Потом, решив вдруг, что он прирожденный воин «с кости и крови», стал изучать военное дело. В маленьком домике в Осеках появились мушкеты, мечи, польские сабли. Они и сейчас ржавеют в кладовой.
Однако за последние годы Збышек нашел себе дело по душе и, как видно, делу этому уже не изменит. Долгое время он всецело отдает себя школе, по вечерам у себя в доме собирает ребят и даже по ночам мастерит для них какие-то таблицы, картинки… Слава о замечательном учителе пошла уже по всем гданьским предместьям, и сейчас у него отбою нет от учеников.
Только однажды (это случилось в 1538 году) Збышек вдруг предупредил учеников, что вынужден оставить школу, а им – подыскать другого учителя. Ни уговоры, ни слезы ребят не помогли. Учитель не мог даже сказать толком, на время ли ему нужно отлучиться или навсегда.
Все близкие Збигнева и даже Митта, всегда находившая ему оправдания, сочли этот поступок за недопустимое легкомыслие. Сам Каспер в ту пору был в Кадисе и не мог вступиться, за товарища. Потому что покинуть школу Збышек решил отнюдь не из-за легкомыслия. Отец одного из его учеников, тайный мюнцеровец, привез ему письмо от его милого друга и спасителя Генриха Адлера. Тот извещал своего бывшего однокашника, что собирается в Королевскую Пруссию. Тот же отец ученика предупредил пана учителя, что о приезде мужицкого вождя узнал страшный Ян Гозиус (тот самый, которого впоследствии прозвали «молотом еретиков»). На брата Генриха Адлера готовится засада.
Вот Збигнев и решил проехать к границе, чтобы предупредить Генриха или, если будет нужно, помочь ему бежать.
Неизвестно, как сложилась бы судьба самого Збышка, если бы ему удалось встретиться с мужицким вождем, но и письмо и предупреждение запоздали: Генрих Адлер кончил свою жизнь в борьбе с врагами, как подлинный народный герой и воин «с кости и крови».
Переплыв реку и схваченный у переправы, Генрих, мокрый, раздетый и безоружный, каким-то образом ухитрился выхватить у одного из стражников меч и, прислонившись к стене, около часа отбивался от ошеломленных врагов, пока, весь истекающий кровью, не свалился бездыханный.
Так Гозиусу и не удалось возвести его на костер и заставить отречься от Томаса Мюнцера, за дело которого Генрих боролся всю жизнь.
После разгрома мюнцеровских отрядов, где, на взгляд Генриха, много молились и мало думали о военной подготовке, мужицкое восстание перекинулось из немецких земель в Вармию. Тут-то Генрих и предполагал возглавить движение кашубов, но погиб, так и не добравшись до своих.
Последнее предсмертное письмо, в котором Генрих извещал Збигнева о своем приезде, Митта из опасения, как бы оно не попало в руки ревнителей католичества, решила сжечь.
Збигнев же настаивал на том, чтобы оно хранилось в заветной фамильной шкатулке… Это был, кажется, единственный случай, когда Збигнев пошел против воли рассудительной Митты и когда супруги не разговаривали больше двух недель. К счастью, Каспер к тому времени вернулся из плавания и немедленно их примирил. Сейчас у них в доме мир, любовь и тишина…
«Как у нас с Вандой», – мог бы подумать Каспер, но не подумал, потому что, на его взгляд, как у них с Вандой не могло быть никогда и ни у кого! Правда, что касается мира и тишины, то искать их в доме Бернатов был бы напрасный труд – горячий и нетерпеливый нрав Ванды передался всем четырем ее младшим. Характером в отца пошел только Вацек.
Зато любовь прочно поселилась в этом доме…
Каспер почувствовал, что ему душно, и, постучав Францу, попросил его остановить лошадей.
Осмотрев колеса, оси, чеки, он потрепал удивленных лошадок по холкам и снова уселся рядом с притихшим Вацком.
Збигнев давно уже похрапывал в углу возка.
«Боже мой, боже, – пробормотал Каспер про себя, – двадцать лет семейной жизни, а я и сегодня влюблен в Ванду, как мальчишка, от одного воспоминания о ней теряю голову… Я понимаю, конечно, что существуют женщины красивее ее, но с такими мне еще не приходилось встречаться. Господь бог сохранил Ванде в ее преклонных летах обаяние и свежесть, но даже если бы лицо ее было покрыто морщинами, я любил бы ее не меньше: это ведь Ванда!»
Супруги Бернаты, не глядя на то, что один сед уже давно, а у второй на висках тоже пробивается седина, до сих пор влюблены друг в друга. А стычки, если и происходят в доме Бернатов, то происходят по пустякам и тотчас же, благодаря мирному нраву хозяина, заканчиваются шутками и смехом.
