Так вот, говорят, что накануне своего отъезда домой дядя поел заливного из рыбы и уже в дороге заболел… Ужин для него устраивали именитые отцы города, много было приглашенных и из наших, и из орденских земель… Брат Филипп Тешнер тоже присутствовал на этом ужине. Не думаю, чтобы там подавали несвежую еду… Хотя, конечно, всякое может случиться…
– Филипп Тешнер? – произнес Тидеман Гизе и замолчал из боязни еще больше растревожить друга.
Но Коперник понял его с полуслова.
– Брат Филипп, как все любители поесть, неплохой кулинар, – сказал он с горечью, – но в Петркове к приготовлению ужина его вряд ли допустили бы… И к тому же это был его родной отец!
Тидеман Гизе покачал головой и горько вздохнул.
– Всякое может случиться, – повторил он слова Коперника.
Брат Миколай так и не поднял опущенной головы.
Гизе снова тяжело и горько вздохнул.
– Теперь его уже не вернешь, – сказал он. – Польша потеряла своего верного защитника, истинную опору государства, а Тевтонский орден избавился от могущественного и мудрого противника… Да пребудет душа его в мире! Нужно только начатое им дело довести до конца. А что ты скажешь, брат Миколай, о новом епископе, избранном капитулом?
– Не пристало мне, – ответил Коперник с неохотой, – судить своего пастыря и говорить о нем скверно. Но и хорошего я могу о нем сказать немного… Слишком уступчив отец Фабиан Лузянский. Заботясь о своем покое, он предпочитает не портить отношений с людьми… И к тому же очень нетверд в своих мнениях… О, это не Лукаш Ваценрод! Да ведь и выдвинула Фабиана «немецкая», враждебная дяде Лукашу партия.
…Передавая Фабиану Лузянскому дела покойного епископа, Коперник счел необходимым вручить новому князю церкви и полученные из Константинополя письма великого магистра.
Когда отец Миколай вошел в столь знакомый кабинет, сердце его больно сжалось. Мебель в покое была расставлена уже по-иному, была убрана и подушка с полу, на которой, бывало, дремал сенбернар дяди Лукаша. Откуда-то со двора доносилось его жалобное повизгивание… Надо будет приютить пса!
В кресле, обращенном к окну, кто-то пошевелился. Руки Коперника задрожали. Он сам помогал укладывать владыку в серебряный, а затем в дубовый гроб, а сейчас ему почудилось, что из-за высокой спинки кресла выглянет резкий чеканный профиль и строгий голос спросит: «Ну, как дела, Миколай? Все ли бумаги отправлены? Послана ли одежда и продовольствие этим несчастным из Бежиц, которых разорили разбойники тевтоны?»
Но нет, навстречу посетителю с кресла поднялся невысокий пожилой прелат с приветливой улыбкой на благообразном, чуть одутловатом лице.
– Дорогой брат Миколай! Как я рад тебя видеть! Если бы не ты, я вконец запутался бы в делах диацеза!
– Я принес вашему преосвященству важнейший секретный документ, доставленный по повелению покойного владыки из Константинополя. Дядя готовился отвезти документ в Краков и при конфиденциальной аудиенции вручить нашему всемилостивейшему королю. Не соблаговолите ли его прочесть?
Епископ Фабиан присел за небольшой столик (за ним дядя Лукаш играл сам с собой в шахматы, но и шахматная доска была сейчас убрана) и принялся за письмо. Чем дальше он читал, тем в сильнейшее волнение приходил. Коперник сзади видел, как наливалась кровью шея его преосвященства.
– Брат мой, да что же это такое?! Какая низость! Какое предательство! Магистр предает не только Польшу, но и весь христианский мир!
Дрожащими от волнения, непослушными руками епископ долго укладывал письмо в красный сафьяновый портфель.
– Скоро я буду иметь счастье узреть нашего всемилостивейшего короля и с глазу на глаз вручу ему эту бумагу. О, король Зыгмунт не потерпит такой измены! Он сурово накажет Орден. Оставь, сын мой, письмо у меня, считай, что оно в такой же сохранности, как и у твоего покойного дяди!
Выходя от его преосвященства, Коперник с удовлетворением отметил, что епископ до глубины души возмущен поведением магистра. Если даже его преосвященству почему-либо не придется в ближайшее время отбыть в Петрков, он, Коперник, испросит у владыки позволения лично отвезти бумагу королю.
Но события развернулись так, как и предполагать не могли ни новый князь церкви, ни Миколай Коперник.
