздухе, и он прислонился к стене.
В городе сегодня народу было больше, чем когда-либо. Аллан еле протиснулся через толпу, но на соседней улице было еще хуже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85