Между супругами существует единственное расхождение, до сих пор не разрешенное ни в ту, ни в другую сторону: Ванда, противу всякой логике, убеждена, что Каспер ее – самый красивый человек на свете. А когда муж пытается это мнение оспаривать, она, закусив губы и закинув голову, молча выходит из комнаты.
Вацек давно уже перестал разглядывать большак и попадающиеся им по пути нищие селения, давно уже не задавал вопросов. Сунув в широкие рукава озябшие руки, он прикорнул около окошка.
«Угомонился наконец, заснул…» – с лаской подумал отец.
Но Вацек не спал. В дороге так хорошо думается…
Как ополчались в свое время темные церковники на ученых, мальчик знал отлично. Недаром он считался лучшим учеником отца Лукаша, геометра, географа и картографа.
Сейчас каждому школяру известно, что океан не составляет пяти седьмых поверхности земного шара и что между Европой и Азией расположен обширный, не знаемый дотоле материк! Сейчас отец Лукаш может спокойно произносить слова «земной шар», не опасаясь, что его схватят фискалы инквизиции. Истина победила!
«Но, как видно, для того, чтобы истина победила, – думал мальчик, – человек должен принести себя в жертву этой истине, претерпеть сначала насмешки, бедность и одиночество… Не каждый при жизни пожинает плоды своих трудов… Вот в Нюрнберге будет отпечатан труд Миколая Коперника… А отец и дядя толкуют, будто кое-кто может усмотреть в нем опровержение святого писания… Но вероятнее всего, папа Павел Третий возьмет его под свою защиту… А вдруг не возьмет?!»
Возок с путешественниками обогнала почтовая карета. Возница ее затрубил в рожок, и, откуда ни возьмись, на дорогу высыпали люди с пакетами, узелками, свертками бумаги… Это тоже выдумка отца Миколая. Каноник своим нарочным, которые каждые три дня совершают путь из Фромборка в Гданьск и обратно, велел прихватывать по дороге письма и посылки людей, которые сами не имеют возможности их доставлять. Отец Миколай сказал, что со временем такая доставка писем будет лежать на городских магистратах…
И как на такого человека может ополчиться кто бы то ни был?!
Теперь уже возок обогнал фромборкскую почтовую карету. Красивые серые в яблоках фромборкские тяжеловозы были крепки и выносливы, но не столь резвы в беге, как разномастные небольшие лошадки, которых дядя Франек раздобыл для поездки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125
Однако за последние годы Збышек нашел себе дело по душе и, как видно, делу этому уже не изменит. Долгое время он всецело отдает себя школе, по вечерам у себя в доме собирает ребят и даже по ночам мастерит для них какие-то таблицы, картинки… Слава о замечательном учителе пошла уже по всем гданьским предместьям, и сейчас у него отбою нет от учеников.
Только однажды (это случилось в 1538 году) Збышек вдруг предупредил учеников, что вынужден оставить школу, а им – подыскать другого учителя. Ни уговоры, ни слезы ребят не помогли. Учитель не мог даже сказать толком, на время ли ему нужно отлучиться или навсегда.
Все близкие Збигнева и даже Митта, всегда находившая ему оправдания, сочли этот поступок за недопустимое легкомыслие. Сам Каспер в ту пору был в Кадисе и не мог вступиться, за товарища. Потому что покинуть школу Збышек решил отнюдь не из-за легкомыслия. Отец одного из его учеников, тайный мюнцеровец, привез ему письмо от его милого друга и спасителя Генриха Адлера. Тот извещал своего бывшего однокашника, что собирается в Королевскую Пруссию. Тот же отец ученика предупредил пана учителя, что о приезде мужицкого вождя узнал страшный Ян Гозиус (тот самый, которого впоследствии прозвали «молотом еретиков»). На брата Генриха Адлера готовится засада.
Вот Збигнев и решил проехать к границе, чтобы предупредить Генриха или, если будет нужно, помочь ему бежать.
Неизвестно, как сложилась бы судьба самого Збышка, если бы ему удалось встретиться с мужицким вождем, но и письмо и предупреждение запоздали: Генрих Адлер кончил свою жизнь в борьбе с врагами, как подлинный народный герой и воин «с кости и крови».
Переплыв реку и схваченный у переправы, Генрих, мокрый, раздетый и безоружный, каким-то образом ухитрился выхватить у одного из стражников меч и, прислонившись к стене, около часа отбивался от ошеломленных врагов, пока, весь истекающий кровью, не свалился бездыханный.
Так Гозиусу и не удалось возвести его на костер и заставить отречься от Томаса Мюнцера, за дело которого Генрих боролся всю жизнь.