Передав канцелярию покойного епископа новому, ознакомив Фабиана с неотложными, требующими вмешательства вармийского владыки делами, каноник Миколай мог наконец вернуться к своей заброшенной на столь долгое время астрономии. И тут выяснилось, что большую помощь ему в этом оказали именно отцы каноники, противодействия которых Коперник так опасался. С переездом во Фромборк жизнь Коперника поначалу мало в чем изменялась. Так же, как и раньше, разъезжал он по деревням, так же пользовал хлопов, с такой же охотой и настойчивостью хлопотал перед капитулом об оказании им помощи.
Частые поездки отца Миколая в Лидзбарк, а также посещения новым владыкой каноника Миколая во Фромборке заставили отцов каноников думать, что и у его преосвященства Фабиана Лузянского Коперник стал своим человеком.
Каноники терпеливо переносили вмешательство в их дела, но до поры до времени! Они опасались чрезмерного усиления влияния Коперника и единодушно пришли к выводу: нужно занять чем-нибудь этого неугомонного, отвлечь его от Лидзбарка и не давать ему дальше влиять на слабовольного епископа Фабиана! Здесь, во Фромборке, можно устроить брату Миколаю отличную рабочую комнату. Необходимо срочно этим заняться.
Фромборкская башня еще более располагает к занятиям астрономией и к наблюдению за ночным небом, чем лидзбаркская. И неба здесь, в четырех окнах, было больше, чем в одном узком окошке лидзбаркской башни. И видно отсюда больше: за Фрысским заливом в ясные дни можно разглядеть свинцовую полоску Балтики.
Вот отцы каноники и предоставили в распоряжение Коперника плотников и столяров для оборудования рабочей комнаты, а также пообещали перевезти из Лидзбарка книги, чертежи и инструменты.
«Здесь досточтимому пану доктору будет сподручнее и работать, и размышлять на свободе, и наблюдать ночное небо».
Фромборкская башня действительно как будто самой судьбой была предназначена для того, чтобы служить Копернику для ночных наблюдений. И, чем больше осваивался ученый со своей новой рабочей комнатой, тем реже появлялось у него желание наведываться в Лидзбарк – отцы из капитула оказались правы.
Но вот над вармийским диацезом разразилась беда. Из Петркова, где все еще находился король, пришло известие, что Зыгмунт отклоняет кандидатуру епископа Фабиана Лузянского. Этого-то и боялись члены капитула.
Ведь они и поспешили так с избранием нового епископа в расчете, что, занятый делами Всепольского сейма в Петркове, его величество без внимания отнесется к нарушению его прерогатив.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125
– Филипп Тешнер? – произнес Тидеман Гизе и замолчал из боязни еще больше растревожить друга.
Но Коперник понял его с полуслова.
– Брат Филипп, как все любители поесть, неплохой кулинар, – сказал он с горечью, – но в Петркове к приготовлению ужина его вряд ли допустили бы… И к тому же это был его родной отец!
Тидеман Гизе покачал головой и горько вздохнул.
– Всякое может случиться, – повторил он слова Коперника.
Брат Миколай так и не поднял опущенной головы.
Гизе снова тяжело и горько вздохнул.
– Теперь его уже не вернешь, – сказал он. – Польша потеряла своего верного защитника, истинную опору государства, а Тевтонский орден избавился от могущественного и мудрого противника… Да пребудет душа его в мире! Нужно только начатое им дело довести до конца. А что ты скажешь, брат Миколай, о новом епископе, избранном капитулом?
– Не пристало мне, – ответил Коперник с неохотой, – судить своего пастыря и говорить о нем скверно. Но и хорошего я могу о нем сказать немного… Слишком уступчив отец Фабиан Лузянский. Заботясь о своем покое, он предпочитает не портить отношений с людьми… И к тому же очень нетверд в своих мнениях… О, это не Лукаш Ваценрод! Да ведь и выдвинула Фабиана «немецкая», враждебная дяде Лукашу партия.
…Передавая Фабиану Лузянскому дела покойного епископа, Коперник счел необходимым вручить новому князю церкви и полученные из Константинополя письма великого магистра.
Когда отец Миколай вошел в столь знакомый кабинет, сердце его больно сжалось. Мебель в покое была расставлена уже по-иному, была убрана и подушка с полу, на которой, бывало, дремал сенбернар дяди Лукаша. Откуда-то со двора доносилось его жалобное повизгивание… Надо будет приютить пса!
В кресле, обращенном к окну, кто-то пошевелился. Руки Коперника задрожали. Он сам помогал укладывать владыку в серебряный, а затем в дубовый гроб, а сейчас ему почудилось, что из-за высокой спинки кресла выглянет резкий чеканный профиль и строгий голос спросит: «Ну, как дела, Миколай? Все ли бумаги отправлены? Послана ли одежда и продовольствие этим несчастным из Бежиц, которых разорили разбойники тевтоны?»
