Обронив в возке книжку, раскрывшуюся на одной из первых страниц, Каспер заметил, с каким любопытством заглянул в нее каноник.
– Стихи? – спросил Тидеман Гизе. – Вы, молодой человек, увлекаетесь стихами? И сами, надо думать, немного грешите, а?
Касперу пришли на ум его неуклюжие попытки объясниться с Миттой в стихах.
– Я со стихами не в большом ладу, – признался он откровенно. – Да здесь только предуведомление к труду Симокатты написано в стихах…
– Следовательно, это «Нравственные размышления»… – протянул с любопытством Гизе. – А как к вам попала эта книжечка? Предуведомление к ней написал Лаврентиуш Корвин.
– Мне подарил ее мой Друг Збигнев, – пояснил Каспер. – Дело в том, что монах, торговавший книгами, сообщил ему, что «Нравственные размышления» с греческого на латынь перевел Миколай Коперник. Ознакомившись с предуведомлением, я из него узнал больше о канонике Копернике, чем о самом греке Симокатте…
Он бег луны разведал и движенья
Светил, кочующих в небесном своде, –
Творенья нашего небесного отца… –
…И, исходя из повергающих в раздумье истин,
Сумел исследовать умом первопричину
Всего, что во вселенной существует! –
с пафосом продекламировал отец Гизе заключительные строки Корвина.
– Насколько я мог понять из слов бравого боцмана, – каноник кивнул на храпящего в углу возка Вуйка, – Миколай Коперник – ваш добрый знакомый? Или, возможно, вы, как многие сейчас, как тот же Лаврентиуш Корвин, увлечены его трудами?
Во второй раз за нынешнее путешествие Касперу пришлось покраснеть.
– Ни то ни другое, к сожалению, – сказал он, оправившись от смущения. – Говоря о приглашении в Лидзбарк, пан Конопка имел в виду одного себя… Ему случилось когда-то оказать Миколаю Копернику небольшую услугу, но я не уверен, что каноник до сих пор помнит об этом. А я для отца Миколая уж и вовсе чужой человек. С трудами его мне не довелось ознакомиться, хотя я и полон жадного к ним интереса. Особенно после предуведомления Лаврентиуша Корвина…
– Вы дважды ошиблись, сын мой, – возразил Тидеман Гизе. – Во-первых, брат Миколай никогда не забывает людей, которые когда-либо оказали ему услугу… А во-вторых, может ли быть для него чужим человек, жадно интересующийся его трудами?!
Тут Каспер почувствовал, что должен рассказать отцу канонику историю своего изгнания из Краковской академии…
– Не правда ли, отец Тидеман, – закончил он свою повесть, – если оставить в стороне то, что мне пришлось покинуть своих друзей… и вообще близких мне людей, – добавил Каспер, краснея под проницательным взглядом Гизе, – для меня не все еще потеряно?.. Я ведь всегда мечтал о море, и, если пану Конопке удастся устроить меня хотя бы простым матросом на один из вармийских кораблей, я буду счастлив безмерно…
Отец Тидеман покачал головой.
– Науки, которые вы проходили в достославном Краковском университете, ученые споры, лекции, карты звездного неба, общение с просвещеннейшими людьми Европы – все это вы оставляете для того, чтобы до крови натирать руки канатом или пухнуть от цинги в каких-нибудь отдаленных морях? – спросил он с укором. – Я полагал, что у краковского студента больше гордости за свою альма матер, больше тяготения к знаниям… Объясните, едете ли вы к Копернику за рекомендацией на корабль или за тем, чтобы разрешить свои научные сомнения?
– Я ведь не по своей воле покинул Краков и академию, – дрожащим голосом сказал Каспер. – И мне кажется, что, если бы каждый студент, увлеченный носящимися сейчас в воздухе новыми веяниями, стал обращаться за разрешением своих сомнений к своему любимому ученому, у людей науки не осталось бы времени для их собственных дел… Что я такое, чтобы отрывать каноника Коперника от его трудов?
– Что ты такое? – подхватил внезапно проснувшийся Вуек. – Ты сын своего отца, капитана Роха Берната! Приходилось ли вам слышать это имя, святой отец?
– Этот славный капитан, если не ошибаюсь, спас от холеры не менее сотни человек, когда пираты в Каффе закрыли выход из бухты?
– Спас ровно триста одиннадцать человек, уж можете мне поверить! А сам – горе такое! – спустя пять лет умер от холеры! И мало того: когда мать каноника Миколая осталась вдовою и имела нужду в корабле, чтобы переправиться с малолетними детишками из Торуни во Влоцлавек, капитан Бернат взялся ее довезти… А ведь знаете, женщина и дети на корабле… – принялся было объяснять Вуек, но Каспер не дал ему закончить.
– Следует ли понимать ваши слова в том смысле, что мне надлежит продолжать изучение наук? – спросил он каноника. – Боюсь только, что после изгнания из Краковской академии в Польше мне трудно будет найти пристанище… – Каспер остановился, вспомнив урок, преподанный ему Куглером. Однако каноник смотрел на него так участливо, что, путаясь и запинаясь, он все-таки закончил свою мысль: – Вы видите меня в первый раз, и я не знаю, вправе ли я просить у вас ходатайства… Не поймите меня превратно, я говорю не о нынешнем годе и не о будущем. Испытайте меня, поручите мне самую черную работу, и, может быть, если я проявлю старание…
Каспер и не подозревал, что слова его могут вызвать такой взрыв гнева.
– Стыдитесь, молодой человек! – воскликнул маленький каноник, смеривая юношу негодующим взглядом. – О какой черной работе может просить воспитанник Краковской академии! Вы, насколько я мог понять, прошли уже факультет «Свободных искусств», теперь вам пора подумать, к кому из профессоров тянет вас призвание… Не торопитесь, однако… До того, как получить звание доктора церковного права, Миколай Коперник изучал и литературу, и математику, и астрономию… Дядя настаивал на церковном праве, так как надеялся, что Миколай со временем станет его преемником по управлению диацезом, а тогда эти знания Миколаю очень пригодились бы… Однако полная мелочных забот и обязанностей жизнь каноника не привлекала Миколая. Получив все-таки, по настоянию епископа, шапочку доктора церковного права, он углубился в изучение медицины и действительно вывез из Италии глубокие познания в деле врачевания недугов. Да простит мне святая дева, если я не прав, но, к стыду наших медиков, в среде их считается, что человек, совершающий какие-либо операции на человеческом теле, недостоин принять церковное посвящение. Поэтому-то и лечат, и зашивают раны, и пускают кровь у нас коновалы и цирюльники – люди грубые и малосведущие… Служитель же церкви, даже имеющий звание доктора медицины, может пользовать больных только по заветам «высшего лекарского искусства» – без пролития крови, пуская в ход только пилюли, мази и притирания. А Миколай, каноник, ученый, племянник и лейб-медик вармийского владыки, берется за все, как простой деревенский брадобрей или костоправ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125