После разгрома мюнцеровских отрядов, где, на взгляд Генриха, много молились и мало думали о военной подготовке, мужицкое восстание перекинулось из немецких земель в Вармию. Тут-то Генрих и предполагал возглавить движение кашубов, но погиб, так и не добравшись до своих.
Последнее предсмертное письмо, в котором Генрих извещал Збигнева о своем приезде, Митта из опасения, как бы оно не попало в руки ревнителей католичества, решила сжечь.
Збигнев же настаивал на том, чтобы оно хранилось в заветной фамильной шкатулке… Это был, кажется, единственный случай, когда Збигнев пошел против воли рассудительной Митты и когда супруги не разговаривали больше двух недель. К счастью, Каспер к тому времени вернулся из плавания и немедленно их примирил. Сейчас у них в доме мир, любовь и тишина…
«Как у нас с Вандой», – мог бы подумать Каспер, но не подумал, потому что, на его взгляд, как у них с Вандой не могло быть никогда и ни у кого! Правда, что касается мира и тишины, то искать их в доме Бернатов был бы напрасный труд – горячий и нетерпеливый нрав Ванды передался всем четырем ее младшим. Характером в отца пошел только Вацек.
Зато любовь прочно поселилась в этом доме…
Каспер почувствовал, что ему душно, и, постучав Францу, попросил его остановить лошадей.
Осмотрев колеса, оси, чеки, он потрепал удивленных лошадок по холкам и снова уселся рядом с притихшим Вацком.
Збигнев давно уже похрапывал в углу возка.
«Боже мой, боже, – пробормотал Каспер про себя, – двадцать лет семейной жизни, а я и сегодня влюблен в Ванду, как мальчишка, от одного воспоминания о ней теряю голову… Я понимаю, конечно, что существуют женщины красивее ее, но с такими мне еще не приходилось встречаться. Господь бог сохранил Ванде в ее преклонных летах обаяние и свежесть, но даже если бы лицо ее было покрыто морщинами, я любил бы ее не меньше: это ведь Ванда!»
Супруги Бернаты, не глядя на то, что один сед уже давно, а у второй на висках тоже пробивается седина, до сих пор влюблены друг в друга. А стычки, если и происходят в доме Бернатов, то происходят по пустякам и тотчас же, благодаря мирному нраву хозяина, заканчиваются шутками и смехом.
Между супругами существует единственное расхождение, до сих пор не разрешенное ни в ту, ни в другую сторону: Ванда, противу всякой логике, убеждена, что Каспер ее – самый красивый человек на свете. А когда муж пытается это мнение оспаривать, она, закусив губы и закинув голову, молча выходит из комнаты.
Вацек давно уже перестал разглядывать большак и попадающиеся им по пути нищие селения, давно уже не задавал вопросов. Сунув в широкие рукава озябшие руки, он прикорнул около окошка.
«Угомонился наконец, заснул…» – с лаской подумал отец.
Но Вацек не спал. В дороге так хорошо думается…
Как ополчались в свое время темные церковники на ученых, мальчик знал отлично. Недаром он считался лучшим учеником отца Лукаша, геометра, географа и картографа.
Сейчас каждому школяру известно, что океан не составляет пяти седьмых поверхности земного шара и что между Европой и Азией расположен обширный, не знаемый дотоле материк! Сейчас отец Лукаш может спокойно произносить слова «земной шар», не опасаясь, что его схватят фискалы инквизиции. Истина победила!
«Но, как видно, для того, чтобы истина победила, – думал мальчик, – человек должен принести себя в жертву этой истине, претерпеть сначала насмешки, бедность и одиночество… Не каждый при жизни пожинает плоды своих трудов… Вот в Нюрнберге будет отпечатан труд Миколая Коперника… А отец и дядя толкуют, будто кое-кто может усмотреть в нем опровержение святого писания… Но вероятнее всего, папа Павел Третий возьмет его под свою защиту… А вдруг не возьмет?!»
Возок с путешественниками обогнала почтовая карета. Возница ее затрубил в рожок, и, откуда ни возьмись, на дорогу высыпали люди с пакетами, узелками, свертками бумаги… Это тоже выдумка отца Миколая. Каноник своим нарочным, которые каждые три дня совершают путь из Фромборка в Гданьск и обратно, велел прихватывать по дороге письма и посылки людей, которые сами не имеют возможности их доставлять. Отец Миколай сказал, что со временем такая доставка писем будет лежать на городских магистратах…
И как на такого человека может ополчиться кто бы то ни был?!
Теперь уже возок обогнал фромборкскую почтовую карету. Красивые серые в яблоках фромборкские тяжеловозы были крепки и выносливы, но не столь резвы в беге, как разномастные небольшие лошадки, которых дядя Франек раздобыл для поездки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125