Но нет, навстречу посетителю с кресла поднялся невысокий пожилой прелат с приветливой улыбкой на благообразном, чуть одутловатом лице.
– Дорогой брат Миколай! Как я рад тебя видеть! Если бы не ты, я вконец запутался бы в делах диацеза!
– Я принес вашему преосвященству важнейший секретный документ, доставленный по повелению покойного владыки из Константинополя. Дядя готовился отвезти документ в Краков и при конфиденциальной аудиенции вручить нашему всемилостивейшему королю. Не соблаговолите ли его прочесть?
Епископ Фабиан присел за небольшой столик (за ним дядя Лукаш играл сам с собой в шахматы, но и шахматная доска была сейчас убрана) и принялся за письмо. Чем дальше он читал, тем в сильнейшее волнение приходил. Коперник сзади видел, как наливалась кровью шея его преосвященства.
– Брат мой, да что же это такое?! Какая низость! Какое предательство! Магистр предает не только Польшу, но и весь христианский мир!
Дрожащими от волнения, непослушными руками епископ долго укладывал письмо в красный сафьяновый портфель.
– Скоро я буду иметь счастье узреть нашего всемилостивейшего короля и с глазу на глаз вручу ему эту бумагу. О, король Зыгмунт не потерпит такой измены! Он сурово накажет Орден. Оставь, сын мой, письмо у меня, считай, что оно в такой же сохранности, как и у твоего покойного дяди!
Выходя от его преосвященства, Коперник с удовлетворением отметил, что епископ до глубины души возмущен поведением магистра. Если даже его преосвященству почему-либо не придется в ближайшее время отбыть в Петрков, он, Коперник, испросит у владыки позволения лично отвезти бумагу королю.
Но события развернулись так, как и предполагать не могли ни новый князь церкви, ни Миколай Коперник.
Передав канцелярию покойного епископа новому, ознакомив Фабиана с неотложными, требующими вмешательства вармийского владыки делами, каноник Миколай мог наконец вернуться к своей заброшенной на столь долгое время астрономии. И тут выяснилось, что большую помощь ему в этом оказали именно отцы каноники, противодействия которых Коперник так опасался. С переездом во Фромборк жизнь Коперника поначалу мало в чем изменялась. Так же, как и раньше, разъезжал он по деревням, так же пользовал хлопов, с такой же охотой и настойчивостью хлопотал перед капитулом об оказании им помощи.
Частые поездки отца Миколая в Лидзбарк, а также посещения новым владыкой каноника Миколая во Фромборке заставили отцов каноников думать, что и у его преосвященства Фабиана Лузянского Коперник стал своим человеком.
Каноники терпеливо переносили вмешательство в их дела, но до поры до времени! Они опасались чрезмерного усиления влияния Коперника и единодушно пришли к выводу: нужно занять чем-нибудь этого неугомонного, отвлечь его от Лидзбарка и не давать ему дальше влиять на слабовольного епископа Фабиана! Здесь, во Фромборке, можно устроить брату Миколаю отличную рабочую комнату. Необходимо срочно этим заняться.
Фромборкская башня еще более располагает к занятиям астрономией и к наблюдению за ночным небом, чем лидзбаркская. И неба здесь, в четырех окнах, было больше, чем в одном узком окошке лидзбаркской башни. И видно отсюда больше: за Фрысским заливом в ясные дни можно разглядеть свинцовую полоску Балтики.
Вот отцы каноники и предоставили в распоряжение Коперника плотников и столяров для оборудования рабочей комнаты, а также пообещали перевезти из Лидзбарка книги, чертежи и инструменты.
«Здесь досточтимому пану доктору будет сподручнее и работать, и размышлять на свободе, и наблюдать ночное небо».
Фромборкская башня действительно как будто самой судьбой была предназначена для того, чтобы служить Копернику для ночных наблюдений. И, чем больше осваивался ученый со своей новой рабочей комнатой, тем реже появлялось у него желание наведываться в Лидзбарк – отцы из капитула оказались правы.
Но вот над вармийским диацезом разразилась беда. Из Петркова, где все еще находился король, пришло известие, что Зыгмунт отклоняет кандидатуру епископа Фабиана Лузянского. Этого-то и боялись члены капитула.
Ведь они и поспешили так с избранием нового епископа в расчете, что, занятый делами Всепольского сейма в Петркове, его величество без внимания отнесется к нарушению его прерогатив.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125